Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 2. Освобождение женщин
Римские женщины никогда не жили в отдельной половине, как в Греции. Жена была в доме хозяйкой и делила с мужем ответственность за соблюдение требований культа всеми членами семьи. Если она была своему мужу любящей и послушной спутницей, а также хорошей домохозяйкой и внимательной матерью, то, по представлению римлян, как и английских викторианцев, жила полной и насыщенной жизнью. У нее не было никаких прав. В семье своих родителей она полностью подчинялась отцу; а выйдя замуж – своему мужу, и была его полной собственностью, как и его дочь. Женщины были довольны таким положением вещей, как уверяют нас Катон Старший и подобные ему авторы.
Однако это не полностью соответствует действительности. Об этом говорит тот факт, что к III веку до н. э. старые формы брака и требование полного подчинения жены мужу начали уступать место свободному браку, в котором женщина оставалась во власти своего отца, а по достижении двадцати пяти лет подчинялась лишь формальной опеке своего наставника. Она уже имела собственность и могла без особых проблем освободиться от мужа, оформив развод. О том периоде, когда произошли столь разительные перемены, мы не знаем практически ничего. В последние пятьдесят лет существования республики, о которых у нас имеется множество свидетельств, в развращенном римском обществе появились женщины новой формации. Их интересы лежали за пределами дома. Они часто становились центром общественного скандала. У них было только одно желание – бежать из дома в мир культурной и умной богемы. Или жить вместе со своим мужем и сыном их общественными интересами и помогать им в продвижении по карьерной лестнице.
В то же самое время – если не считать большей независимости, которую женщины приобрели в системе свободного брака, – большинство замужних женщин, даже из высших классов, вероятно, были довольны – или их заставили быть довольными – обязанностями и делами домашней жизни. Такое положение сохранялось в провинциальных городах Италии; но и в Риме многие женщины, чьи мужья играли выдающуюся роль в политике, по-прежнему хранили верность вековым традициям. До нас дошло более девяти сотен писем Цицерона, из них двадцать четыре было написано его жене Теренции, и в них мы не находим даже намека на то, что она разделяла его литературные или политические взгляды; очевидно, она считала его эгоистом и мирилась с этим, и до тех пор, пока у него не появилась навязчивая идея о том, что она крадет у него деньги, и он с ней не развелся, Теренция вела хозяйство в его доме. Ее ворчливая свояченица, строптивая жена строптивого мужа (брата Цицерона по имени Квинт), носилась со своими проблемами или, что случалось гораздо чаще, навешивала их на других людей, что ужасно всех раздражало. И при этом их брак продолжался более двадцати лет, пока не закончился разводом.
Греческого историка Полибия, жившего в Риме в середине II века до н. э., среди всех помпезных формальностей общественной жизни этого города больше всего поражали церемонии похорон государственных мужей, во время которых по улицам шли люди в посмертных масках его выдающихся предков, и речи над его гробом, в которых восхвалялись достижения этого мужа во благо общества. Вероятно, он очень удивился бы, если бы узнал, что через пятьдесят лет и женщины, после их смерти, будут удостаиваться подобных почестей! Первая публичная речь в честь усопшей женщины была произнесена в 102 году до н. э. Ее произнес консул Катулл в честь своей матери Попилии. После этого, в последние годы существования республики, посмертного чествования удостоилось еще несколько выдающихся женщин. Самая знаменитая речь была произнесена в честь Юлии, вдовы Мария, ее племянником Юлием Цезарем в 68 году до н. э. Он начал так: «Моя тетка Юлия по материнской линии была наследницей царей, а по отцовской – богов. Ее матерью была Марция, а цари из рода Марциев были потомками Анка Марсия; наша семья Юлиев ведет свое происхождение от Венеры. Поэтому она сочетала в себе безупречность царей и святость богов, которые даровали своим слугам царей».
В 54 году до н. э., когда умерла мать Цезаря, его в Риме не было – он в это время завоевывал Британию, но, будь он дома, вне всякого сомнения, произнес бы еще более помпезную речь в ее честь. Цезарь потерял отца в совсем юном возрасте; мать дала ему прекрасное воспитание и образование и помогала в ту пору, когда он закладывал основы своей карьеры.
Женщины голубых кровей всегда играли значительную роль в политике Рима; их браки (организованные, разумеется, родителями) помогали скреплять влиятельные союзы аристократических семейств. В III и II веках до н. э. эти союзы лежали в самой основе римской политики и дипломатии. Такими были браки великого П. Сципиона Африканского, победителя Ганнибала, с Эмилией, сестрой Л. Эмилия Паулла, который в 182 и 168 годах до н. э. был консулом и выиграл 3-ю Македонскую войну, а также его дочери Корнелии и Тиберия Семпрония Гракха, в семье которых родились два революционных трибуна: Тиберий и Гай Гракхи. Женитьбы были средством, с помощью которого политические династии гибнущей республики пытались удержать свою власть. Цезарь мог бы стать одним из «молодых людей Суллы», если бы пожелал развестись с дочерью Цинны и вступить в другой брак. Когда Цезарь, Помпей и Красс заключили в 60 году до н. э. политический союз, Сервилию Кепию было отказано в руке дочери Цезаря Юлии, с которой он был помолвлен, поскольку она должна выйти замуж за Помпея. Юлия умерла в 54 году до н. э., но Помпей отказался вступить в брак с девушкой из семьи Цезарей и, в знак смены своих политических пристрастий, женился на Корнелии, отец которой, Метелл Сципион, стал в 52 году до н. э. вместе с ним консулом Рима.
В последние годы республики женщинам стала свойственна самонадеянность – очень часто, хотя и не всегда, весьма вульгарного толка. Эту самонадеянность они демонстрировали после вступления в брак. Самым ярким примером может служить Семпрония, жена консула, занимавшего пост в 77 году до н. э., несмотря на ее благородное происхождение и хорошее воспитание. Если верить Саллюсту, в 63 году до н. э. она участвовала в заговоре Катилины, целью которого было свержение правительства. Вот как описывает ее Саллюст:
«В добавление к мужчинам разного рода, Катилина, как говорят, привлек в это время некоторое число женщин, которые, чтобы удовлетворить свою удивительную страсть ко всему необычному, сначала продавали свою благосклонность; но теперь, когда эта страсть так и осталась неудовлетворенной, они состарились и не могли больше ее себе позволить и поэтому залезли в большие долги. Катилина верил, что их можно использовать для того, чтобы подбить рабов в Риме на восстание, поджечь город и вовлечь в заговор их мужей.
В число этих женщин входила и Семпрония, многочисленные преступления которой потрясли бы даже закоренелого преступника.
Хорошего происхождения, красивая, имевшая своих собственных детей, эта женщина не имела причин жаловаться на жизнь. Она хорошо знала греческую, а также латинскую литературу; ее пение и танцы были слишком профессиональны для благородной женщины, и она имела много других достоинств, которые помогали ей рассеяться.
Однако самоограничение и целомудрие ничего для нее не значили; трудно сказать, что она проматывала быстрее – деньги или репутацию. Еще до этого она часто не держала слова, лгала, чтобы не платить долгов, даже была пособницей убийц; и, не имея больше денег для оплаты своих причуд, полностью отдалась пороку. А ведь она была не глупа: писала стихи; была веселой; умела вести беседу (на языке ли гостиной или борделя), блистала остроумием и очарованием».
Сам Саллюст, похожий на злодея, который неожиданно увидел свет и совершенно преобразился, был буквально помешан на вопросах нравственности; однако это требует пояснения. Он утверждал, что в Риме существует общество высококлассных проституток-неудачниц (замужних дам), потерявших к тому времени свою былую красоту; и такие женщины дают взятки рабам, чтобы те подстрекали других к бунту, но все это, конечно, говорит о чрезмерно развитом воображении. А то, что Семпрония играла какую-либо роль в заговоре, опровергается молчанием самого Саллюста, и тем фактом, что ее имя не упоминается ни в одном из подробных рассказов об этом заговоре, дошедших до наших дней.
И как тогда объяснить этот ядовитый портрет Семпронии? Была ли она последней представительницей уважаемого когда-то дома, дочерью и последним выжившим ребенком Г. Гракха, ставшего в 123 году до н. э. революционным трибуном? И был ли Децим Брут, один из убийц Цезаря, ее незаконным сыном от самого Цезаря, а вовсе не сыном ее мужа? К таким догадкам прибегают ученые, пытаясь объяснить, почему Саллюст описал ее такой злодейкой.
Но чем бы мы это ни объясняли, портрет Семпронии очень ярок. Тацит ценил его так высоко, что даже позаимствовал для своего описания Поппеи. Напомним, что Семпрония была женой бывшего консула, который в 63 году до н. э. был еще жив и, по неизвестной причине, не считал нужным с ней разводиться. Так что вполне вероятно, она действительно была очень талантливой женщиной, в чем вынужден был признаться Саллюст, однако ее испорченность он сильно преувеличил.
Была еще одна женщина благородного происхождения, которую звали Фульвия – нам неизвестно, была ли она замужем, – которая сыграла в заговоре Катилины не последнюю роль. Она была любовницей Кв. Курия, мужчины, который опозорил одно из самых уважаемых римских имен. В 70 году до н. э. он был изгнан из сената цензорами и, подобно всем разочарованным людям, потерпевшим в жизни неудачу, в 63 году до н. э. присоединился к заговору Катилины. О Фульвии, по крайней мере, можно сказать, что она считала план убийства консула Цицерона неосторожным. Поэтому заставила Курия изменить свои показания, пообещав ему богатое вознаграждение, которое ненавидевший его Цезарь в конце концов убедил сенат не выдавать. В идеальном мире Фульвия усвоила бы полученный ею урок и стала бы жить честно; но – увы! – мы снова встречаем ее через одиннадцать лет в качестве одной из главных участниц вечеринки в борделе, на которую был приглашен тесть Помпея Кв. Метелл Сципион, консул в 52 году до н. э.
Но следует признать, что в общественной жизни республики было много и замечательных женщин. Такой была еще одна Фульвия.
Это одна из немногих римских женщин, внешний облик которой нам известен, ибо, скорее всего, на одной из монет Антония она изображена в виде богини победы. Эта амазонка была женой Клодия, молодого Курио и Марка Антония по очереди. Во всех браках она проявила себя хорошей женой и родила нескольких детей. И, если в последние четыре года жизни она превратилась в мегеру, то это была мегера, бесконечно преданная мужу. После убийства Цезаря в 44 году до н. э. она приняла сторону Антония и жила, проматывая богатства Цезаря. Осенью вместе с Антонием Фульвия была в Бриндизи и смотрела, как рубят головы мятежным центурионам.
Весной, когда Антоний уехал в Галлию, Фульвия осталась в Риме и умоляла влиятельных политиков не объявлять ее мужа врагом народа. В 43 году до н. э. был создан триумвират, и Фульвия отказалась выступить в защиту тысячи четырехсот женщин, состоявших в браке с мужчинами, которые подверглись гонениям. Триумвиры требовали от них непомерных выплат. До и после Филиппов она была агентом Антония в Италии; а потом, вместе с братом своего мужа, который, несомненно, находился у нее под каблуком, командовала армией недовольных в битве с Октавианом. Мы до сих пор можем разобрать оскорбления, которые нацарапали на камнях осаждавшие Перуджу солдаты Октавиана. Они метали эти камни в город с помощью пращей. В книге Марциала можно прочитать грубые высказывания самого Октавиана в адрес амазонки, которая командовала защитниками города. Но когда война закончилась, с ней обошлись хорошо и разрешили присоединиться к Антонию в Афинах. Почти сразу же после этого он уехал в Италию на переговоры с Октавианом; и в 40 году до н. э. в Бриндизи до него дошла весть, что Фульвия умерла в Греции.
Нет ничего удивительного, что писатели того времени и более поздних эпох упоминали о ней без особой симпатии. Мог ли Цицерон не поливать грязью женщину, у которой первым мужем был Клодий, а последним – Антоний? Современные историки любят Фульвию не больше Цицерона. Однако нельзя отрицать, что это была выдающаяся женщина, которая впервые в римской истории сыграла роль жены правителя государства. Лучше всех историков, древних и современных, ее величие осознал Шекспир:
Так говорит о Фульвии Антоний; а Домиций Агенобарб добавляет: «Если бы у всех были такие жены, мужчины ходили бы на войну вместе с женщинами».
Крайняя республиканская партия выдвинула из своих рядов двух замечательных женщин. Первой, вполне справедливо, стала дочь Катона Младшего, которую звали Порция. Она была женой М. Калпурния Бибула. Он был вторым консулом при Цезаре в 59 году до н. э., но не желал с ним сотрудничать. Их брак был счастлив, но к 45 году до н. э. от ее благополучия ничего не осталось. Она потеряла всех сыновей, кроме одного, а сражаясь с Цезарем в эпоху гражданских войн, лишилась отца, мужа и брата. В тот год М. Брут потряс римское общество своим разводом с женой и браком с Порцией. Она была дочерью своего отца и сделала все, чтобы укрепить намерение Брута убить Цезаря во время Мартовских ид. Они разговаривали, как вдруг Брут заметил, что она истекает кровью; Порция нанесла себе рану, чтобы таким необычным способом доказать мужу, что он может всецело ей доверять. Позже, когда Цезарь был убит, на его убийц начались гонения и Брут был вынужден бежать из страны, друзья Порции опасались, что она покончит жизнь самоубийством, и не спускали с нее глаз. Но она все-таки сумела их обмануть – у нее забрали кинжал, но она проглотила горячие угли из очага и умерла. Порция стала предтечей жен мучеников-стоиков, которые позже будут выступать против власти цезарей.
Но самой великой из женщин поздней республики была Сервилия. Она приходилась старшей сестрой Катону Старшему, которую он глубоко уважал. Сервилия дважды выходила замуж и в 59 году была близка к тому, чтобы сочетаться браком в третий раз и не с кем-нибудь, а с самим Цезарем. Они поддерживали тесную связь и, возможно, единственной причиной, по которой Цезарь в тот год женился на Кальпурнии, стал тот факт, что Сервилии было уже сорок лет, а Кальпурнии – всего восемнадцать. Цезарь же очень хотел сына. Но его уважение к Сервилии (среди других причин) заставило его великодушно простить ее сына Брута, который сражался против него в Фарсалии в 48 году до н. э., и доверять ему до того самого момента, когда он увидел Брута среди своих убийц.
В последующие за убийством пятнадцать месяцев, судя по письмам Цицерона, Сервилия находилась в самой гуще римской политической жизни и оказывала на нее большое влияние.
5 июня, через три месяца после Мартовских ид, два главных героя этих дней, преторы Брут и Кассий, которые, покажись они в Риме, сразу были бы растерзаны народом, получили оскорбительные предложения занять в провинции мелкие административные должности комиссионеров по заготовке зерна в Азии и на Сицилии. 8 июня в Анцио явился семейный консул, желая узнать, согласны ли они принять это предложение. На совет пришли Брут, Кассий, Сервилия, ее дочь Юния Терция (жена Кассия), жена Брута Порция и друг семьи Цицерон. Кассий, с горящими от гнева глазами, был похож на Марса, но советом руководила Сервилия. Когда Цицерон завел речь об упущенных возможностях, она перебила его и сказала, обращаясь к нему, что никогда не слыхала такой чепухи. Кассий отказался проглотить оскорбление и принять должность комиссионера, и она произнесла: «Хорошо. Мы заставим сенат забрать это предложение назад. Я прослежу за этим».
С того времени, когда Брут и Кассий летом 44 года до н. э. отправились в изгнание на Восток, а Октавиана, приемного сына человека, которого они убили, стало привечать римское правительство, тревога Сервилии за будущее, должно быть, с каждым днем все больше возрастала. На следующий год у нее появился еще один повод для беспокойства. 30 июня 43 года до н. э. другой ее зять, Лепид, дезертировавший из республиканской армии в Галлии и присоединившийся к Антонию, был объявлен в Риме врагом народа. Если его собственность конфискуют, а это было вполне вероятно, что станется с ее дочерью и сыновьями Лепида, ее внуками? И что она может посоветовать своему сыну Бруту, живущему на Востоке? Может быть, ему пришло время вернуться в Рим с армией, которой он теперь командует? 25 июля Сервилия собрала в Риме семейный совет, на котором присутствовал Цицерон, чтобы решить, что делать.
Мы знаем из писем Брута к Цицерону и из писем Цицерона к нему о неутихающей тревоге Сервилии; она была, по словам великого оратора, «столь же неутомима, сколь и умна».
«Ты – в центре всех ее дум», – писал Цицерон Бруту. И после битвы при Филиппах победитель Брута продемонстрировал, что он тоже это понимает. Антоний прислал ей прах ее сына. На сколько лет она пережила Брута, мы не знаем.
Для римской и итальянской аристократии 40-е годы последнего века до Рождества Христова были десятилетием непрекращавшихся войн (Фарсамская, Фанская, Филиппийская и Перусинская войны) и убийств: убийство Цезаря в 44 году до н. э. и кровавая баня, устроенная попавшим в опалу людям на следующий год. А в конце десятилетия мир был столь же далек, как и в его начале: Октавиан в Италии враждовал с Антонием, жившим на Востоке, а Секст Помпей, в руках которого находились морские пути в Италию, мешал ввозу продовольствия в Рим.
Надежды на установление мира, пока три великих полководца не придут к соглашению, не было; этого удалось достичь только в 40 году до н. э., когда Октавиан и Антоний заключили соглашение в Бриндизи, а на следующий год – с Секстом Помпеем в Мизенуме. И хотя мир продолжался недолго, его достижение было дипломатической победой, которая стала возможной в значительной степени благодаря усилиям двух искренне уважаемых женщин: матерей Антония и Секста Помпея. В обоих случаях эта победа увенчала жизнь женщин, которые досыта хлебнули горя и лишений. Мать Антония Юлия (дальняя родственница диктатора) после смерти своего совсем не выдающегося супруга вышла замуж во второй раз. Ее нового мужа в декабре 63 года до н. э. казнили по приказу Цицерона, как участника заговора Катилины. Мать Секста Помпея звали Муция. Помпей, вернувшись с Востока в 62 году до н. э., развелся с ней; она вышла замуж во второй раз и родила сына Эмилия Скаура.
Секст Помпей пожалел Юлию, которая всячески старалась облегчить участь людей, попавших в опалу в 43 году до н. э.; в их числе был и ее брат. После Перусинской войны она нашла у него убежище и в благодарность за это помогла ему заключить союз со своим сыном. В Бриндизи она помогла Антонию примириться с Октавианом. Возможно, она вместе с Муцией помогла Антонию и Октавиану в 39 году до н. э. заключить соглашение с сыном Муции Секстом Помпеем в Мизенуме. Октавиан не забыл доброты Муции и продемонстрировал свою благодарность, пощадив, после битвы при Акциуме, жизнь ее сына Эмилия Скаура, который сражался против него и попал в плен.
Все эти женщины были благородного происхождения. Но в более мрачные времена политической жизни – а таковым было десятилетие после смерти Суллы в 78 году до н. э. – в Риме жили влиятельные женщины, характер которых был гораздо менее привлекательным. Среди них можно назвать Прецию, женщину очень низкого происхождения, которая держала салон, где главную роль играл Корнелий Цетег, перебежчик 80-х годов до н. э., когда Сулла воевал со сторонниками Мария. Это был влиятельный и беспринципный серый кардинал 70-х годов до н. э. Плутарх описывает эту непривлекательную женщину так:
«Среди тех, кто прославился красотой и недостойным поведением, была женщина по имени Преция. Она была на самом деле не лучше обычной проститутки; но благодаря тому, что использовала свои контакты и разговоры с людьми к политической выгоде своих друзей, стала более привлекательной благодаря репутации женщины, которая заботится об интересах своих друзей. А поскольку Цетег, чья репутация и влияние находились на самом пике, был ее любовником, она стала в Риме всемогущей. Не принималось ни одного общественного решения, если его не поддерживал Цетег, а сам Цетег получал приказания от Преции».
Так Л. Лукулл, занимавший в 74 году до н. э. пост консула и не отличавшийся безупречной репутацией, смог получить пост командующего армией для войны с Митридатом только при поддержке Цетега, а чтобы добиться его, он вынужден был заплатить Преции, сколько она запросила.
Менее вредным было влияние прекрасной актрисы Волумнии Цитории (любовницы Антония и М. Брута), присутствие которой в качестве гостьи на обеде однажды так сильно шокировало Цицерона, поскольку он не подозревал, что это будет пир подобного типа.
В последние годы республики были и другие женщины – красивые, умные и развращенные, которые, не занимаясь политикой, стремились в полной мере использовать свое очарование, пока оно еще не пропало. Одной из них была Клодия, другой – Фауста. В венах обеих текла кровь благородных Метеллов; из этой семьи вышли многие выдающиеся консулы. По отцовской линии Клодия происходила из семьи Аппиев Клавдиев, имена которых встречаются во всех главах книг по римской истории начиная с V века до н. э. Фауста была дочерью Суллы. Обе имели мужей, которые играли важную роль в общественной жизни Рима. Мужем Клодии был большой сноб, Метелл Целер, который стал консулом в 60 году до н. э. и умер на следующий год. Фауста вышла замуж за Анния Милона, который, как и брат Клодии (которого он убил в 52 году до н. э.), был шумным и опасным бандитом и бездарным политиком. Им восхищался Цицерон – и никто больше.
В 61 году до н. э. Клодии было тридцать три года; в этот год в нее без ума влюбился поэт Кв. Валерий Катулл из Вероны, который был на шесть лет ее младше. Они страстно любили друг друга и столь же страстно ругались. До нас дошли стихи, которые он ей посвящал – его «Лесбия» и три года их экстаза остались в веках. «Лесбия, будем жить и будем любить». В 59 году до н. э. неожиданно скончался ее муж, по слухам отравленный женой. Она, несомненно, не была безутешной вдовой, поскольку в том же самом году Катулла сменил новый любовник – еще более юный человек, М. Целий Руф, сын благородного семейства, который мечтал о карьере сенатора. Ему было двадцать три года, Лесбии – тридцать пять. Целий был другом Катулла; до нас дошли горькие жалобы отставленного любовника.
Целий недавно покинул родной дом и поселился на Палатине у брата Клодии. Его жизнь с Лесбией была полна удовольствий: «ухаживания, любовь, посещение Байи – римского эквивалента Брайтона, купания, обеды, вино, песни, музыкальные вечера, катания на лодках». Однако в 57 году до н. э. непрерывные развлечения утомили Целия; Катулл сумел выдержать три года такой жизни, а он – всего два. Подобные женщины считают своей привилегией бросать любовников, когда им вздумается, но они никак не ожидают, что бросят их. В апреле 56 года до н. э. Целий вынужден был приходить в суд и отвечать на фантастические обвинения, придуманные Клодией. Он первым произнес речь в свою защиту, в которой назвал ее Клитемнестрой – ибо Клитемнестра убила своего мужа – и, выражаясь вульгарным языком, обозвал ее уличной девкой. Цицерон выражался менее вульгарно, но столь же ярко – он разнес ее в пух и прах. Она жила как проститутка; ее дом «пользовался дурной славой, был диким, преступным и развратным»; она давала приют «похоти, необычным выходкам, неслыханным порокам всякого рода и оскорблениям».
Это одна из самых кратких и самых лучших речей Цицерона. Защищая права юноши – своего клиента, он отдавал дань увлечениям юности, а высмеивая слабость некоторых утверждений обвинения, был беспечным, веселым и смешным. Он забыл, что для Клодии, подавшей в суд, из-за того что она чувствовала себя униженной и оскорбленной, приговор станет настоящей трагедией. Ей было уже тридцать восемь лет, и она понимала, что впереди ее не ждет ничего хорошего. Мы никогда больше о ней не слышали.
Нравственный облик Целия никогда не внушал уважения, но он был умен, остроумен и отлично образован, о чем свидетельствуют его письма Цицерону, дошедшие до нас. Катулл тоже обладал всеми этими качествами, и, несмотря на язвительный язык, он был нежным, чувствительным и любящим человеком. То, что Клодия, глаза которой ярко сверкали, была очень красива и надолго сохранила свою красоту, не подлежит сомнению. Но помимо этого, она была остроумна, умна и хорошо образованна, иначе ей не удалось бы так сильно привязать к себе двух юношей, которые были значительно моложе ее. Семпрония, чей характер Саллюст – чопорный моралист – хотел переделать по своему разумению, был ее старше; она, по словам самого Саллюста, была умной женщиной, прекрасной собеседницей. Клодия была вдовой консула, Семпрония – бывшей женой консула. Обе они восстали против условностей общества, стремясь находить развлечения где только можно. Они рисковали и жили опасной жизнью. Но они готовы были на все, чтобы только спастись от скучного респектабельного существования.
Что касается Фаусты, то ее муж Мило, как говорят, застал ее в постели с историком Саллюстом – еще в те годы, когда Саллюст вел жизнь грешника, – и чуть было не убил его, а потом, прежде чем отпустить восвояси, потребовал выплатить ему большую сумму. Однако Мило не стал разводиться с женой, и эта пикантная история вполне могла быть выдумана.
Женщиной более благородного происхождения была Цецилия Метелла, невестка П. Лентула Спинтера, который был консулом в 57 году до н. э. и благодетелем Цицерона. В число ее любовников входил и зять Цицерона П. Корнелий Долабелла; а когда в 45 году до н. э. ее муж был вынужден развестись с ней, она вышла замуж за легкомысленного сына актера Эзопа и помогла ему промотать огромное состояние, доставшееся от отца.
Богатые, знатные, красивые и талантливые женщины, не связанные никакими моральными запретами, жаждали животных удовольствий или власти – а может, и того и другого. На обширной сцене поздней республики хватало места для всех. С воцарением империи их деятельность была сильно ограничена, если, конечно, они не принадлежали к семье императора или не были приняты в нее. В этом случае их возможности сильно возросли – но и риски выросли тоже, как обнаружили Юлия и Мессалина.
Рассказы о знаменитых развратницах поздней республики, которые содержатся в основном в книгах враждебных по отношению к ним авторов, сообщают нам, хотя и ненамеренно, что эти женщины получили хорошее образование и отличное воспитание. Мы можем найти в источниках рассказы и о таких женщинах, которые прославились не своими пороками, а прекрасным воспитанием и образованием.
В поздней республике не было более трагической женской судьбы, чем у Корнелии, дочери Метелла Сципиона, консула в 52 году до н. э. Ее первый муж П. Красс, красивый и одаренный молодой человек, которого, по разным причинам, очень любили Цезарь и Цицерон, был убит вместе со своим отцом в Карре в 53 году до н. э. На следующий год, по политическим соображениям, ее выдали замуж за Помпея, жена которого, Юлия, умерла за два года до этого. Впрочем, ее второй брак оказался еще более трагичным, чем первый: он продолжался четыре года, два из которых пришлись на годы гражданской войны, а в конце четвертого она стала свидетельницей убийства Помпея, когда, бежав после своего разгрома под Фарсалом, он высадился в Египте. Вот ее описание, сделанное Плутархом: «Молодость, вне всякого сомнения, не была единственной причиной ее очарования. Она была начитанна, играла на лире, хорошо знала математику и могла внести полезный вклад в философскую дискуссию. В то же самое время в ней не было ничего непривлекательного, ничего от синего чулка, как часто бывает с подобным типом умудренных знанием молодых женщин…»
Культура, которой Проперций восхищался в образованных женщинах, носила литературный характер. Начиная со времен поздней республики многие римские женщины получали прекрасное образование. Выдающийся оратор Кв. Гортензий, умерший в 50 году до н. э., имел дочь, которая, вероятно, была женой Кв. Сервилия Цепиона, усыновившего М. Брута. Несмотря на то что женщины не могли выступать в римском суде, она так сильно увлеклась профессией своего отца, что в критический момент в истории Рима произнесла в суде речь и с большим успехом. Это произошло в 42 году до н. э., когда жена Антония Фульвия отказалась защищать жен попавших в опалу мужчин, на которых триумвиры наложили невыносимый налог. Гортензия в своей незабываемой речи выступила в их защиту. Эта речь дошла до наших дней – потому что это была хорошая речь, а вовсе не потому, что ее произнесла женщина.
Сатирики по традиции обвиняли женский пол в тщеславии, экстравагантности, безнравственности и пристрастии к подозрительным религиозным культам. В начале II века н. э. Ювенал в своей шестой сатире обрушился на женщин за все эти пороки – и за другие тоже.
Была в Риме женщина – синий чулок, а другая – сплетница, совавшая нос во все дела; таких полным-полно и в наши дни. Беседа за обеденным столом у первой превращалась в нудную лекцию на любую тему, приходившую ей в голову. Это могла быть литература или философия. У знатоков не было ни единого шанса – она затыкала рот всем. Если ее подруги ухитрялись вставить словечко, она превращалась в учительницу и исправляла их произношение; она даже критиковала своего мужа за его манеру говорить. Что касается сплетницы, то она всегда самой первой узнавала все новости – которые часто сама же и выдумывала – о катастрофических наводнениях, необычных кометах, последних сообщениях из Китая или Фракии. В обществе генералов обо всем говорила она, а не ее муж. Ее женское начало проявлялось только в интересе к чужим делам; она знала и выдавала секреты всех римских спален.
Это – рассказ сатирика, не портрет, а карикатура. Цель ее совершенно очевидна. В обществе императорского Рима было много талантливых женщин, которые могли поддерживать умную беседу с мужчинами – о литературе и о текущих событиях.
Тесная связь замужних женщин с интересами своих мужей проявлялась в империи в очень мрачном виде. Во всех случаях, когда мужья подвергались гонениям за предполагаемую измену, вместе с ними страдали и их жены.
В конце правления Нерона в Риме жила женщина, столь бледная, что ее можно было принять за покойницу. Это была вдова Сенеки, Помпея Паулина, которая обещала мужу покончить жизнь самоубийством сразу же после его смерти. Этот момент наступил в 65 году н. э. Но ее сумели спасти по приказу Нерона и вернули к жизни, когда она была уже у самых ворот смерти. Завистники, правда, утверждали, что она сама хотела, чтобы ее спасли; однако недоброжелателям не всегда можно верить.
Сенека был философом и политиком. И преданность его жены можно сравнить с верностью жен других философов-политиков из школы стоиков-циников, живших в первые годы Римской империи. Эти люди мечтали о возрождении республики и выступали против правительства на том основании, что если уж Риму суждено было иметь императора, то это должен быть человек, возвысившийся за счет своих достоинств, а не по праву рождения или силы. Эти люди выбирали себе хороших жен, которые разделяли их убеждения и были готовы, если потребуется, разделить с ними и их судьбу.
Три женщины были особенно знамениты: Аррия Старшая, ее дочь Аррия Младшая и ее внучка Фанния. Две последние были близкими подругами Плиния Младшего; Тацит, должно быть, тоже их знал.
Аррия Старшая, жена Цецины Пета, который был консулом в 37 году н. э. и почему-то дружил с императрицей Мессалиной, проявила свое мужество уже тогда. Когда ее муж опасно заболел, она утаила от него смерть сына и говорила о нем как о живом до тех пор, пока муж не выздоровел. После неудачного восстания иллирийских легионов против Клавдия в 42 году н. э. Цецина Пет был отозван в Рим и посажен под арест. Аррии было запрещено сопровождать его; но она наняла корабль, принадлежавший частному лицу, и вскоре прибыла в Италию. Когда заботливые друзья спрятали от нее все орудия самоубийства, она разбила голову о стену. Ее спасли, но она заявила, что женщину, твердо решившую умереть, не остановит ничто. Когда Цецин был поставлен перед выбором – самоубийство или казнь, – она вонзила себе в грудь кинжал, а потом протянула нож ему, воскликнув, что это не больно: «Paete, non dolet» (Плиний. Письма. 3 и 16).
(Это бесстрашная решимость покончить жизнь самоубийством – одно из наиболее замечательных свойств римлян; им обладали не только мужчины, но и женщины. Тацит рассказывает нам о сенаторе, которому Нерон велел покончить с собой: теща и дочь этого сенатора тоже вскрыли себе вены. Все трое умерли на глазах друг друга.)
В 56 году н. э. консулом Рима был Фрасея; он в течение десяти лет критиковал Нерона и в 66 году до н. э., после заговора Пизона, вынужден был покончить с собой. Его семья не колебалась ни минуты: жена Аррия, дочь Фанния, муж дочери Гельвидий Приск и ее пасынок (сын от первого брака Приска) Гельвидий Младший – все последовали за ним. Аррия Младшая, как и ее мать, не знала более сильного долга, чем подчинение мужу; ей помешал совершить в 66 году самоубийство только его запрет. Ее, вместе с остальными членами семьи, отправили в ссылку; вернули назад при Гальбе, потом снова сослали и снова вернули. К моменту смерти Веспасиана она и ее дочь уже похоронили своих мужей, ибо Гельвидий Старший был казнен. Его сына казнил Домициан в 93 году н. э., а женщин снова отправили в ссылку. Их вернул оттуда Нерва. Смерть Фаннии была столь же жертвенной, как и ее жизнь. Она добровольно стала ухаживать за весталкой, заболевшей туберкулезом, заразилась от нее и умерла.
Самые большие перемены, которые принесла с собой Римская империя и которые касались жизни женщин, чьи мужья принимали активное участие в общественной жизни, произошли из-за того, что их теперь не заставляли оставаться дома, когда мужья уезжали по делам в провинцию. Во время гражданских войн женщины бежали со своими супругами за море, и в результате этого люди стали сомневаться в мудрости республиканских правителей. Законы, вполне разумные в прежние дни, когда проконсулы и их помощники активно участвовали в управлении провинциями в течение года, во II веке до н. э. были изменены. Дело управления провинциями перешло в руки гражданской администрации. Конечно же глупо было бы ожидать, что жены магистратов станут вести себя так же, как жена консула во времена Гая Гракха, которая заставила выгнать мужчин из бани в Теане Сидицинской в Кампанье и прославилась своей глупостью на века.
В ходе своей общественной деятельности мужчине приходилось более трех раз уезжать из Рима и не менее года, а иногда и несколько лет исполнять административные или военные обязанности в какой-нибудь из провинций. Во время его отсутствия семья оставалась в Риме. Мальчики двенадцати лет и старше обычно отправлялись с отцом, и если не умирали в провинции (Порция лишилась двух сыновей, которые в 51 году до н. э. уехали с ее мужем Бибулом в Сирию), то их моральный облик часто ухудшался. Например, в Киликии в 51–50 годах до н. э. Марк приказал своему юному племяннику Квинтию Цицерону вскрывать письма, которые его мать писала из Рима отцу (он тоже находился в Киликии и работал в команде своего брата Марка). После этого Цицерон должен был передавать их дяде, потом снова запечатывать и вкладывать в почту своего отца. Более серьезные проблемы возникали в том случае, если привлекательная соломенная вдовушка становилась жертвой опытного соблазнителя. Ее мужу в провинции сообщали пикантные подробности ее падения, порой лживые, а порой – и правдивые. Узнав об измене, многие мужья, сразу же по возвращении домой, подавали на развод. Так Л. Лукулл развелся с Клодией (сестрой Лесбии), вернувшись с войны на Востоке в конце 60-х годов; его преемник Помпей, приехав из Италии в 62 году до н. э., расстался с Муцией. Чтобы избежать искушения, женщина должна была быть другой Элией Галлой, которая вела себя как Пенелопа. Ее муж в 20 году до н. э. уехал воевать с парфянами; Проперций мягко упрекал его в бессердечии.
После гражданских войн Августу было бы очень трудно возродить прежние обычаи, даже если бы он очень захотел. Но он был слишком умен, чтобы возрождать их.
Браки при нем были гораздо прочнее, чем во времена республики. Более того, жены теперь стали играть заметную роль в карьере своего мужа. Конечно, существовала опасность, что они начнут этим злоупотреблять, и в первые годы правления Тиберия две женщины чуть было не подчинили себе мужей – они стали вмешиваться даже в командование войсками. Это были Агриппина Старшая, жена Германика, и подруга Ливии Планцина, жена Кн. Пизо, губернатора Сирии. Публичное соперничество двух этих женщин в Сирии привело к трагедии – в 19 году н. э. Германик изгнал Пизо из своей провинции и вскоре умер, а Пизо был казнен в Риме по обвинению в измене.
Поэтому неудивительно, что на заседании сената в 21 году н. э., на котором председательствовал, в качестве консула, сын императора Друз, обсуждалось присутствие жен в провинциях. Это были очень интересные дебаты; их открыл Север Цецина, «викторианские» взгляды которого на женщин совпадали со взглядами Катона Старшего, изложенными в его речи против отмены Оппиева закона более двух веков назад. Тем не менее этому реакционеру не удалось помешать развитию прогрессивных тенденций.
После длительного вступления, в котором Север Цецина рассказал о своей счастливой жизни с женой, родившей ему шестерых детей, он заявил, что в течение сорока лет своей службы в разных провинциях всегда настаивал на том, чтобы она жила в Риме. Все это было сказано для того, чтобы показать, что он всегда подчинялся закону, в защиту которого выступает. После этого он заявил, что ни одна женщина не должна сопровождать своего мужа, когда он отправляется на административную службу в провинцию. Север подчеркнул мудрость существовавшего когда-то закона, запрещавшего женщинам входить в состав дипломатических или административных миссий за пределами Италии. И все потому, что в мирное время женщин надо развлекать, а от этого страдает управление провинцией, а во время войн они мешают эффективным боевым действиям, поскольку впадают в панику и превращают римскую армию на марше в подобие свиты варварских царей, совершающих путешествие по стране. Проблема заключается вовсе не в том, что, в случае ослабления дисциплины, женщины начнут плести интриги с целью захватить власть. «Они бродят среди солдат, заставляют офицеров быть у них на побегушках. А недавно случилось неслыханное – женщина командовала парадом когорты и даже маневрами легионеров. Членам сената не надо напоминать о многочисленных случаях казни продажных чиновников, при которых наказали мужей, хотя виновны были женщины. Это были жены, которые, с первой же минуты своего появления в стране, начинали притягивать к себе людей самого дурного толка и участвовать в интригах и заговорах. Фактически мы имеем не одну, а две официальные свиты и два правительственных дома, и все неразумные и деспотичные распоряжения исходят от женщин, которым законы Оппия и другие указы когда-то указывали на их место, но которые в наши свободные времена управляют домашним хозяйством, судами – и даже армией» (Тацит. Анналы).
Эту речь неоднократно прерывали криками о том, что она неправильна, а Цецина – не тот человек, который может произносить речи о государственной политике по столь важному вопросу, и мало кто из членов сената ее одобрил. В конце концов Валерий Мессала, унаследовавший от своего отца ораторские способности, ответил на вопросы, которые поднял в своей речи Цецина. Он отметил, что многие суровые законы прошлого были смягчены, и это правильно, поскольку времена изменились. Прошли те дни, когда у ворот Рима стояла война, а провинции находились в руках врага. Он полагает, что разрешение женам сопровождать своих мужей не так уж опасно, оно не нанесет серьезного удара по семейному бюджету, а провинциальным налогоплательщикам не будет стоить ничего; женщины просто будут жить рядом с мужьями, вовсе не мешая нормальной работе администрации. Если же разразится война, то мужчины наденут доспехи и пойдут воевать; но, когда они возвратятся после тяжелых боев, что может быть для них приятнее, чем отдых в обществе жен? Что касается обвинений в стремлении захватить власть и в жадности, которые Цецина выдвинул против женщин, то Валерий Мессала отметил, что, несмотря на склонность многих чиновников поддаваться различным искушениям, их не прекратили отправлять в провинции. «Если вы заявляете, что жены часто совращают мужчин с пути истинного дурными советами, то я задам вам простой вопрос: а что, холостяки безупречны? Оппиевы законы были хороши в прошлом, поскольку условия тех дней не оставляли иного выбора; если с тех пор были сделаны разные послабления, то только потому, что отвечают интересам общества. Не надо объяснять наши собственные слабости всякими отговорками. Если жена ведет себя недостойно, то виноват в этом ее муж. Один или два человека могут проявить слабость, но из-за этого не надо лишать мужей и жен их совместного партнерства в горе и радости. Женщины слабы от природы; а Цецина предлагает, чтобы мужья оставляли их одних и они становились жертвами искушения своей плоти и вожделения чужих мужчин. Если же мужчины будут следить за своими женами и спасут свой брак от гибели, то легко можно себе представить, что произойдет, если через несколько лет они будут расторгнуты под влиянием того, что в любом случае приводит к разводу. Мы стремимся провести реформы в отдаленных районах империи, но было бы большой ошибкой закрывать глаза на то, что происходит здесь, в Риме».
Друз произнес короткую речь в том же духе. Он сказал, что члены императорской семьи часто посещают отдаленные районы империи. Он сослался на свой брак и привел несколько примеров, когда Ливия сопровождала Августа в поездках по римским провинциям на Западе и на Востоке. Он сообщил о своем визите в Иллирию и в другие части империи, которые, в интересах страны, ему, возможно, потребуется нанести в будущем. «Я не думаю, что мне захочется поехать туда, – сказал он, – если для этого потребуется расстаться с женой, которую я горячо люблю, и не только ради наших детей, но и ради нее самой».
В I веке н. э. посещение провинции правящим императором вместе с супругой было еще редким явлением, но в следующие века ситуация изменилась. Отправляясь на Восток, Траян взял вместе с собой жену и племянницу. Сабина путешествовала вместе с Адрианом вверх по Нилу. Младшая Фаустина умерла в Каппадокии; Юлия Домна была рядом с Септимием Севером, когда он умер в Йорке.
