Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Итоги кампании 1914 года
1914 год завершился. Год, пять последних месяцев которого полыхала Великая война. Эти месяцы принесли множество смертей, разрушений, крушения надежд и иллюзий. Но они принесли и много новых идей. Германии не удалось совершить молниеносную войну. Эти пять месяцев погубили репутацию цеппелинов, но открыли военным глаза на действительное значение и возможности авиации.
Поначалу место, которое занимала авиация в военных планах, определялось весьма скептически. Скептицизм военных во многом основывался на состоянии и уровне самой авиационной техники. Она действительно была еще очень слаба и ненадежна.
Согласно представлениям о характере будущей войны как о маневренной, аэроплан был интересен военным только как разведстредство, способное проникать глубоко на территорию противника и быстро прояснять стратегические движения больших масс войск. На их взгляд, авиация должна была в сотрудничестве с кавалерией вести стратегическую и тактическую разведку, и именно это являлось основной боевой задачей авиации. Таким образом, из всех возможностей, какие могло предоставить военным новое техническое средство, выбирались лишь скорость и способность достаточно свободно перемещаться в пространстве.
Иными словами, аэроплан в первый период войны использовался преимущественно как средство передвижения. Быстро посмотреть, что где происходит, быстро доставить информацию и т. д.
Однако попутно естественным образом все больше и больше стала применяться и еще одна возможность – прихватывать с собой смертоносный груз. Развитие этого направления применения авиации сдерживало наличие дирижаблей, явно превосходящих аэропланы в перевозке значительных грузов. Тем не менее, к концу 1914 г. появились самолеты, способные брать с собой на борт не только символический дополнительный вес (до 100 кг]. В результате с обеих воюющих сторон начали создаваться бомбардировочные подразделения. Так начала использоваться ударная сила авиационной техники – способность разрушать объекты и преграды.
Не могли миновать пилоты и третьей возможности применения нового технического средства – вести прицельный огонь по живой силе и технике противника. Поначалу это казалось вообще невозможным. Всем известно, как трудно попасть в быстро летящую цель, но стоя спокойно все-таки можно прицелиться. А как прицелиться, перемещаясь со скоростью 100 км/час?! Однако и это оказалось не таким уж сложным делом. Тем не менее, поначалу стрельба из стрелкового оружия с аэропланов не велась еще по наземным целям. Таким образом уже к концу этого года аэроплан начал использоваться по всем трем направлениям, какие может предоставить техническое средство – движение, огонь, удар.
И все же ударную силу пока еще по-прежнему возлагали на дирижабли, не только способные переносить большие грузы на большие расстояния, но и казавшиеся гораздо более надежными, чем аэропланы. Исходя из этих соображений, германское главное командование полагало, что, имея в своем распоряжении цеппелины, имеет и неоспоримое превосходство в технической мощи перед своими противниками.
Однако Ставка германского главнокомандования на цеппелины не оправдывалась. Дирижабль вообще оказался не таким уж и надежным средством, как предполагалось накануне войны. Уже в первые месяцы войны Германией было потеряно 5 цеппелинов. А это, если посмотреть на затраты по их производству, огромный ущерб. Если аэроплан по тем временам стоил от 2 до 15 тыс. рублей русскими деньгами, дирижабль 150–200 тыс. рублей, то цеппелин около 1 миллиона! Около 200 тыс. рублей стоил ангар для воздушного корабля и от 20 до 50 тыс. рублей приходилось затрачивать на одноразовую заправку. От применения дирижаблей в военных целях все больше начинали отказываться. И происходило это не только потому, что они очень зависели от погодных условий – около 30 % повреждений воздушные корабли получали именно по этой причине, – но и потому, что из-за своих громоздких размеров они оказались все же слишком уязвимыми.
Из журнала «Война», Петроград, 1914 г., № И: «Непобедимая армада цеппелинов больше в воображении немцев, чем на самом деле. Вы никогда не увидите эту гигантскую сигару днем, такая храбрость слишком дорого обошлась бы цеппелину. Но только наступит ночь, как чуткое ухо уже различает шум моторов, который предусмотрительно сдерживается глушителем. Как только солдаты узнают о приближении цеппелина, радости их нет конца.
– Граф летит! Граф летит! – несется по всему лагерю.
Кто только может, выскакивает из окопов и считает своим долгом пустить пару добрых пуль по направлению к цели. Артиллеристы моментально бросаются к орудиям, и глядишь, уже через несколько минут огромная масса, медленно плавающая по воздуху, сплющивается, превращается в комок и падает.
Часто при летчиках находили документы, чертежи, донесения. От неожиданности авиатор не успевает уничтожить все это, и ценная добыча сплошь и рядом увеличивалась поимкой важных бумаг.
Момент падения цеппелина ужасен. Взрываются бомбы, останавливаются моторы и авиатор гибнет.
Если на цеппелине и существуют какие-нибудь орудия, то во всяком случае не для наземных целей, а для действий по воздушному противнику…»
Аэроплан явно начинает выигрывать соревнование со своим воздушным собратом.
Поначалу, поскольку технические возможности аэроплана были ограничены и позволяли использовать его для одной единственной задачи, прежде всего стремились, чтобы аэроплан обладал дальностью полета. Его снаряжение оружием, боеприпасами, техническими средствами разведки, средствами связи очень понижало эту возможность. Зато благодаря уменьшению нагрузки существенно возрастала дальность полета и высота, что тоже становилось с каждым днем все более важным. Поэтому использование аэроплана для других целей кроме разведки не принималось во внимание.
Это становится понятным, если посмотреть на тот тип аэроплана, которым были вооружены в 1914 г. военно-воздушные силы. В кайзеровской Германии наряду с «Альбатросами» продолжали активно применяться «Румплер»– и «Этрих»-Таубе, во Франции, Англии и России наряду с Моранами, Кодронами, Ньюпорами и Фарманами – Блерио-моноплан, Вуазен– и Бреге-бипланы, использование которых в военных целях стало практически невозможным уже в начале 1915 г.
Другое заблуждение относительно возможностей аэроплана у военных исходило из стремления к молниеносной войне. Как ни странно, но возможно именно из-за этого стремления поскорее расправиться со своими противниками, за авиацией закрепили задачу разведки, и более требования войны в воздухе ни теоретически, ни практически никак не разрабатывались. Поэтому воздушные силы были обречены военной доктриной, развивавшейся в условиях предшествующих лет, очутиться в фазе военных действий в трудном положении, в котором их затраты и достижения поначалу почти совсем не соотносились с военными целями. В кайзеровских воздушных силах не было составлено даже общего плана разведки. Каждая летная часть получала задание от командования армии или армейского корпуса, вследствие чего разведданные в соответствующем секторе фронта производили впечатление случайных находок. Центральная оценочная установка, которая из деталей могла бы реконструировать общую картину, не существовала.
Впрочем, даже несмотря на то, что французским генеральным штабом были устроены перед началом войны 6 воздушных баз для разведки у границ, которые доносили свои результаты во 2-й отдел генерального штаба, не удалось достигнуть действительного эффекта; во 2-м отделе не распоряжались ни мощью, ни средствами, чтобы быстро и целесообразно использовать результаты воздушной разведки. С другой стороны, в одном вечернем донесении даже были все данные разведки собраны вместе и предоставлены высшему руководству, но сведения оказались настолько противоречивыми, что на их основании невозможно было принять решение.
Да, поначалу было много и недоработок и прямых ошибок. Но причины первоначальной недооценки авиации находятся прежде всего в предвзятости восприятия, а не в технических препятствиях. Как в немецкой, так во французской и русской разведке возможности авиации рассматривалась поначалу скептически; и без подтверждения через другие средства разведки к оперативной работе просто не принимались. Понятно, что этот скепсис частично поддерживался ложными и ошибочными донесениями воздушной разведки, которые происходили из-за недостатка опыта наблюдателей. Так, неоднократно переоценивалась мощь следующих в боевом порядке колонн, в то время как с другой стороны замаскированные скопления войск в населенных пунктах и лесах не опознавались.
В этом сказалась не только неопытность в подобного рода действиях. В начальный период войны были случаи, когда авиаторы принимали сверху расположения своих войск за неприятельские, порой даже бросали на своих бомбы и наводили огонь артиллерии. В этом они, как мы видели, были взаимно вежливы с наземными войсками. Кроме того, есть свидетельства, что некоторые авиаторы выдумывали донесения, чтобы создать видимость активной боевой работы, которую на самом деле по разным причинам не проводили. Во избежание всех этих недоразумений, а главное – более отчетливой «зримости» ситуации, при отчетах стали требовать фотографии обследованных районов. Ведь каждый командир хочет своими глазами, а не глазами летчика, увидеть поле боя. Исходя из этого, становятся более понятными недоверие и скептицизм по отношению к авиации в первые месяцы войны.
Не было также продумано и распределение авиационных сил. Их просто равномерно раскидывали по армиям и корпусам, вследствие чего в отдельных местах аппаратов могло оказаться в избытке, в наиболее же горячих точках их было совершенно недостаточно для того, чтобы прояснить всю картину боя. Это тоже отрицательно сказывалось на составлении оперативных планов, учитывавших данные воздушной разведки, потому что отсутствие централизованного руководства ее проведением не позволяло получить полной картины происходящего на всех фронтах.
Но если весь этот скепсис, сложившийся на основании слабого технического развития авиатехники, кажется вполне понятным, то пренебрежение военного командования к техническим проблемам авиационных частей вызывает истинное удивление. Обеспечение аппаратов, их ремонт, подготовка взлетно-посадочных полос были вопросами, для решения которых военные власти почти ничего не предпринимали. При этом также усложняло положение еще и то, что никаких мер, чтобы организовать налаженное снабжение, принято практически не было. Правда в Германии была создана «Инспекция летчиков», но она не успевала заботиться о более чем 40 полевых авиаотрядах. Более того, в результате установившейся организационной рутины стала даже препятствовать решению их проблем. В отрядах все более начинали понимать, что восполнять свои потери и осуществлять ремонт аппаратов лучше всего своими собственными силами, не дожидаясь, пока запросы пройдут через многочисленные инстанции. Офицеры германских летных частей самостоятельно устанавливали контакты с 8-ю авиазаводами и 4-мя фабриками моторов, чтобы иметь возможность ремонтировать свои самолеты. С требованиями военного руководства соответствующие приготовления и планы выпуска продукции в промышленности были не согласованы. Германские фирмы Альбатрос, Общество воздухоплавания, Завод аэропланов Ago, Завод-Румплер, Германский завод аэропланов, Вагоностроительный завод Готта, Завод аэропланов Фоккера, Автомобильная фирма Авиатик и Заводы авиамоторов Бенц, Даймлер, NAG.-Берлин и Аргус, находившиеся в состоянии сильной конкуренции, имели свою программу выпуска продукции, которую старались выполнить при минимуме затрат. И хотя вся изготовленная продукция тотчас приобреталась, из-за недостатка квалифицированной рабочей силы и соответствующих материалов, заводы с начала войны не могли достигнуть существенного прироста производства, поэтому очень скоро начал проявляться постоянно увеличивающийся дисбаланс между все возрастающими потерями и практически остающимся на прежнем уровне выпуском новой продукции.
Военное руководство Германии даже подало иск на аэропланные и моторные заводы с требованием повысить качество выпускаемой продукции, но заорганизованная рутина не позволяла ничего сдвинуть; у фирм просто не было ни достаточного количества материалов, ни рабочей силы, ни достаточного финансирования.
Это явление было характерным для всех воюющих стран, так как все они сильно недооценили экономический фактор в войне вообще и значение военно-воздушных сил в особенности. Даже в августе 1914 г. полеты все еще рассматривали как спорт, а не как оружие.
В Великобритании в 1913 г. было подготовлено 115 самолетов для летного корпуса и 49 для морской воздушной службы. Этого казалось вполне достаточным. Однако высокие военные потери уже в первые месяцы войны показали, что запланированной производством продукции ничтожно мало. Великобритания страдала прежде всего от того, что в распоряжение авиастроителей поступали непригодные авиамоторы. Английская авиапромышленность была в этот момент полностью зависима от французских поставок авиамоторов 70-сильных Рено и 80-сильных Гномов.
Авиапромышленность Франции с начала войны, благодаря заказам Великобритании, России и Италии, нуждавшихся во множестве аэропланов и прежде всего моторов к ним, а также насущной необходимости восполнять быстро растущую нужду собственных военно-воздушных сил, наращивала темпы производства гораздо значительнее, чем в Германии. Но и французская авиапромышленность страдала от так называемого военного удара. Скоро стало недостаточно шарикоподшипников, стальных труб и кабелей, а также и квалифицированных рабочих. Поэтому производительность французской авиапромышленности поначалу даже снизилась в среднем с 96 самолетов в месяц в 1913 г. до 50 в августе 1914 г., и лишь затем стала вновь возрастать – в сентябре было произведено уже 62, а в октябре – 100 самолетов.
Требования мировой войны принуждали производителей всех стран, изменить подход к мобилизации и использованию военно-научных потенциалов. Это было особенно актуально для такого молодого производства как авиапромышленность. Спрос на авиационную продукцию неимоверно возрос благодаря новому характеру сбыта (боевым действиям].
Более того, теперь, по исходу первых месяцев боевых действий, всем стало ясно, что вместо блицкрига все должны приготовиться к длительной затяжной войне. Из подвижной война превращалась в статичную, что предъявляло отчасти и совершенно новые требования к вооруженным силам и к вооружению.
Что касается конкретного применения аэропланов в боевых действиях, то уже в этом году обозначились едва ли не все возможные виды их использования.
Все шире стали применять аэропланы для корректирования артиллерийской стрельбы. Как действенное средство сигнализации стали рассматривать в 1914 г. ракетницу. Во Франции применялись, как правило, следующие уведомления: артиллерия сначала стреляла на далекое расстояние, а артнаблюдатель красной ракетой корректировал дальнюю, а зеленой – ближнюю стрельбу. Затем устанавливалась успешность стрельбы по сторонам. Вместо ракет можно было также направлять стрельбу благодаря правому или левому наклону крыльев. Такой способ корректировки оказался не только весьма трудоемким и медленным, но еще и способствовал множеству ошибок. Часто один сигнал принимали за другой, особенно с тех пор как артиллерия стала применяться массированно, и работали многочисленные батареи одновременно. Техническое решение было найдено благодаря развитию беспроволочного телеграфа.
Что касается организации воздушных сил, здесь также выявилось немало недостатков.
В британской армии, например, выводы были сделаны уже в конце 1914 г., RFC были распределены в эскадрильях по армиям и созданы специальные отряды для артиллерийской и фоторазведки с соответствующими пригодными образцами летательных аппаратов. Французской стороной раньше всех были развиты тактические концепции, которыми отводилось все повышающееся значение воздушной борьбе. Это позволяло конструировать соответствующие образцы машин. С начала войны генеральные штабы всех воюющих стран скептически обсуждали возможности воздушной борьбы, однако уже в сентябре 1914 г. почти все летные подразделения были вооружены тяжелыми пистолетами, карабинами или скорострельным оружием. У французских и позднее у английских воздушных сил с октября на аэропланах с ферменной хвостовой частью и толкающим винтом стали устанавливать в носовой части пулемет.
Наряду с истребителем и его самостоятельной боевой тактикой стали образовываться специальные бомбардировочные воздушные силы. Правда, бомбардировочные части поначалу страдали от еще несоответствующих типов самолетов для этой цели и от неясных тактических и оперативных начальных принципов. Их развитие было форсировано установлением позиционной войны с обеих сторон фронта; из-за провала молниеносной войны в них увидели средство, способное ухватить в оперативном глубоком тылу фронта то, что недоступно длинной руке артиллерии. Здесь снова Франция опередила всех; аппараты Вуазена использовались как многоцелевые, способные также выполнять функции бомбардировщиков.
Ввиду незначительной грузоподъемности представленных в распоряжение самолетов и перед лицом чрезмерно преувеличенных в Германии ожиданий от цеппелинов как бомбоносцев развитие самолетов-бомбардировщиков относительно долго сдерживалось. Бросание бомб рассматривалось как попутная задача самолетов-разведчиков.
В этом смысле даже образование «Почтового отделения в Остенде» (ВАО), не принципиально. Первые бомбардировочные эскадры германских ВВС были в истории воздушной войны прежде всего не авиационными союзами бомбардировщиков, но некими элитными подразделениями, которым было поставлено задание, служить в качестве резерва высшего руководства. В ВАО насчитывалось 36 самолетов в шести отрядах, и они применялись для многообразных задач, в том числе и для бомбардировки. Основными задачами для них были: усилить стрельбу тяжелой артиллерии, нанося удары по недоступным для нее целям, препятствовать воздушному прорыву противника и проводить в глубоком тылу собственные боевые задачи, связанные прежде всего со стратегической разведкой. Таким образом, это были многоцелевые подразделения.
Также с британской стороны производились воздушные бомбовые атаки против ангаров воздушных судов в Кельне и Дюссельдорфе. Гораздо лучше соответствовали требованиям бомбардировочного нападения созданные в 1913 г. в России И.И. Сикорским большие самолеты «Илья Муромец». Но в 1914 г. они еще не участвовали в боевых действиях. Бомбардировочной деятельностью занимались другие самолеты. Летчики 28-го русского авиаотряда совместно с летчиками гренадерского авиаотряда произвели удачный воздушный налет на станцию Виткеман и германский аэродром. Было сброшено 39 авиабомб, уничтожен ангар с самолетами и вызваны большие пожары. Перед штурмом крепости Перемышль русские летчики сбросили на позиции германских защитников крепости 200 бомб.
На протяжении всей борьбы за Перемышль, особенно в период его блокады, русская авиация играла весьма важную роль. Она систематически вела наблюдение за гарнизоном крепости, бомбардировала укрепления и другие важные объекты, а также корректировала огонь артиллерии. Русские военные опередили всех остальных участников боевых действий еще и в активном применение аэрофотографирования.
Воздушное фотографирование Перемышля, его крепостных и полевых укреплений велось систематически. Аэрофотоснимки развертывались в планы, на основании которых артиллеристы вычисляли данные, необходимые для ведения точного огня. Степень точности артиллерийского огня проверялась по аэрофотоснимкам после каждой стрельбы, и при необходимости вносились соответствующие поправки в расчеты артиллеристов. Аэрофотоснимки применялись также для постановки задач на бомбометание и для контроля их выполнения.
В случае осады Перемышля воздушная разведка оказалась единственным средством, при помощи которого были выяснены все объекты обороны крепости, а также попытки австрийцев деблокировать гарнизон крепости вылазками изнутри и ударами извне, что позволяло командованию русских принимать соответствующие и своевременные меры. Таким образом, в истории военного искусства борьба за Перемышль является первым примером активного участия авиации в осаде крупного населенного пункта, а также применения эшелонированной бомбардировки.
С самого начала войны в русской армии широко использовался опыт корректирования огня артиллерии с привязных аэростатов. Теоретический спор, который велся до начала войны между Генеральным штабом русской армии и Главным инженерным управлением о целесообразности применения в военных действиях змейковых аэростатов, разрешился довольно быстро. Оказалось, что аэроплан не в состоянии полностью взять на себя боевую работу привязного аэростата. За аэростатами еще долго удерживалась задача ближней разведки, общее отыскание целей и пристрелка. Довольно быстро возникла и совместная работа привязных аэростатов с аэропланами. Аэростат, подолгу вися в воздухе, позволял, в отличие от аэроплана, непрерывно наблюдать за полем сражения. Наконец, очень большое значение имела хорошо налаженная постоянная телефонная связь между наблюдателями, находящимися на аэростате и артиллеристами. Видимость с аэростата достигала 10–12 км. Змейковый аэростат часто одним своим присутствием деморализовывал противника.
Из воспоминаний участника войны Шабашева: «Аэростат невольно казался глазом, все видящим, от которого ничто не может скрыться. Следствием этого нередко являлось: артиллерия противника во время нахождения аэростата в воздухе во избежание ее обнаружения не открывала огня, усиленно стреляя лишь в то время, когда аэростат приземлялся для смены наблюдателей; всякое передвижение обозов и войск, расположенных ближе к нашим позициям, днем останавливалось, и таковые передвижения производились под прикрытием ночной темноты, вне наблюдения аэростата».
Несмотря на очень ограниченные возможности русской авиации, роль ее в боевых действиях 1914 г. оказалась весьма заметной. За весь период кампании 1914 г. русская авиация произвела 3229 боевых вылетов.
С вооружением аэропланов пулеметами русская авиация наряду с выполнением задач воздушной разведки начала успешно противодействовать воздушной разведке германских и австро-венгерских войск. Так, летчики 20-го корпусного авиаотряда уже в декабре 1914 г. систематически патрулировали над своими войсками, не допуская в район их расположения разведывательные аэропланы противника.
Однако, несмотря на это, русская авиационная техника значительно уступала темпам развития количества и качества авиационной техники двух основных соперников – Франции и Германии. В общем же в первые месяцы войны авиационная техника воюющих держав была еще очень несовершенной и малочисленной для того, чтобы оказывать действительно сильное влияние на ход боевых действий.
Однако будущее уже начинало грезиться военным умам.
Фош: «Наступление, оснащенное всеми… средствами, не будет, как и во времена Наполеона, знать позиционной войны. Оно вновь приобретет подвижность, которую оно утратило из-за худосочия, из-за своего бессилия перед препятствиями… темп развития войны зависит от имеющихся налицо машин и материальной части. Человек, каким бы доблестным он ни был, не может один его изменить. Без… техники он совершенно бессилен. А так как количество… техники все время увеличивается, то одна из первых задач бойца в армии заключается в том, чтобы одухотворять, обслуживать эту технику.
Таковы были уроки войны уже к концу 1914 г. Чего только нельзя ожидать в войнах будущего от успехов авиации и развития химической войны…»
И это написал тот самый Фош, который еще совсем недавно говорил об авиации: «Это хороший спорт. Но для армии самолет ни к чему».
Таким образом, уже первые месяцы войны в корне изменили отношение военных к авиации. Теперь они вдруг поняли, как хорошо наблюдать сверху за разворотом событий, а иногда и вмешиваться в них. Именно под этим знаком прошла кампания 1914 г. И теперь недалек уже тот день, когда у летчика возникнет желание не только кидать гранаты в наземные цели, но и стрелять в походные колонны из пулемета, а у командующего – руководить боем по радиопередатчику, наблюдая за ходом сражения с борта самолета.
Недаром русский летчик Н. Попов сказал в 1914 году: «Если бы в сражении при Ватерлоо у Наполеона был хотя бы один летчик, Наполеон непременно выиграл бы».
