Базар житейской суеты. Часть 1

Глава XІІІ. Веселая жизнь порядочныхъ джентльменовъ и необыкновеяная прозорливость нѣжной страсти

Должно однакожь согласиться, что джентльменъ, на чье имя адресовались письма миссъ Амеліи Седли, былъ чрезвычайно строгій и даже закоснѣлый критвкъ. Посланіе слѣдовало за посланіемъ въ его провинціяльную квартиру, и ему сдѣлалось даже совѣстно передъ своими собутыльными товарищами, которые перемигивались, шутили и смѣялись, когда онъ, въ ихъ присутствіи, получалъ полновѣсные конверты. Выведенный изъ терпѣнія и проникнутый справедливымъ негодованіемъ. Джорджъ Осборнъ отдалъ своему камердинеру строжайшій приказъ, чтобы тотъ впередъ приносилъ ему эти письма поутру, когда сидитъ онъ одымъ въ своемъ кабинетѣ за кофеемъ и трубкой. Однажды – страшно сказать! онъ закурилъ сигару принесеннымъ письмецомъ, къ величайшему ужасу честного капитана Доббина, который, можете вообразить! согласился бы предложить банковый билетъ за этотъ документъ.

Его любовная исторія оставалась на нѣкоторое время глубокой тайной для всего, что ни окружало мистера Осборна. Онъ не таилъ, что ведетъ интригу, и даже намекалъ, что тутъ замѣшана особа высокого полета, но какая именно, Джорджъ Осборнъ помалчивалъ, бросая на своихъ товарищей многозначительные взгляды.

– Да, чортъ побери, онъ себѣ на умѣ, этотъ молоденькій красавчикъ, говорилъ сослуживецъ Спуни другому сослуживцу Стоббльсу. И какъ-будто у него это первая интрига? Поди! Въ Демерарѣ судейская дочка чуть не сошла по немъ съ ума; а въ Сенъ-Винцентѣ – помнишь? эта богатая мулатка, миссъ Пай, врѣзалась въ него по уши. Съ той поры, какъ онъ на родинѣ, молодыя леди, говорятъ, чуть ли не царапаютъ изъ-за него глаза другъ-другу. Да что тутъ толковать? Онъ настоящій дон-Жуанъ.

А быть «настоящимъ дон-Жуаномъ» значило, по мнѣнію господъ Спуми и Стоббльса, совмѣщать въ ceбѣ всѣ прекраснѣйшія качества, какія только могутъ украшать порядочного джентльмена, и на этомъ основаніи, Джорджъ Осборнъ пользовался завидной репутаціей между всѣмй окружавшими его молодыми людьми. Онъ постигалъ всѣ извороты полевой охоты, пѣлъ, или лучше сказать, ревѣлъ превосходнымъ басомъ и, что всего важнѣе, не зналъ счета своимъ деньгамъ, аккуратно восполняемымъ изъ отцовской кассы. Ктому же, былъ онъ одѣтъ лучше всѣхъ сослуживцевъ, и платье на немъ, что называется, всегда было съ пголочки. Онъ пилъ рѣшительно больше всѣхъ своихъ сослуживцевъ, включая сюда и старика Гевитона, заслуженного кутилу. Боксировалъ онъ превосходно, лучше даже чѣмъ мистеръ Ноккльзъ, забулдыга первой руки, которого недавно выгнали изъ службы за пьянство. Про криккетъ мы и не говоримъ; никто не бросалъ шаровъ съ такимъ изумительнымъ искусствомъ, какъ мистеръ Джорджъ Осборнъ. А если бы вы видѣли, какъ онъ ѣздилъ на своемъ скакунѣ; охъ, какъ онъ ѣздилъ! Да и скакунъ его не напрасно назывался «Молнія-Катай-Валяй»! Еще недавно онъ выигралъ первый призъ на квебекскихъ скачкахъ.

Были, кромѣ Амеліи, и другія особы, обожавшія мистера Осборна. Стоббльсъ и Спуни считали его Аполлономъ; кептенъ Доббинъ нимало не сомнѣвался, что изъ него выйдетъ со временемъ великій человѣкъ, который удивитъ вселенную своими подвигами; мистриссъ майорша Одаудъ открыто признавалась, что это прелюбезнѣйшій, прекраснѣйшій, рѣдкій молодой человѣкъ, похожій притомъ, какъ двѣ капли воды, на второго сына лорда Фоггарти.

Очень хорошо. Стоббльсъ, Спунии компанія погружались въ самыя романтическія догадки относительно женского корреспондента мистера Осборна. Что жь бы это за особа? вѣроятно, какая-нибудъ графиня, или – чѣмъ бѣсъ не шутитъ? пріѣзжая герцогиня изъ Мадрита, а можетъ-быть генеральская дочка, чья-нибудь невѣста, которая, совсѣмъ нечаянно, по-уши влюбилась въ нашего героя, когда онъ танцовалъ съ нею на одномъ изъ аристократическихъ баловъ Ганновер-Сквера. Статься можетъ и то, что какая-нибудь супруга лорда и члена парламента, запылавшая къ нему безнадежной страстью, предлагаетъ теперь, для похищенія своей особы, золотую карету и четверку быстроногихъ коней. Все статься можетъ, и ужь то не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію, что дѣло, во всякомъ случаѣ, идетъ о несчастной романтической жертвѣ, влюбившейся въ этого донъ-Жуана наперекоръ самой судьбѣ. По поводу всѣхъ этихъ догадокъ, Джорджъ Осборнъ упорно хранилъ глубокое молчаніе, оставляя такимъ образомъ въ рѣшительномъ недоразумѣніи всѣхъ своихъ знакомыхъ и друзей.

И никто бы никогда не понялъ настоящей сущности дѣла, если бы болтливый кептенъ Доббинъ не нарушилъ тайны.

Разъ, въ одно прекрасное утро, кептенъ Доббинъ кушалъ свой обыкновенный завтракъ въ общей залѣ гостиннницы Четема. Были тутъ Спуни, Стоббльсъ да еще мистеръ Кеккель, лекарскій помощникъ, любившій разсуждать о политическихъ событіяхъ Европы. Они курили, пили и вели чрезвычайно жаркій разговоръ относительно таинственной интриги мистера Осборна. Стоббльсъ держался того мнѣнія, что это собственно была герцогиня изъ Мадрита, а мистеръ Кеккель упорно схоялъ на томъ, что это не больше какъ оперная пѣвица самой дурной нравственности и безъ всякихъ правилъ, хотя, нечего сказать, красавица, провалъ ее возьзми! Честный капитанъ мигомъ вспылилъ при этой дерзновенной догадкѣ, и хотя ротъ его былъ биткомъ набитъ яицами и буттербродтомъ, хотя притомъ не имѣлъ онъ ни малѣйшаго намѣренія вмѣшиваться въ посторонній разговоръ, однакожь теперь онъ быстро вскочилъ съ своего мѣста, и произнесъ громогласно:

– Кеккель, ты глупецъ, дуракъ, съумасшедшій! Ты всегда болтаешь глупости, Кеккель! Что тутъ за похщенія, чортъ васъ побери? Осборнъ знать не хочетъ ни вашихъ модистокъ, ни актрисъ! Миссъ Седли очаровательная молодая дѣвушка, какой не видать вамъ какъ своихъ ушей. Онъ помолвленъ на ней съ дѣтскихъ лѣтъ, и я готовъ зажать вамъ ротъ, господа, если вы еще осмѣлитесь, въ моемъ присутствіи, издѣваться надъ невѣстою Осборна.

Заключивъ эту сентенцію, мистеръ Доббинъ, красный какъ жареный ракъ, чуть не задушилъ себя чашкой чая. Менѣе чѣмъ въ полчаса, расказанпая повѣсть разнеслась по всему Четему, и въ тотъ же самый вечеръ, мистриссъ майорша Одаудъ написала къ своей сестрицѣ, Глорвинѣ Одаудстаунъ, чтобы она не торопилась сюда поѣздкой изъ Дублина, такъ-какъ молодой Осборнъ уже помолвленъ.

И въ тотъ же вечеръ, мистеръ Осборнъ получилъ, за общимъ столомъ, формальное поздравленіе отъ своихъ сослуживцевъ, которые тутъ же, въ честь его невѣсты, выпили по огромному стакану крѣпкой настойки. Честный Доббинъ, не принимавшій участія въ этой оргіи, сидѣлъ одинъ въ своей комнатѣ за флейтой, и, кажется, сочинялъ стихи на меланхолическій тонъ. Немедленно послѣ обѣда, Джорджъ Осборнъ отправился дать ему строжайшій выговоръ за неумѣстную болтливость.

– Какой чортъ тебя просилъ вмѣшиваться въ мой дѣла? закричалъ Осборнъ тономъ грозного негодованія. Ну, что ты накуралесилъ? Весь Четемъ болтаетъ теперь о моей женитьбѣ, а эта старая хрычовка, Пегги Одаудъ, разослала обо мнѣ вѣсть во всѣ концы Трехъ Соединенныхъ Королевствъ. Какая тебѣ надобность была раструбить, что я женихъ? Послушай, Доббинъ, если ты станешь вмѣшиваться въ мой дѣла…

– Мнѣ кажется… перебилъ кептенъ Доббинъ.

– Что у тебя типунъ на языкѣ, дополнилъ мистеръ Осборнъ. Я обязанъ тебѣ, можетъ-быть ужь слишкомъ; но изъ того, что ты пятью годами старше меня; вовсе не слѣдуетъ, что ты имѣешь право надоѣдать мнѣ своими квакерскими наставленіями. Долго ли еще мнѣ сносить отъ тебя этотъ демонскій видъ покровительства и защиты? Желалъ бы я знать, чортъ побери, чѣмъ я тебя ниже, любезнѣйшій мой другъ?

– Да вѣдь ты помолвленъ?

– А какое тебѣ дѣло?

– Развѣ ты стыдишься этого?

– Какое ты имѣешь право меня спрашивать объ этомъ? Ну, да, какое, желалъ бы я знать?

– Великій Боже! Неужели ты хочешь разорвать эту связь! вскричалъ Доббинъ, быстро вскочивъ со стула.

– Другими словами, ты хочешь спросить: честный ли я джентльменъ? сказалъ Осборнъ, выпрямляясь во весь ростъ. Это ли у васъ на умѣ, милостивый государь? Вы еще недавно изволили принять со мною такой наставническій тонъ… нѣтъ, этого я не снесу въ другой разъ, можете быть увѣрены.

– Что жь я сдѣлалъ? Я только сказалъ тебѣ, Джорджъ, что ты слишкомъ невнимателенъ къ своей хорошеькой невѣстѣ. Я замѣтилъ только, что, пріѣзжая въ городъ, ты могъ бы оставить игорные дома, и почаще быть на Россель-Скверѣ. Развѣ это не правда?

– То-есть, вамъ угодно, кажется, взять назадъ свой деньги; мистеръ Доббинъ? сказалъ Джорджъ съ язвительной улыбкой.

– Очень угодно, и ты сдѣлаешь очень хорошо, если потрудишься заплатить свой долгъ. Я бы не далъ ни одного пенни, если бы зналъ напередъ, что ты все спустишь въ тотъ же вечеръ.

– Ну, что за вздоръ? Помиримся, Вилльямъ; я виноватъ передъ тобой, сказалъ мистеръ Джорджъ Осборнъ тономъ искренняго раскаянія. Мнѣ, въ самомъ дѣлѣ, не слѣдовало забывать, что ты слишкомъ успѣлъ доказать мнѣ свою дружбу. Ты выручалъ меня изъ западни больше тысячи разъ. Когда этотъ Родонъ Кроли обыгралъ меня въ клубѣ, я сгинулъ бы безъ тебя, мой другъ, ни за что, ни про что. Только ужь ты, сдѣлай милость, удерживайся со мной отъ этихъ безполезныхъ сентенцій; вѣдь это, право, и скучно, и досадно. Ну, чего тебѣ надобно? Я люблю Амелію, обожаю, и все, что ты хочешь. Не сердись, Вилльямъ, къ чему ты нахмурилъ свои брови? Амелія не виновата, я знаю. Амелія прехорошенькая дѣвушка, и это мы съ тобой знаемъ. Да только, видишь ли, мой другъ, между всѣми этими недотрогами не будешь имѣть никакого успѣха, если ты станешь, прежде времени, распространяться о моихъ дѣлахъ, а поволочиться… почему не поволочиться молодому человѣку? Послѣ свадьбы исправлюсь, даю тебѣ честное слово, и… да что жь ты сердишься, Вилльямъ? Въ будущемъ мѣсяцѣ я возвращу тебѣ сотню фунтовъ, какъ-скоро отецъ мой обдѣлаетъ свою послѣднюю затѣю. Сейчасъ же поѣду въ городъ и завтра по утру буду у своей невѣсты. Довольно ли тебѣ этого, Вилльямъ? Помиримся, мой другъ.

– Дѣлать нечего, я не могу на тебя сердиться, Джорджъ, сказалъ добродушный Доббинъ, протягивая ему свою руку. Что жь касается до денегъ, я знаю, мой другъ, ты бы раздѣлилъ со. мною послѣдній шиллпнгъ, если бы я имѣлъ въ нихъ нужду.

– Ей-Богу раздѣлилъ бы; ты не ошибаешься, Доббинъ, подтвердилъ Джоржъ съ величайшимъ великодушіемъ, хотя, мимоходомъ сказать, въ карманѣ его никогда не водилось лишнихъ денегъ для какого бы то ни было друга.

– Только ужь вотъ что, Джорджъ, сердись-не сердись, а я бы, право, посовѣтовалъ тебѣ разстаться со всѣми этими дурачествами. Если бы ты могъ видѣть страждущее личико миссъ Эмми, когда намеднись она распрашивала о тебѣ, ты бы, и безъ моихъ совѣтовъ, забросилъ къ чорту эти бильйярдные шары. Поѣзжай къ ней, ради Бога, утѣшь ее: тебѣ это ничего не стоитъ. Напиши по крайней мѣрѣ къ ней письмо подлиннѣе. Сдѣлай же чт– нибудь для утѣшенія своей невѣсты.

– А вѣдь, должно-быть, она демонски врѣзалась въ меня, сказалъ мистеръ Осборнъ съ самодовольнымъ видомъ.

И на этомъ основаніи, онъ отправялся доканчивать свой вечеръ въ кругу веселыхъ друзей.

Амелія между-тѣмъ любовалась на луну изъ окна свой спальни, и пристально думала о миломъ другѣ своего сердца. Гдѣ онъ? Въ Четемѣ; это она знала. Что-то онъ подѣлываетъ? Вѣроятно, такъ же какъ она, смотритъ на луну, и думаетъ о ней. Бѣдный Джорджъ, милый Джорджъ!.. А можетъ, въ эту минуту, онъ защищаетъ угнетенную невинность, спасаетъ какого-нибудь раненого, или изучаетъ, въ своей одинокой комнатѣ, стратегическое искусство. О, какъ бы ей хотѣлось теперь вспорхнуть легкой птичкой за облака, долетѣть до Чатема, и посмотрѣть украдкой, что дѣлаетъ великодушный Джорджъ?

И ничего бы не увидала. Ворота трактира были заперты, окна занавѣшены въ общей залѣ, великодушный Джорджъ кутилъ на пропалую. Бѣдная Амелія!

Черезъ день послѣ только-что описанной размолвки двухъ друзей, мистеръ Осборнъ, вѣрный своему честному слову, собрался ѣхать въ городъ, къ величайшему наслажденію капитана Доббина, который теперь усердно помогалъ ему укладывать вещи.

– Какъ бы хорошо было привести ей какой-нибудь подарокъ! сказалъ Джорджъ: – только, какъ-нарочно, теперь нѣтъ у меня ни пенни за душой.

– Ну, этому горю помочь можно, сказалъ великодушный Доббинъ, вынимая изъ бумажника нѣсколько банковыхъ билетовъ. Этого, авось, хватитъ; возьми. Сквитаемся.

– Мнѣ, право, совѣстно…

– Э, что за счетъ между друзьями!

И онъ, я знаю, купилъ бы для Амеліи превосходнѣйшій подарокъ; если бы въ городѣ, сверхъ всякого ожиданія, не соблазнила его брилльйантовая булавочка, которую онъ увидѣлъ въ окнѣ ювелира. Булавка какъ-разъ приходилась для его батистовой рубашки, и онъ купилъ эту вещицу, заплативъ за нее большую часть своихъ денегъ. Осталась бездѣлица – серебра мелочь, и ужъ конечно, теперь было не до подарка.

Нужды нѣтъ, вы можете быть увѣрены, что Амелія думала не о подаркахъ жениха. Лишь-только онъ явился на Россель-Скверъ, лицо ея залучезарилось и просіяло, какъ-будто онъ былъ великолѣпнымъ свѣтиломъ на горизонтѣ ея любящей души. Маленькія заботы, безпокойства, слезы, опасенія, робкія сомнѣнія, безсонныя грезы многихъ, многихъ, многихъ ночей: все это перезабылось въ одну минуту подъ живительнымъ вліяніемъ чарующей улыбки. Онъ вошолъ къ ней черезъ дверь гостиной, раздушонный, разфранченный, великолѣпный, какъ Адонисъ. Самбо, даже самъ мистеръ Самбо симпатически оскалилъ зубы, докладывая о вожделѣнномъ гостѣ, и потомъ онъ видѣлъ собственными глазами, какъ юная барышня вздрогнула, покраснѣла, и отпрянула отъ своего сторожевого поста на окнѣ. Самбо отступилъ и широко открылъ свои глаза, лишь-только затворилась дверь, она крѣпко, крѣпко прижалась къ сердцу своего Джорджа, какъ-будто оно было для нея единственнымъ роднымъ пріютомъ на землѣ.

Робкая дѣва! Неопытная дѣва! Видишь ли ты этотъ млгучій столѣтній дубъ среди рощи, съ прямымъ стеблемъ, крѣпкими мышцами, съ густыми и широкими листьями, подъ которыми ты такъ часто любила ворковать и лелѣять свою задушевную мечту? Очень хорошо, и его можно отмѣтить – ты знаешь для чего, и съ горькимъ трескомъ, онъ падетъ на землю. Мужчина и крѣпкій дубъ, – какое старое, пошлое сравненіе!

Джорджъ между-тѣмъ усердно цаловалъ свою невѣсту и въ дѣвственное чело, и въ розовыя уста и пылающія очи, и былъ онъ въ эту минуту удивительно какъ добръ и нѣженъ! Амелія въ первый разъ замѣтила на его груди чудесную брильянтовую булавку, и нашла, что ничего не можетъ быть милѣе такой булавки. Какъ же иначе? Вѣдь онъ для нея такъ нарядился!

Если наблюдательный читатель хорошо вникнулъ въ сущность назидательной бесѣды между двумя закадышными друзьями, то, вѣроятно, онъ ужь составилъ свое собственное понятіе о характерѣ мистера Осборна. Какой-то циническій Французъ сказалъ когда-то, что въ любовныхъ дѣлахъ бываютъ всегда двѣ стороны: одна любитъ, или обожаетъ, смотря по обстоятельствамъ, другая, только-что позволяетъ себя любить. Любовь приходится иногда на сторону мужчины, иногда на сторону женщины; это дѣло случая. Быть можетъ, какой-нибудь отуманенный молодецъ принимаетъ въ своей Дульцинеѣ мертвую безчувственность за скромность, природное тупоуміе за дѣвственную осторожность, отсутствіе душевной жизни за милую, поэтическую стыдливость, и, словомъ, принимаетъ гусыню за лебедя, или ворону за паву – это бываетъ, смѣю васъ увѣрить. Бываетъ и вотъ что: какая-нибудь идеальная красавица наряжаетъ, въ своемъ воображеніи, неуклюжаго осла во всеоружіе блеска, великолѣпія, славы, удивляется его неописанному тупоумію какъ мужскому простодушію, поклоняется его надутому эгоизму, какъ мужскому превосходству, считаетъ его глупость изумительнымъ глубокомысліемъ, и распоряжается имъ такъ же, какъ нѣкогда блистательная волшебница, Титанія, распорядилась извѣстнымъ ткачомъ въ древнихъ Аѳинахъ. Такія комедіи часто разыгрываются на базарѣ житейской суеты, хотя изъ этого ровно ничего не слѣдуетъ.

Миссъ Амелія считала своего возлюбленного самымъ блистательнымъ изъ героевъ, какіе только когда-либо выступали на позорище вселенной. Такимъ же считалъ себя и самъ мистеръ Осборнъ.

Почему жь и не считать? Велика бѣда, что онъ кутилъ, молодые люди всѣ кутятъ, и всему свѣту извѣстно, что повѣсу женщина всегда предпочтетъ молокососу. Онъ еще не остепенился? И это не бѣда: женится, перемѣнится. И какъ это хорошо, что корсиканского изверга упрятали теперь на Эльбу! Миръ и тишина водворятся во всемъ мірѣ. Джорджъ возьметъ отставку, и они заживутъ припѣваючи. Вѣдь они же не бѣдны: у Амеліи богатое приданое, у него – отличный пенсіонъ. Они уѣдутъ куда-нибудь подальше, въ провинцію, и выберутъ для своего поселенія живописное мѣстоположеніе съ прекраснымъ сельскимъ домикомъ, гдѣ будетъ и садъ, и паркъ, и прудъ, и оранжерея. Это ли не житье? Джорджъ будетъ ловить рыбу; стрѣлять рябчиковъ, смотрѣть за фермой, а она станетъ смотрѣть за кухней и вышивать для него сюрпрпзы. Чего же больше для семейного счастья? Хорошо, очень, очень хорошо!

Ну, а если будетъ война? Нѣтъ, вздоръ, войны не будетъ; а пожалуй станется, что Джорджъ не возьметъ отставки. Это ужь не такъ хорошо. Военному человѣку, собственно говоря, и не слѣдуетъ жениться. Вообразите мистриссъ Джорджъ Осборнъ въ походѣ на какой-нибудь провинціяльно квартирѣ или, что еще хуже, въ Вест-Индіи, подъ зноемъ палящаго солнца, въ обществѣ офицерскихъ женъ, подъ покровительствомъ какой-нибудь мистриссъ майорши Одаудъ! Амелія умирала со смѣха, когда Джорджъ говорилъ ей объ этой старой хрычовкѣ. Онъ ее слишкомъ любитъ, и потому, ужь можете быть увѣрены, Амелія никогда не будетъ введена въ общество такихъ вульгарныхъ женщинъ. О себѣ онъ не заботится – совсѣмъ нѣтъ; но она, какъ его жена, должна, разумѣется, занять приличное мѣсто къ обществахъ высшаго полета.

– Будь по твоему, мой другъ, я на все согласна!

Еще бы! Не согласиться съ Джорджемъ Осборномъ! Возможно ли это? Она согласилась бы, пожалуй, для его потѣхи, принимать каждый день геморроидальныя пилюли, какъ это дѣлаетъ, напримѣръ, джентельменъ, пиущій эти строки.

Такъ они бесѣдовали вдвоемъ, и взапуски другъ передъ другомъ строили на воздухѣ безчислеимые замки. Амелія украшала ихъ лиліями и ландышами, окружала поэтическими аллеями, живописными, журчащими ручьями и другими принадлежностями идилліи, между-тѣмъ, какъ воображеніе Джорджа обращалось около конюшень, псарень, погребовъ. Два часа пролетѣли незамѣтно, и такъ-какъ мистеру Осборну въ городѣ нельзя было пробыть больше одного дня, – что дѣлать? онъ заваленъ служебными дѣлами, – то поэтому онъ пригласилъ миссъ Эмми пообѣдать съ нимъ въ обществѣ ея будущихъ сестеръ. Приглашеніе принято съ искреннею радостію., и они немедленно пошли въ домъ его отца. Здѣсь мистеръ Осборнъ оставилъ свою невѣсту среди чернобровыхъ леди, а самъ немедленно отправился покончить дѣла, не терпѣвшія, къ несчастію, ни малѣйшей отсрочки. Амелія, на этотъ разъ, говорила безъ умолку, и, сверхъ ожиданія, обнаружила такое удивительное краснорѣчіе, что рѣшительно поставила въ туппкъ обѣихъ чернобровыхъ сестрицъ, и онѣ должны были подумать, что Джорджъ просто творитъ чудеса изъ этой глупенькой дѣвчонки.

Джорджъ, между-тѣмъ, завернулъ въ кандитерскую на Черин-Кроссѣ, и скушалъ пирожокъ; потомъ мимоходомъ забѣжалъ къ портному, и заказалъ отличную пару новѣйшаго фасона, наконецъ, мистеръ Джорджъ Осборнъ отправился въ трактиръ, и сыгралъ весьма счастливо одиннадцать партій на билльйярдѣ. Домой онъ воротился въ превеселомъ расположеніи духа, хотя немножко опоздалъ къ обѣду.

Но вовсе не въ духѣ былъ въ этотъ день старикъ Осборнъ. Когда этотъ джентльменъ воротился изъ Сити, дочки, по заведенному порядку, выбѣжали къ нему на встрѣчу вмѣстѣ съ перезрѣлою миссъ Виртъ, но тутъ же, съ нѣкоторымъ изумленіемъ, замѣтили по его физіономіи, что сердце подъ его огромнымъ бѣлымъ жилетомъ бьетъ какую-то безпокойную, зловѣщую тревогу. Онъ хмурился, пыхтѣлъ, моргалъ и страшно поводилъ своими чорными бровями. Когда Амелія выступила впередъ поздороваться съ отцомъ своего жениха, что всегда дѣлала она съ великимъ трепетомъ и страхомъ, старикъ Осборнъ промычалъ какъ медвѣдь, и немедленно спустилъ миньйатюрную ручку изъ своей огромной, шершавой лапы, не обнаруживъ ни малѣйшаго желанія пожать ее покрѣпче. Потомъ онъ взглянулъ угрюмо на свою старшую дочь, и взоръ его; повидимому, спрашивалъ:

– За какимъ дьяволомъ здѣсь эта дѣвчонка?

Дочка поняла безмолвный вопросъ, и поспѣшила отвѣчать:

– Джорджъ въ городѣ, папа; онъ пошолъ по дѣламъ къ своему начальнику, и скоро воротится домой къ обѣду.

– А! такъ онъ въ городѣ? Слоняется? Семеро одного не ждутъ, Джении.

Съ этими словами, достойный джелтльменъ погрузился въ кресла, и въ комнатѣ наступило страшное, торжественное молчаніе, прерываемое только безпокойнымъ боемъ французскихъ стѣнныхъ часовъ.

Когда колоколъ этого хронометра, увѣнчанного на верху веселой мѣдной группой, совершавшей жертвоприношеніе Ифигеніи, прогудѣлъ пять разъ на кладбищенскій манеръ, господинъ Осборнъ неистово дернулъ за сонетку своею правою рукою, и вслѣдъ за тѣмъ явился въ комнату буфетчикъ.

– Обѣдать! проревѣлъ мистеръ Осборнъ.

– Мистеръ Джорджъ еще не воротился, сударь, доложилъ буфстчикъ.

– А какая мнѣ нужда до твоего мистера Джорджа? Развѣ я не хозяинъ въ своемъ домѣ? Обѣдать!

И страшно мистеръ Осборнъ насупилъ свои чорныя брови. Амелія задрожала. Телеграфическое сообщеніе глазъ быстро пробѣжало между остальными тремя леди. Послушный колоколъ въ нижнихъ областяхъ зазвенѣлъ на веселый ладъ, возвѣщая наступленіе господского обѣда. Не говоря больше ни слова, глава семейства засунулъ свои руки въ карманы длинного пальто, и пошолъ въ столовую одинъ, грозно озираясь черезъ плечо на четырехъ изумленныхъ женщинъ.

– Что это значитъ, моя милая? спрашивали одна другую молодыя леди, продолжая слѣдовать въ почтительномъ отдаленіи за сердитымъ старикомъ.

– Я думаю, mesdames, фонды падаютъ на биржѣ, прошептала перезрѣлая весталка.

Эта догадка, сколько вѣроятная, столько же и остроумная, содѣйствовала нѣкоторымъ образомъ къ успокоенію женскихъ сердецъ, такъ-какъ для имхъ биржевые фонды не заключали, повидимому, особенной важности. Молча и притаивъ дыханіе, онѣ вошли въ столовую и заняли свои мѣста. Старимъ прочолъ обычную молитву. Серебрянные приборы загремѣли. Амелія затрепетала. Она сидѣла одна по другую сторону стола, ближе всѣхъ къ страшному Осборну, отъ которого только отдѣляло ее порожнее мѣсто, оставленное для Джорджа.

– Супъ! сказалъ мистеръ Осборнъ погребальнымъ тономъ, повертывая въ рукахъ разливательную ложку.

Угостивъ такимъ образомъ Амелію и прочихъ дамъ, онъ налилъ въ свою собственную тарелку, и безмолвно углубился въ созерцаніе супа.

– Принять тарелку у миссъ Седли! сказалъ онъ наконецъ. Она не можетъ кушать этого гадкого супа… не могу и я. Помои! Гикксъ, бери миску. Дженни, завтра поутру прогнать кухарку со двора.

Сдѣлавъ такое распоряженіе относительно кухарки, мистеръ Осборнъ сообщилъ нѣсколько характеристическихъ и сатирическихъ замѣчаній касательно рыбы, и пользуясь этимъ случаемъ, произнесъ энергическое проклятіе на рынокъ, гдѣ продается эта гадкая рыба. Потомъ онъ снова погрузился въ глубокое молчаніе созерцательного свойства, и проглотилъ, одинъ за другимъ, нѣсколько бокаловъ вина. Его физіономія сдѣлалась еще угрюмѣй и мрачнѣе. Все трепетало и безмолвствовало. Вдругъ, къ общему благополучію, раздавшійся звонокъ возвѣстилъ о прибытіи Джорджа. Джоржъ вошолъ.

«Ему никакъ нельзя было воротиться раньше. Начальникъ весьма долго разсуждалъ съ нимъ о служебныхъ дѣлахъ. Не нужно супа… и рыбы не нужно. Перекусить чего-нибудь… всѣмъ будетъ доволенъ. Превосходная бараннна… чудесный соусъ… все превосходно.»

Веселость Джорджа противорѣчила восхитительнымъ образомъ пасмурной суровости его отца. Онъ шумѣлъ и болталъ безъ умолка въ продолженіе всего обѣда, къ величайшему наслажденію всѣхъ особъ, и въ особенности одной дѣвицы, сидѣвшей подлѣ него.

Какъ-скоро молодая леди полакомилась апельсинчикомъ и рюмкою малаги, – что составляло обыкновенное заключеніе печальныхъ банкетовъ въ этомъ джентльменскомъ домѣ.-отецъ семейства подалъ знакъ вставать изъ-за стола, и всѣ онѣ удалились въ гостиную на верхъ. Амелія надѣялась, что и Джорджъ мемедленно присоединится къ нимъ. Немедленно она сѣла за старинный ройяль, и принялась, съ особеннымъ одушевленіенъ, играть его любимые вальсы; но эта маленькая хитрость, сверхъ всякого ожиданія, не сопровождалась вожделѣннымъ успѣхомъ. Джорджъ былъ глухъ къ своимъ любимымъ вальсамъ. Мелодическіе звуки становились слабѣе и слабѣе, одушевленіе пѣвицы замирало больше и больше, и, наконецъ, она совсѣмъ оставила неуклюжій инструментъ. Ея милыя подруги играли теперь самыя громкія и блистательныя пьесы изъ своего нового репертуара; но она уже не слыхала ничего, и сидѣла молча, погруженная въ свои мрачныя думы. Зловѣщее предчувствіе тяготило ея маленькое сердце. Старикъ Осборнъ, угрюмый и пасмурный всегда, былъ теперь особенно мраченъ и суровъ, и страшно смотрѣлъ на нее. Его глаза слѣдили за ней дико, когда она выходила изъ столовой. Боже мой! Чѣмъ-же она провинилась передъ отцомъ своего жениха? Когда принесли кофе, Амелія вздрогнула, какъ будто буфетчикъ, Гикксъ, предлагалъ ей чашу съ ядомъ. Бѣдами грозитъ будущность…

Какими же, позвольте спросить? О, женщины, женщины! Ничтожество вамъ имя. Какъ часто вы лелѣете въ своихъ душахъ какія-то грозныя предчувствія безъ всякой разумной причины и безъ малѣйшихъ основаній! Самыя безобразныя мысли становятся любимцами вашего сердца, и вы ласкаете ихъ нѣжно, какъ своихъ безобразныхъ дѣтищъ. О, женщины, женщины!

Угрюмая физіономія отца произвела также весьма невыгодное впечатлѣніе на сердце сына. Джорджу нужны были деньги до зарѣза, а какъ прикажете ихъ просить, когда старшина смотритъ такимъ бирюкомъ? Нехорошо, даже очень нехорошо. Не перегодить ли? Невозможно; онъ еще наканунѣ профинтился въ-пухъ, и теперь на душѣ его карточный должишко.

Надо попробовать. Джорджъ началъ прославлять ароматическій запахъ и чудный вкусъ родительскихъ винъ; это было наилучшимъ средствомъ развязать языкъ угрюмому старику.

– Превосходная мадера! Признаться, такой мы не пивали и въ Калькуттѣ. Намеднись я отослалъ изъ вашего погреба три бутылки полковнику Гевитопу; онъ говоритъ, что такого вина не сыскать въ цѣлой Англіи.

– Право? Онъ сказалъ это?

– Честное слово.

– Мудреного тутъ нѣтъ ничего; это почтенная, старая мадера.

– Сколько она вамъ стоитъ?

– Восемь шиллинговъ бутылка.

– Это еще не дорого, если взять въ расчетъ…

– Конечно недорого, нечего тутъ брать и въ расчетъ.

– А знаете ли, что, папа? сказалъ Джорджъ веселымъ тономъ. Не хотите ли взять по шести гиней за дюжину бутылокъ? Я бы вамъ нашолъ покупщика.

– Какого?

– Это, скажу я вамъ, величайшій изъ людей во всѣхъ трехъ королевствахъ.

– Пожалуй, я продамъ, сказалъ отецъ. Кто жь это?

– Когда генералъ Дагилетъ былъ въ Четемѣ, Гевитопъ сочинилъ для него великолѣпный завтракъ, и угостилъ его вашей мадерой. Генералу такъ понравилось винцо, что онъ тутъ же полюбопытствовалъ развѣдать, гдѣ, какъ и почему… ну, сами знаете.

– Да, это демонское винцо, произнесъ отецъ, и вслѣдъ затѣмъ жолтое лицо его просіяло лучезарнымъ блескомъ.

Пользуясь своимъ выгоднымъ положеніемъ. Джорджъ сообщилъ нѣсколько пріятныхъ замѣчаній на счетъ великолѣпной мебели въ родительскомъ домѣ, и распространился преимущественно о зеркалахъ; но уже отецъ не слушалъ, и погрузился въ торжественную задумчивость, которая, однакожь, на этотъ разъ. не заключала въ себѣ ниакихъ зловѣщихъ признаковъ. Вдругъ онъ дернулъ за сонетку, и приказалъ вошедшему слугѣ принести кларета.

– Теперь ты увидишь, Джорджъ, каковъ кларетъ въ моемъ погребѣ, и когда мы станемъ пить, я долженъ буду объяснить тебѣ дѣльцо, которое у меня давненько на умѣ.

Амелія слышала, какъ раздался звонокъ изъ столовой, и сердце ея забило сильнуютревогу. Не къ добру этотъ звонокъ; право, не къ добру. Что станете дѣлать съ этими созданіями, у которыхъ все, при извѣстныхъ обстоятельствахъ, ведетъ къ добру или худу?

– Мнѣ нужно знать, Джорджъ, началъ отецъ, недленно выпивая свой первый стаканъ, мнѣ нужно знать, любезный, какъ тамъ у тебя, далеко ли… зашли дѣла… съ этой дѣвчонкой, что теперь бренчитъ наверху… понимаешь?

– Вамъ это не трудно, сэръ, видѣть своими глазами, сказалъ Джорджъ съ самодовольной улыбкой. Дѣла ведутся начистую; это и слѣпой увидитъ. Какой превосходный кларетъ!

– Начистую! Что ты подъ этимъ разумѣешь?

– Зачѣмъ же тутъ требовать дальнѣйшихъ объясненій? Вещи сами по себѣ ясны, какъ день. Я скромный джентльменъ, это вы знаете. Я… я… вы видите, я совсѣмъ не созданъ для того, чтобъ тиранить женскія сердца; но эта дѣвушка, сказать по совѣсти, смертельно влюблена въ меня. Этого только слѣпой не видитъ.

– А ты самъ… влюбленъ?

– Кчему вы объ этомъ меня спрашиваете? Вы приказываете мнѣ жениться, и мой долгъ повиноваться вамъ безпрекословно. Отцы наши вѣдь давно устроили этотъ бракъ, а я – добрый сынъ.

– Да, ты добрый малый. Я слышалъ кое-что о твоихъ связяхъ съ лордомъ Тарквиномъ, капитаномъ Кроли и съ этимъ мистеромъ Десисомъ. Берегитесь, сэръ, берегитесь.

Произнося эти аристократическія имена, старикъ дѣлалъ выразительное удареніе на каждомъ словѣ. Джорджъ струхнулъ не на шутку, воображая, что отецъ его провѣдалъ какъ-нибудь о его страстишкѣ играть въ карты и кутить съ упоминутыми джентльменами; но старый негоціантъ успокоилъ его совершеннѣйшимъ образомъ, когда вслѣдъ за тѣмъ прибавилъ съ просіявшимъ лицомъ:

– Ну, да, конечно, молодые люди всегда будутъ и должны быть молодыми людьми, и я не скрою, мнѣ весьма пріятно, Джорджъ, что ты стараешься жить въ лучшемъ кругу… между знатными особами… и я надѣюсь, Джорджъ, ты станешь и впередъ распространять этотъ благороднѣйшій кругъ дѣятельности… сколько позволяютъ средства твоего отца…

– Благодарю васъ, сэръ, сказалъ Джорджъ, смѣкнувъ разомъ истинный образъ мыслей своего почтенного родителя, ваша правда: безъ средствъ тутъ ничего нельзя сдѣлать, а мой кошелекъ… видите ли?

Здѣсь онъ вынулъ на показъ шолковый кошелекъ, связанный руками миссъ Амеліи; въ кошелькѣ было весьма небольшое количество мелкого серебра.

– Въ деньгахъ, смѣю сказать, у тебя не будетъ недостатка. Сынъ британского негоціанта можетъ и долженъ вести себя какъ порядочный джентльменъ высшаго калибра. Я не скряга, сэръ. и мои гинеи не хуже аристократическихъ векселей. Заверни завтра въ Сити, къ мистеру Чопперу и онъ передастъ тебѣ, что нужно. Я не постою изъ-за гиней, и касса моя къ твоимъ услугамъ, какъ-скоро я знаю, что ты въ обществѣ порядочгыхъ людей. Высшій кругъ долженъ быть постоянной сферой твоей дѣятельности, я этого требую и желаю, потому-что знаю – высшій кругъ полезенъ для моего сына. Я не гордъ… да, совсѣмъ не гордъ. Я имѣлъ несчастье родиться въ низшемъ кругу; но ты, Джорджъ, совсѣмъ другая статья; ты уйдешь далеко, потому-что у тебя огромныя выгоды рередо мной. Пользуйся своими обстоятельствами, и шагай впередъ безъ страха. Ищи себѣ друзей и знакомыхъ на высшихъ ступеняхъ англійской аристократіи. Есть тамъ достойнѣйшіе молодые люди, у которыхъ ты можешь поучиться уму-разуму. Твои гинеи стоятъ ихъ долларовъ. Что жь касается до этой розовой шляпёнки…

Здѣсь старикъ Осборнъ нахмурилъ брови, и свирѣпо указалъ на потолокъ.

– Что жъ касается до этой розовой шляпёнки… понимаешь?.. ну, молодые люди всегда были и должны быть молодыми людьми. Одного только избѣгай, мой другъ – въ карты не играй. Если же, сверхъ чаянія, дойдетъ до моего слуха, что ты соришь деньжонки за игорнымъ столомъ, то ужь не прогнѣвайея: съ той поры ты не получишь изъ моей кассы ни одного шиллинга.

– О, это само-собою разумѣется! сказалъ Джорджъ, можете быть спокойны, сэръ; я ненавижу карты.

– Хорошо, хорошо. Возвратимся теперь къ Амеліи. Неужели, сэръ, увасъ твердое намѣреніе жениться на дочери этого купчишки? Развѣ для васъ ужь не найдется никакой невѣсты въ аристократическомъ кругу? Вотъ что я желаю знать, сынъ мой, Джорджъ.

– Это вѣдь у насъ фамильное дѣло, сэръ, отвѣчалъ Джорджъ, разгрызая волоскій орѣхъ, вы и мистеръ Седли, смѣю сказать, затѣяли эту партію лѣтъ за сотню передъ этимъ.

– Такъ точно, я не запираюсь; но обстоятельства, мы видимъ, измѣняіотся съ каждымъ днемъ, а съ обстоятельствами могуть измѣняться и мысли. Что хорошо сегодня, то никуда не годится завтра, и наоборотъ. Я не запираюсь: купецъ Седли вывелъ меня, можно сказать, изъ ничтожества, или другими словами: далъ мнѣ первоначальное средство, усиліями моего собственного генія и талантовъ, пріобрѣсть мало-по-малу огромнѣйшее состояніе, и утвердиться твердою ногою въ той блистательной позиціи, которую я теперь занимаю въ коммерческомъ мірѣ; какъ первый негоціантъ по части сала и свѣчей. Благодарю Бога, я имѣлъ случай еще недавно съ лихвой отблагодарить господина Седли, какъ ты можешь въ этомъ увѣриться собственными глазами, если заглянешь въ мою коммерческую книгу. Мы квиты, Джорджъ! скажу тебѣ по довѣренности, за тайну, что дѣла мистера Седли запутываются весьма неискусною рукой. Мой главный конторщикъ, мистеръ Чопперъ, слѣдитъ за ними прозорливыми глазами, а ему биржевыя дѣла извѣстны какъ свой пять пальцовъ. Чопперъ именно думаетъ, что не удержать этому Седли коммерческого баланса на своихъ рукахъ. Уже Гулкеръ и Буллокъ давно посматриваютъ на него искоса. Что если, въ самомъ дѣлѣ, онъ свихнется? Что если у этой Амеліи не будетъ ничего, кромѣ ся розовой шляпёнки? Послушай, Джорджъ, невѣста моего сына должна имѣть по крайней мѣрѣ десять тысячь годового дохода, или къ чорту всѣ эти дочери оголѣлыхъ банкрутовъ. Выпьемъ еще по стакану, и вели подать кофе.

Съ этими словами, старикъ, растянувшись въ креслахъ, закрылъ свое лицо огромнымъ листомъ вечерней газеты. Это служило сигналомъ окончанія аудіенціи; и Джорджъ увидѣлъ, что папа желаетъ всхрапнуть послѣ обѣда.

Онъ побѣжалъ наверхъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа, и въ одно мгновеніе ока утѣшилъ свою милую Амелію. Онъ былъ теперь внимателенъ къ ней до истощенія всѣхъ силъ своего остроумія, любезности, голубиной болтовни, и каждое слово мистера Осборна проникалось такою нѣжностью, какой восторженная дѣвушка никогда не замѣчала въ немъ ни прежде, ни послѣ. Что жь бы это значило? Неужели великодушное сердце мистера Осборна переполнялось состраданіемъ при мысли о несчастной будущности, какая ожидала его бывшую невѣсту, и онъ заранѣе хотѣлъ этимъ способомъ приготовить ее къ неотразимымъ ударамъ судьбы? Или эта драгоцѣнная игрушка сдѣлалась теперь для него милѣе, какъ-скоро зналъ онъ, что долженъ будетъ потерять ее невозвратно?

И долго, очень долго миссъ Амелія жила воспоминаніями этого счастливого вечера въ домѣ своего жениха. Она припоминала его слова, его взоры, пѣсню, которую онъ пѣлъ, его позу, когда онъ, опираясь на ройяль, смотрѣлъ прямо и нѣжно, пристально смотрѣлъ въ глаза своей невѣстѣ. Вечеръ пролетѣлъ удивительно какъ быстро, и она почти разсердилась на мистера Самбо, когда тотъ, совсѣмъ некстати, принесъ ей дорожную шаль и сказалъ, что мистриссъ Седли приказала ему проводить свою барышню домой.

Поутру на другой день Джорджъ Осборнъ разъ еще завернулъ на Россель-Скверъ прижать къ трепещущему сердцу свою бывшую невѣсту, и потомъ побѣжалъ онъ въ Сити, къ мистеру Чопперу – правой рукѣ своего отца. Отъ этого джентльмена получилъ онъ документъ, который тотчасъ же, въ конторѣ господъ Гулкера и Буллока, размѣняли ему на звонкую монету. Когда Джорджъ былъ у воротъ этого дома, старикъ Джонъ Седли возвращался изъ банкирского кабинета въ самомъ уныломъ и мрачномъ расположеніи духа. Но крестникъ его, упоенный близкимъ счастьемъ, совсѣмъ не замѣтилъ, какъ этотъ старый джегтльменъ бросилъ на него свой грустный и печальный взоръ. Дѣло въ томъ, что молодой Буллокъ, при выходѣ изъ кабинета, не поздравилъ его тою радушною улыбкой, какую онъ привыкъ видѣть на его устахъ въ бывалое время.

И когда мистеръ Седли, понуривъ голову, вышолъ изъ дверей банкирского кабинета, мистеръ Куилль, банкирскій кассиръ, лукаво подмигнулъ на мистера Драйвера, который писалъ за конторкой у окна, мистеръ Драйверъ улыбнулся, и тоже подмигнулъ.

– Не ѣдутъ, шепнулъ Драйверъ.

– Ни за какую цѣну, сказалъ Куилль; мистеръ Джорджъ Осборнъ, не угодно ли получить и росписаться?

– Сію минуту.

Въ тотъ же день, въ общей залѣ за столомъ, мистеръ Джорджъ Осборнъ, въ присутствіи многочисленной компаніи, заплатилъ капитану Доббину пятьдесятъ фунтовъ звонкою монетой.

И въ тотъ же день Амелія написала къ нему длинное, предлинное письмо. Ея нѣжное сердце – она сама не знаетъ отчего – предчувствуетъ какую-то бѣду. Отчего это мистеръ Осборнъ былъ вчера такъ пасмуренъ и угрюмъ за столомъ? спрашивала она. Не поссорился ли онъ съ ея папа? За что жь бы? – она не могла прпдумать. У нея голова идетъ кругомъ. ей не спалось всю ночь. Ея бѣдный папа воротился ныньче такимъ печальнымъ изъ Сити. Весь домъ безпокоится о немъ. И, словомъ, четыре огромныя страницы были пропитаны насквозь любовью, опасеніями, страхомъ и самыми мрачными предчувствіями.

– Бѣдная Эмми, бѣдная Эмми! Какъ она влюблена въ меня! сказалъ Джорджъ, прочитавъ, за чашкой кофе, это огромное посланіе своей бывшей невѣсты, какъ болитъ голова отъ этого проклятого пунша!

Бѣдная, бѣдная, бѣдная миссъ Эмми!