Факел в ночи

9: Лайя

Разбойничий Привал поднимался в небо, точно огромный кулак. Он осквернял горизонт, а мрак окутанной туманом пустыни в его тени становился еще непрогляднее. Со стороны Привал выглядел спокойным и безлюдным. Но солнце давно село, и зрение могло подвести. Глубоко в трещинах-лабиринтах гигантской горы Привал кишел отщепенцами Империи.

Посмотрев на Элиаса, я увидела, что капюшон у него соскользнул. Я снова надела его. Элиас при этом даже не пошелохнулся, и от тревоги сердце оборвалось. Последние три дня он то приходил в себя, то опять терял сознание, но последний приступ был особенно сильным, и обморок, последовавший за ним, длился больше суток. Так долго еще ни разу не было. Я не разбиралась в медицине так хорошо, как Поуп, но даже мне стало понятно, что это скверно.

Раньше Элиас, по крайней мере, что-то бормотал, и казалось, что он борется с ядом. Но за последние несколько часов он не произнес ни звука. Скажи он хоть слово – я была бы счастлива. Даже если бы он вновь заговорил об Элен Аквилле и ее голубых как океан глазах. Тогда, услышав от него эту фразу, я неожиданно огорчилась.

А теперь он ускользал, но я не могла этого допустить.

– Лайя, – позвал Элиас, и от удивления я чуть не упала с лошади.

– Слава небесам. – Я оглянулась и заметила, что его кожа посерела и высохла, в светлых глазах – горячечный блеск. Он посмотрел вверх на Привал, затем перевел взгляд на меня.

– Я знал, что ты довезешь нас сюда.

На миг он стал прежним: теплый, полный жизни. Он посмотрел на мои потрескавшиеся пальцы – сказались четыре дня, что я ехала, почти не выпуская поводьев – и взял ремни у меня из рук. Первые несколько секунд он держал поводья неловко, стараясь не касаться меня, как будто я могла обидеться на его близость. Поэтому я откинулась назад, прислонившись к его груди, и почувствовала себя в эту минуту безопаснее, чем во все минувшие дни, как будто внезапно облачилась в броню. Он расслабился и опустил руки на мои бедра, отчего у меня по позвоночнику пробежала легкая дрожь.

– Ты, должно быть, вымоталась, – пробормотал он.

– Я в порядке. Поверь, легче десять раз стащить тебя, такого тяжелого, с лошади и усадить обратно, чем иметь дело с Комендантом.

Его смешок был еле слышен, и все же от этого звука меня будто отпустило напряжение. Он направил лошадь к северу и, пришпорив, пустил ее в галоп, пока тропа не стала подниматься вверх.

– Мы близко, – сообщил он. – Едем к скалам, которые чуть севернее Привала – там полно мест, где ты сможешь спрятаться, пока я хожу за теллисом.

Я хмуро посмотрела на него через плечо.

– Элиас, ты можешь отключиться в любой момент.

– Я могу бороться с приступами. Мне нужно-то всего несколько минут, чтобы добраться до рынка, – сказал он. – Это прямо в центре Привала. Там есть всё. Думаю, уж смогу найти аптеку.

Он скривился, его руки напряглись.

– Пойди прочь, – пробормотал он явно не мне. Когда я вопросительно взглянула на него, он притворился, что с ним все в порядке, и принялся расспрашивать меня о последних днях.

Однако когда лошадь взбиралась по каменистой тропе к северу от Привала, тело Элиаса дернулось, как будто невидимый кукольник потянул его за ниточки, и завалилось влево.

Я схватила поводья, возблагодарив небеса, что привязала его и он не мог упасть. Неуклюже обхватив его, вертясь в седле, я попыталась усадить Элиаса ровно, чтобы он не пугал лошадь.

– Все в порядке. – Мой голос дрожал. Я едва удерживала Элиаса, и когда конвульсии стали еще сильнее, старалась оставаться невозмутимой, каким был лекарь Поуп. – Мы достанем экстракт, и все будет хорошо.

Его сердце бешено колотилось. Я положила руку ему на грудь, боясь, что оно вот-вот взорвется. В таком темпе оно попросту долго не выдержит.

– Лайя. – Он едва говорил, в расфокусированном взгляде таилось безумие. – Я должен туда попасть. Не ходи туда одна. Это слишком опасно. Я сам все сделаю. Ты пострадаешь – я всегда… причиняю боль…

Он снова стал заваливаться набок, мелко и часто дыша, затем потерял сознание. Кто знает, как долго продлится обморок на этот раз? К горлу точно желчь подступила паника, но я отогнала ее. Плевать на то, что Привал опасен. Я должна пойти. Элиас с его беспорядочным пульсом и после четырех суток постоянных приступов туда не доберется, если я не сумею раздобыть теллис.

– Ты не можешь умереть, – потрясла я его. – Слышишь меня? Ты не можешь умереть, или Дарин тоже умрет.

Копыта лошади поскользнулись на камнях, и она встала на дыбы, чуть не вырвав поводья из моих рук и едва не сбросив Элиаса. Я спешилась и, тихо напевая испуганному животному, постаралась успокоить его, а заодно умерить свое нетерпение. Густой туман сменился жуткой, пронизывающей до самых костей изморосью.

Я едва могла разглядеть собственную руку, поднесенную к лицу. Но в то же время это придавало смелости. Если я не видела, куда иду, то и бандиты не видели, кто приближается. Тем не менее я ступала осторожно, чувствуя опасность на каждом шагу. С нехоженой, грязной тропы, по которой я шла, было видно, что Разбойничий Привал – не одна скала, а две, будто ее разрубили пополам гигантским топором. Между скалами пролегала узкая долина, мерцая огнями факелов. Видно, там и находился рынок.

С восточной стороны Привала раскинулась безлюдная местность, где среди пропастей, словно тонкие пальцы, вырастали горы, поднимаясь все выше и выше. Затем они сливались воедино, образуя первые невысокие цепи Серранского хребта.

Я осмотрела овраги и лощины и наконец заметила пещеру, довольно просторную, чтобы можно было спрятать там и Элиаса, и лошадь. Ее я привязала к торчащему обломку скалы. Затем, задыхаясь, стащила с нее Элиаса. Под дождем он промок насквозь, но переодеть его в сухую одежду не было времени. Я тщательно подоткнула вокруг него плащ, затем поискала в его мешке монеты, ощущая себя воровкой.

Взяв пригоршню, я коротко сжала его руку, затем выудила один из его платков. Вдыхая запах дождя и пряностей, повязала платок себе на лицо так, как делал он в Серре.

Натянув капюшон посильнее, я выскользнула из пещеры, надеясь, что он все еще будет жив, когда вернусь.

Если, конечно, вернусь.

* * *

Рынок Разбойничьего Привала кишел кочевниками, меченосцами, маринцами и даже варварами, которые то и дело тревожили границы Империи. Торговцы-южане сновали среди толпы в пестрой одежде, что никак не сочеталось с оружием, привязанным к их спинам, груди, ногам.

Я не видела ни одного книжника. Даже раба. Но заметила многих, которые вели себя так же настороженно, как и я. Поэтому я попыталась затеряться в толпе, убедившись, что рукоять моего ножа прекрасно видно.

Спустя несколько секунд меня схватили за руку. Не глядя, я выхватила нож и услышала, как кто-то выругался, но руку тотчас отпустили. Я надвинула капюшон еще ниже и сгорбилась – так я делала в Блэклифе. Это место его и напоминало. Еще один Блэклиф. Только зловонный, и, помимо убийц, здесь обитают воры и разбойники.

Кругом воняло алкоголем и навозом, и через этот смрад пробивался едкий запах гхаша, наркотика, запрещенного в Империи. Ветхие хибары ютились вдоль ущелья, многие жилища гнездились в расщелинах скалы, а натянутый брезент заменял им стены и крыши. Коз и кур здесь было почти столь же много, как и людей.

И хотя лачуги выглядели убого, товары в них продавались весьма дорогие. Горстка людей в нескольких ярдах от меня торговалась над подносом, полным огромных драгоценных камней. Некоторые лавки были под завязку забиты брусками крошащегося вонючего гхаша, тогда как в других торговали бочками с порохом, сваленными как попало в одну кучу.

У меня над ухом просвистела стрела, я отбежала шагов на десять и лишь тогда поняла, что стреляли не в меня. Разодетые в меха варвары стояли рядом с торговцем оружием и проверяли луки, стреляя наугад во все стороны. Разгорелась драка, и я попыталась проскользнуть мимо, но толпа зевак собралась так быстро, что стало невозможно протиснуться. Так я никогда не найду аптеку.

– …Награда шестьдесят тысяч марок, сказали они. Я еще не слышал, чтобы давали такую большую награду…

– Император не хочет выглядеть дураком. Казнь Витуриуса была у него первой, и он его проворонил. А что за девчонка с ним? Зачем ему бежать с книжницей?

– Может, он примкнул к революции. Я слышал, книжники знают секрет серранской стали. Спиро Телуман сам обучал парня-книжника. Может, Витуриуса тошнит от Империи, как и Телумана.

Проклятье. Я заставила себя идти не останавливаясь, хотя отчаянно хотелось послушать дальше. Как к ним просочилась информация о Телумане и Дарине? И что это значит для моего брата?

То, что у него, возможно, времени осталось еще меньше, чем ты думаешь. Вперед.

Сообщения, переданные барабанами, наверняка до самых дальних уголков разнесли описания меня и Элиаса. Я пошла быстрее, осматривая бесконечные ларьки в поисках аптеки. Любое промедление грозило опасностью. Награду за наши головы объявили весьма большую, вряд ли здесь найдется хоть один, кто об этом не слышал.

Наконец в проулке рядом с главной улицей я заметила лачугу с вырезанными на двери ступкой и пестиком. Я свернула в ту сторону и прошла мимо группы кочевников, что вместе с двумя маринцами пили под брезентом дымящийся чай.

– …Как чудовища из ада, – шептал один из кочевников, с тонкими губами и шрамом на лице. – Неважно, как сильно мы боремся. Они продолжают возвращаться снова и снова. Призраки. Чертовы призраки.

Я чуть не встала как вкопанная, но, спохватившись в последний момент, медленно продолжила идти. Выходит, другие тоже видели эту нежить. Любопытство взяло верх, и я наклонилась, притворившись, что завязываю шнурки, а сама напряженно слушала разговор.

– Еще один эйанесский фрегат потонул неделю назад рядом с Южным островом, – добавила женщина-маринийка. Она отпила глоток чая и содрогнулась. – Думали, что это корсары, но единственный выживший нес бред о морских ифритах. Я не поверила ему, но сейчас…

– И гули встречаются здесь, в Приюте, – продолжал кочевник со шрамом. – Я не единственный, кто их видел…

Не в силах сдержаться, я посмотрела на него. Как будто почувствовав мой взгляд, кочевник стрельнул глазами в мою сторону и сразу отвернулся. Затем снова бросил взгляд.

Я попятилась, наступила прямо в лужу и поскользнулась. Мой капюшон слетел. Проклятье. Я поднялась на ноги, надвинула капюшон на глаза и оглянулась. Кочевник все еще смотрел на меня, сощурив темные глаза.

Уходи отсюда, Лайя! Я поспешила прочь, повернув в один проулок, потом в другой, затем снова оглянулась. Кочевника не было видно. Я вздохнула с облегчением.

Дождь припустил вовсю. Я сделала круг и вернулась к аптеке. Выглянула из переулка, проверила, не стоят ли кочевник и его друзья у чайной лавки. Но они, похоже, ушли. Пока они не вернулись и пока меня не увидел кто-нибудь еще, я юркнула в аптеку.

С порога меня окутал аромат трав с примесью чего-то темного и горького. Крыша здесь оказалась настолько низкой, что я чуть не стукнулась головой. С потолка свисали лампы, которые можно встретить в любом жилище кочевников. Их причудливое разноцветное свечение резко контрастировало с полумраком торговой лавки.

– Ипках кесиах меда карун?

Ко мне обратилась девочка-кочевница лет десяти, сидящая в углу. Травы пучками висели над ее головой. Рядами стояли, поблескивая, флаконы. Я оглядела их, пытаясь найти что-нибудь знакомое. Девочка прочистила горло.

– Ипках кия нишея?

Она вполне могла говорить, что от меня разит как от лошади. Но у меня не было времени гадать, что все-таки девочка сказала, поэтому я, понизив голос, спросила в надежде, что она меня поймет.

– Теллис.

Девочка кивнула и порылась в паре ящиков, потом покачала головой, обошла прилавок и осмотрела полки. Затем, почесав подбородок, подняла палец, как будто просила меня подождать, и нырнула в заднюю дверь. Прежде чем дверь захлопнулась, я успела увидеть комнатку с окнами, в которой размещался склад.

Прошла минута. Еще одна. Давай же. Я оставила Элиаса как минимум час назад, и мне понадобится еще полчаса на обратную дорогу. И то если у девочки окажется теллис. Что, если у него снова начнется приступ? Что, если он закричит и выдаст наше местонахождение тому, кто будет случайно проходить мимо?

Дверь открылась, и девочка вернулась, держа в руках пузатую банку, наполненную янтарной жидкостью: экстрактом теллиса. Встав за прилавком, она аккуратно достала маленький пустой флакон и выжидающе посмотрела на меня. Я дважды подняла обе руки.

– Двадцать драхм.

Этого должно хватить, чтобы Элиас продержался какое-то время. Девочка отмеряла жидкость с мучительной медлительностью, поглядывая на меня каждые несколько секунд.

Наконец она запечатала флакон воском, и я протянула руку, но она отдернула флакон, показав мне четыре пальца. Я положила четыре серебряных в ее ладонь. Она покачала головой.

– Завер! – И вытащила из мешочка золотую монету, помахав ею в воздухе.

– Четыре марки? – воскликнула я. – Ты бы еще луну с меня запросила!

Девочка молча вздернула подбородок. Но торговаться у меня не было времени, поэтому я сунула ей деньги, протянув руку за теллисом.

Она колебалась, поглядывая на входную дверь.

Одной рукой я вытащила кинжал, другой – схватила флакон и выглянула из лачуги, оскалив зубы. Но в темном переулке увидела лишь козла, жующего какой-то мусор. Животное заблеяло, посмотрев на меня, затем вернулось к своему пиршеству.

И все же в душе у меня шевелилась тревога. Девочка-кочевница вела себя странно. Я шла, держась подальше от главной улицы, грязными, плохо освещенными переулками. Торопливо шагая по направлению к западной части Привала, я раз за разом оглядывалась и не заметила возникшую передо мной темную худую фигуру, пока не налетела на нее.

– Простите, – раздался шелковистый голос. Запах гхаша и чайных листьев окутал меня. – Я не видел, что вы здесь.

По спине пробежал холодок, когда я узнала этот голос. Кочевник. Тот самый, со шрамом. Он поймал мой взгляд и прищурился:

– И что же девушка-книжница с золотистыми глазами делает в Разбойничьем Привале? Верно, убегает от кого-то?

Небеса. Он узнал меня.

Я метнулась вправо, но он преградил мне путь.

– Прочь с дороги! – Я наставила на него нож. Он засмеялся и положил одну руку мне на плечо, а второй забрал мое оружие.

– Ты так себе глаз выколешь, маленькая тигрица. – Он повертел мой кинжал в руке. – Я – Шикаат из племени Гула. А ты?

– Не твое дело. – Я попыталась отскочить, но он держал меня как тисками.

– Я просто хочу поговорить с тобой. Пойдем. – Он сжал мое плечо.

– Отстань от меня. – Я пнула его по лодыжке, он поморщился и выпустил меня. Но только я бросилась к боковому проулку, как он схватил меня за руку. Его кулак сжимал мое запястье, как наручник. Затем, подняв рукав, он посмотрел на запястье второй руки.

– Рабские браслеты. – Он провел пальцем по коже, с которой еще не сошли мозоли. – Сняты недавно. Интересно. Хочешь послушать мои соображения? – Он наклонился ближе, черные глаза блестели, как будто он рассказывал смешную шутку. – Я думаю, что очень мало найдется девушек-книжниц с золотыми глазами, гуляющих по пустыне, маленькая тигрица. Твои раны подсказывают мне, что ты побывала на месте сражений. От тебя пахнет копотью, возможно, из-за пожаров в Серре? И лекарство… Ну, это самое интересное.

Наш разговор стал привлекать любопытные взгляды, и не только любопытные. Маринец и меченосец, оба облаченные в кожаную броню, какую носили охотники за головами, смотрели на нас с пристальным интересом. Один подошел ближе, но кочевник увел меня от них. Он выкрикнул какое-то слово, и из тени шагнули двое – без сомнения, его приспешники. Развернувшись, они преградили дорогу охотникам.

– Ты та книжница, на которую охотятся меченосцы. – Шикаат осмотрел щели между ларьками, где в темноте могла таиться опасность. – Та, которая сбежала с Элиасом Витуриусом. С ним что-то случилось, иначе ты бы не ходила тут одна. К тому же если б ты не нуждалась так отчаянно в экстракте теллиса, то не заплатила бы за него в двадцать раз больше, чем надо.

– Как, черт возьми, вы все это узнали?

– Не так уж много книжников тут бродит, – ответил он. – Когда один такой появляется, мы сразу замечаем.

Проклятье. Девчонка из аптеки наверняка проболталась.

– А сейчас, – он улыбнулся во весь рот, – ты отведешь меня к своему несчастному другу или же я воткну тебе нож в живот и сброшу в расселину, где ты будешь медленно и мучительно умирать.

Позади нас разгорелся спор между охотниками за головами и людьми Шикаата.

– Он знает, где Элиас Витуриус! – крикнула я охотникам. Они взялись за оружие. Встрепенулись и остальные, кто был на рынке.

Кочевник вздохнул, одарив меня тоскливым взглядом. Как только он отвлекся на охотников, я саданула его по лодыжке и освободилась.

Я бросилась под брезент, опрокинув корзины с товарами, и чуть не сбила с ног старуху-маринийку. На миг Шикаат потерял меня из виду. Передо мной возвышалась неприступная скала, справа от меня тянулся ряд торговых палаток. Слева – громоздилась гора ящиков, привалившись к боку телеги, груженной мехом.

Я нырнула под телегу, сдернув по пути верхнюю шкуру и прикрывшись ею. В ту же минуту в переулок ворвался Шикаат. Пока он осматривался, было тихо. Потом раздались шаги. Все ближе и ближе…

Исчезни, Лайя. Я сжалась и отползла в темноту, схватившись за браслет, что придавал мне мужества. Ты меня не видишь. Ты видишь только тень, только темноту.

Шикаат отшвырнул ногой ящики, впустив немного света под телегу. Я слышала, как он наклонился, как всматривался, слышала его дыхание. Я всего лишь груда меха, я – ничто. Ты меня не видишь. Ты ничего не видишь.

– Житан! – окрикнул он своих людей. – Имир!

Я услышала, как подбежали двое, и в следующий миг свет лампы развеял темноту под телегой. Шикаат сдернул мех. Я увидела перед собой его ликующее лицо.

Правда, ликование тотчас сменилось замешательством. Он взглянул на мех, затем снова туда, где я сидела. Поднял лампу, осветил меня, но посмотрел куда-то мимо.

Как будто не замечал меня. Как будто я стала невидимой.

Но это ведь невозможно.

И как только я подумала об этом, он моргнул и схватил меня.

– Ты исчезла, – прошептал он. – А теперь снова появилась. Это что, колдовство? – Он встряхнул меня так сильно, что клацнули зубы. – Как ты это сделала?

– Пошел прочь! – Я хотела впиться в него ногтями, но он держал меня на расстоянии вытянутой руки.

– Тебя не было! – шипел он. – А потом ты появилась прямо передо мной.

– Ты спятил! – Я укусила его за руку. Он притянул меня ближе, придвинув мое лицо к своему, и заглянул в глаза. – Поменьше кури гхаш!

– Повтори, – потребовал он.

– Ты спятил. Я была здесь все это время.

Он покачал головой, словно признавал, что я не вру, но и поверить не мог. Когда он убрал руки от моего лица, я попыталась вырваться, но тщетно.

– Хватит, – сказал он, когда его сподручники связали мне руки спереди. – Отведи меня к маске или умрешь.

– Я хочу долю. – В голове родилась идея. – Десять тысяч марок. И мы идем одни, я не хочу, чтобы твои люди шли за нами.

– Никакой доли. И мои люди останутся со мной.

– Тогда ищи его сам! Давай режь меня, как обещал, и ступай.

Я выдержала его взгляд, так же как делала Нэн, когда торговец-кочевник предлагал слишком низкую цену за ее джем и она угрожала, что уйдет. Сердце в груди громыхало, точно копыта несущихся лошадей.

– Пятьсот марок, – предложил кочевник. Я собралась было возмутиться, но он поднял руку. – И вдобавок проведем тебя в земли кочевников в целости и сохранности. Это хорошая сделка, девочка. Соглашайся.

– А твои люди?

– Они останутся, – он осмотрел меня, – на расстоянии.

«Беда всех жадных людей в том, что они считают остальных такими же жадными», – однажды сказал мне Поуп. Шикаат таким и оказался.

– Дай мне слово кочевника, что не надуешь меня. – Даже я знала, как велика цена такой клятвы. – Иначе я тебе не поверю.

– Даю слово. – Он подтолкнул меня вперед, и я споткнулась, едва удержавшись на ногах. Свинья! Я закусила губу, чтобы не выругаться вслух.

Пусть думает, что усмирил меня. Пусть думает, что победил. Вскоре он осознает свою ошибку: он поклялся играть честно.

Зато я – нет.