ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

ГЛАВА 5

Яна и Демид сидели в парке под сенью большого дерева. Дема прислонился спиной к шершавому коричневому стволу и вытянул ноги. Яна устроилась напротив на толстой коряге, отполированной сотнями сидевших до нее. Она сняла обувь и положила ногу на ногу. Гладкие колени девушки, не прикрытые короткой юбкой, находились на уровне деминого лица и он с трудом удерживался от желания погладить их. По алее гуляли молодые мамаши с колясками. Дышалось легко, молодой летний ветерок шелестел в листве, по траве прыгали светло-зеленые солнечные блики. Выпитое вино растекалось по телу Демида волной блаженной расслабленности.

– Демид, ты слушаешь?

– Да.

– Слушай. Все это началось полгода назад. Зимой. Папа уехал в Россию, и мы остались в доме вдвоем с братом. Его зовут Алекс, по-русски Саша. Ему двадцать девять лет, он не женат. Вернее, развелся. У меня есть еще один брат, Юджин. Женя. У него семья, он живет в другом городе. А я – самая младшая.

– А мама?

– Она умерла пять лет назад.

– Извини…

– Ничего. Однажды я пошла в церковь на воскресную службу. У нас в русской церкви, если нет праздника, народу бывает немного, и все знакомые. И в этот раз все было как обычно. Я стояла недалеко от выхода и все прихожане стояли ко мне спиной. Неожиданно я почувствовала на себе чужой взгляд. В левом крыле церкви, лицом ко мне и спиной к алтарю, стоял пожилой мужчина и разглядывал меня. Знаешь, неприятный такой взгляд, словно тебя раздевают.

Дема кивнул. Представил Яну в платочке, раскрасневшуюся от мороза, с тоненькой свечкой в руках. Просто картинка!

– Я отвернулась от него и попыталась сосредоточиться на службе. И вдруг ощутила, как что-то чужое пришло в мое сознание. Я увидела, как священник скидывает одежду, и остается голым, с толстым белым брюхом. Это было настолько мерзко, настолько непохоже на мои мысли, что меня замутило. Старик, это он заполз в мои мысли! Он стоял уже рядом, сбоку от меня, бородатый, неопрятный. И улыбался – глумливо, похабно. Я прошептала: "Изыди прочь, сатана". Он отшатнулся, как будто я ударила его, и мысли мои очистились. Он пробормотал какое-то ругательство и выбежал из церкви.

Демид с изумлением посмотрел на Яну. Лицо ее покрылось лихорадочным румянцем. Она соскочила со своей коряги и изо всех сил стукнула кулаком по дереву. Кажется, это несколько привело ее в чувство.

– Я попыталась успокоиться. Сказала себе, что это обычный сумасшедший оборванец, которые постоянно толкутся на паперти. Но настроение испортилось, как будто меня облили грязью. И страх. Мне стало страшно… Я больше не могла стоять на службе, поставила свечку и вышла на улицу. Ты представляешь, этот мерзавец стоял и ждал меня! Я сделала вид, что не замечаю его и пошла мимо. Он схватил меня грязной рукой за полу плаща, уставился прямо в глаза и забормотал: "Что, девка, брезгуешь мной? Молодого кобеля тебе подавай?" Я закричала: "Отпустите меня!" и попыталась оттолкнуть его. Но он вцепился в меня, как клещ. "Пожалей старика, девка. Подай денежку на пропитание!" Было очень необычно, что он говорил по-русски. Я знаю всех русских в нашем городке, в основном это люди состоятельные. Чтобы русский у нас опустился до нищенства – такого сроду не бывало. К тому же нищие в Канаде выглядят совсем по-другому. Это профессиональные бездомные, их ни с кем не спутаешь. А этот словно сбежал из России – таких, как он, я видела разве что в кино. Я бросила ему монету, вырвалась и пошла прочь.

Яна плюхнулась на землю рядом с Демидом, сделала большой глоток из бутылки, закашлялась. Проходящие по аллейке люди бросали на нее любопытствующие взгляды, но она не обращала на это внимания.

– В ту ночь я плохо спала, мне снились кошмары. Среди ночи с улицы раздался жуткий вой. Я вскочила и подбежала к окну. Но на улице было темно, мне так ничего и не удалось разглядеть. Заснуть я уже не смогла. Когда начало светать, я преодолела страх, оделась и вышла на улицу. От нашего крыльца по снегу тянулся кровавый след, он вел к большому дереву, которое росло у дороги. Когда я увидела то, что висело на дереве, то закричала, как сумасшедшая. Из дома выбежал мой брат, но я ничего не могла сказать, только плакала. На дереве висел мой кот Тим. Мой любимый кот, ласковый и пушистый. Кому он помешал? Он был прибит гвоздями к дереву! Он был распят, как Иисус! Страшная, уродливая пародия на распятие. Бедный мой кот! Он был весь в крови, в бурой засохшей крови, а живот его был распорот, и кишки свисали до земли. Брат снял Тима и закопал его. Я не могла видеть это. Только через несколько часов мне удалось привести себя в порядок и я отправилась в полицейский участок. Я думала, что там все всполошатся, когда услышат о такой бессмысленной, невероятной жестокости. Но никого это не взволновало. Молодой полисмен, с которым я разговаривала, спокойно посмотрел мне в глаза и сказал: "Я очень сочувствую вам, мисс. Очень жаль, что убили вашего кота. Я даже знаю, как это выглядело. Его приколотили гвоздями к дереву на высоте три фута. Живот распороли, а кожу с головы содрали". Я была ошеломлена его информированностью: "Откуда вы знаете?" "Третий случай за последний месяц, мисс. И пятнадцатый, если не ошибаюсь, за год. Какой-то извращенец убивает кошек. Кошек, к счастью, а не людей. Так что отдельного дела я заводить не стану, а только приобщу ваш случай к другим, уже имеющимся. Не переживайте, прошу вас. Следствие уже ведется".

Джейн была неплохой рассказчицей. Она живо, в лицах изображала людей, подражая их говору, и Демид представил их, словно они стояли перед ним – старик-нищий в обносках из канадской помойки и чернокожий сержант, медлительно перекатывающий во рту жвачку.

"Кино. Вот на что это похоже".

– Я была потрясена: пятнадцать убитых живых тварей, и никто не бьет тревогу! Но когда я заявила об этом полисмену, он доверительно сказал мне: "Простите мисс, насколько я догадываюсь, вы – русская?" "Да, ответила я". "Тогда вы должны знать об этом больше меня. Это типичный почерк "русских сатанистов". Все убитые кошки были "русскими", если можно так выразиться. Впрочем, таким же способом убивают еще и коров, и овец… Это омерзительно. Но все же жертвы – животные, а не люди. В наших интересах поймать этих негодяев. Но увы, пока мы не можем ничего сделать. Еще ни один мерзавец не покусился днем на кошку, нагло приколотив ее к дереву на глазах у хозяйки. Все делается ночью. А что нам достается – кошачьи трупы? На них, знаете ли, отпечатков пальцев не остается. Извините".

Так я впервые узнала о "русских сатанистах". Я решила, что это шайка местных пакостников. Знаешь, у нас много таких. Подростки сходят с ума от безделья. Курят марихуану, красят волосы в зеленый цвет, читают непотребные книги. Воображают себя поклонниками дьявола. Для таких прибить к дереву десяток кошек – невинное развлечение. И я немного успокоилась.

Но неприятности на этом только начались. Сначала в нашем доме появился отвратительный запах. Он шел отовсюду, изо всех щелей, никакое проветривание не помогало. Начало заедать замки, они закрывались намертво, хотя никто к ним не прикасался. Пришлось снять все внутренние замки и задвижки в доме. Двери начали отчаянно скрипеть и хлопать сами по себе. На полу в спальне отца появилось огромное кровавое пятно. Один раз утром я обнаружила, что тяжелый шкаф ночью бесшумно сдвинулся на шесть футов и забаррикадировал дверь. Мне пришлось выбираться через окно. Наконец, однажды ночью большой ворон влетел в мое окно, со страшным громом разбил стекло, и тут же сдох у меня на кровати. Мы с братом уже не могли жить так. За неделю дом превратился в скопище кошмаров! Я стала настоящей неврастеничкой, пугалась любого шороха. Саша, человек сильный и выдержанный, стал спать с револьвером под подушкой. И у меня созрело вполне естественное решение – обратиться к священнику и окропить дом святой водой.

В то утро я направилась к церкви, полная решимости отстоять свой дом от кого бы то ни было – хоть от шайки преступников, хоть от нечистой силы. Погода была морозная, солнечная. Я шла и думала: "Все будет хорошо, ведь есть же Бог, и он защитит меня". Оставалось несколько минут ходу до церкви. Вдруг я запнулась на ровном месте и полетела носом в сугроб. Я встала и оглянулась. Дорога была абсолютно ровной, и непонятно, обо что я умудрилась споткнуться. На улице никого не было. Я отряхнулась и пошла дальше. Но через несколько шагов снова полетела вниз лицом – как будто кто-то дернул меня за ногу. Я очень испугалась и побежала к церкви изо всех сил. Через несколько секунд меня буквально подкинуло и я упала – чуть голову не разбила. Я перевернулась на спину и увидела того самого оборванного старика. Он стоял рядом и гнусно ухмылялся. Я закричала: "Что вам от меня нужно? Оставьте меня в покое, ради Бога! Оставьте меня! Я ничего плохого вам не сделала!" Он посмотрел на меня презрительно. Знаешь, что он сказал? "Никуды ты теперя не денешься, голуба! Здеся ты у меня. Денежка-то, вот она!" Он раскрыл ладонь и я увидела тот злосчастный двадцатипятицентовик, который я кинула ему как милостыню. Потом он нагнулся ко мне, положил руку на грудь и заговорил. Я попыталась встать, но не могла даже пошевелиться. Потом мне стало очень больно, и я потеряла сознание…

Очнулась я уже в постели, в больнице. Рядом сидел Саша. Милый мой брат… Он так выручал меня и поддерживал. А главное, он мне верил. Мне ведь никто не верил, Демид! Ты, наверно, и сейчас считаешь, что я плету какую-то небылицу?

– Да нет, что ты, Яна. Я тебе верю. Честное слово.

– Саша сказал, что меня нашли на улице, в полумиле от церкви, я лежала без сознания. Сколько я так пролежала? Никто не знает. Конечно, я сильно простудилась. Врачи поставили мне диагноз: пневмония. Я очень плохо себя чувствовала. Я умирала. Меня лечили антибиотиками, делали много раз в день инфузии в вену. Но ничего не помогало. Я задыхалась. А главное, я боялась спать. Стоило только мне заснуть, как начинали сниться жуткие кошмары. Врачи говорили, что я скоро миную кризис, поправлюсь, но в их глазах я видела свою близкую смерть. А я не могла позволить себе сдаться и просто умереть. Я боялась попасть в ад – тот самый, что снился мне в кошмарах.

И я сбежала из больницы. Вечером, когда сменялись медсестры. Я потихоньку добралась до выхода, там меня ждал брат. Он посадил меня в машину и отвез к знахарке. Ты вот смеешься над знахарями, а она спасла меня. Если бы не она, я бы давно уже умерла. У меня действительно не было болезни, которую можно бы было вылечить лекарствами. Это было гораздо хуже.

Демид встал, расправил затекшую от неудобной позы спину. Яна глядела на него, не отрываясь. И он увидел в ее голубых глазах, где-то на самом донышке, незатихшую пережитую боль. Нельзя было сказать по этой красивой загорелой девушке, что полгода назад она была высохшим дистрофиком с горячечным румянцем на щеках, но глаза ее не лгали.

– Это была очень образованная женщина. Она редко занималась знахарством, никогда не афишировала свое умение и не брала за лечение денег. Но она была потомственной русской знахаркой, единственной настоящей во всем нашем округе. Саша отвез меня к ней, хотя она жила в другом городе, и нам пришлось проехать шестьдесят миль. Я даже не помню, как мы добирались. Я впала в бредовое состояние. Но когда Саша внес меня на руках в ее дом, я очнулась. Эта женщина просто излучала добро. Я не знала, сможет ли она мне помочь, но мне сразу стало легче. В ней не было совершенно ничего таинственного. Это была обыкновенная представительница среднего класса. Но она знала. Она поняла, что со мной случилось, лишь только бросила на меня первый взгляд.

Знахарку звали Надя. Не Надежда, а так вот коротко и ласково – Надя. Увидев меня, она всплеснула руками. "Ой, доченька, худо тебе. Не простая это болезнь, не вылечат ее доктора. Злой человек наложил на тебя чары – как стальные оковы, они сжимают душу твою бедную и не дают вздохнуть. Наслал он на тебя лихорадку лютую – трясавицу. Кто же это сделал такое? Не видела ли ты худого человека, доченька? Не давала ли ему чего?" Я прошептала: «Старик. Дала ему монетку». Надя охнула: "Да что ты, милая! Разве можно так делать? Это ведь был колдун, злой ведьмак, гореть ему вечно в аду! Никогда ничего не бери от таких людей и ничего им не давай, как бы ни просили. Он ведь не монетку, он власть над тобой взял!"

Она попросила Сашу выйти, раздела меня и внимательно осмотрела. И вдруг побледнела, как мел. Она едва не упала в обморок – она увидела на моей коже нечто, что потрясло ее до глубины души. Она перекрестилась и прошептала: "Свят, свят". Но она была сильной женщиной, эта Надя. Она взяла меня за руку и сказала: "Смогу я тебе помочь, изгоню лихорадку злую Огнею да сестер ее Ломею и Корношу. Будет тебе избавление, красна девица. Попей вот завара душистого травяного да спи-поспи…" Под ее шепот я заснула – впервые за много дней спокойно, без кошмаров…

Демид сидел на поваленном дереве и слушал Яну, полностью отключившись от окружающего. Внезапно он уловил тонкий запах в воздухе – мистический аромат сжигаемой смолы. Запах становился сильнее, а окружающий мир потерял четкость. Кусты, деревья задрожали, растворяясь во мгле, и Демид вдруг обнаружил, что стоит в большой полутемной комнате, освещенной прыгающими язычками свечей. Видение было настолько реальным, что он зажмурил глаза и снова открыл их, ожидая увидеть привычный пейзаж зеленого парка. Но нет – перед ним были стены, увешанные пучками душистых трав, большой иконостас в углу, плотно зашторенное окно. У стены стояла большая кровать, на ней лежала обнаженная худая девушка, до пояса укрытая одеялом. Длинные белые ее волосы рассыпались по подушке, тонкие руки лежали поверх одеяла. У икон на коленях стояла женщина в длинной полотняной рубашке. Сперва Демид не слышал ни слова, но постепенно появился голос, словно кто-то медленно поворачивал ручку настройки звука:

– …и святыи архистратиги Божии: Михаиле, Гаврииле и святыи Кузьма и Демьяне, и святыи девять мученик, и преподобный отец Сисиний и все святыи, избавьте рабу Божию Яну от всякой болезни, от лихорадки, огневиц, трясовиц и утренних, костоломных, жильных корчуньев, и изгоните из сей рабы Божьей Яны изнутри живота и сердца ее. Крест – бесам язва, крест – трясовицам изгнание… Аминь.

Демид осторожно дотронулся до распятия, висевшего на стене, пытаясь убедить себя в реальности происходящего. Но рука прошла сквозь крест бесплотной тенью, не задев его. Демид деликатно кашлянул, пытаясь привлечь внимание, но ни звука не раздалось в комнате. Женщина поднялась с колен, не видя Демида и не ощущая его присутствия. Знахарка подошла к спящей девушке, обмотала ниткой несколько длинных соломин и зажгла их, обнося дымящий пучок вокруг головы больной и нашептывая бесконечные заговоры.

Демид бесшумно подошел к кровати, и поглядел на Яну. На ее левой груди, прямо над розовым коническим соском, виднелся маленький черный знак – словно паучок вцепился в тонкую белую кожу. Зловещий холодок пробежал от затылка Демы по позвоночнику. Он наклонился, пытаясь рассмотреть метку.

– Слышь, братишка, дай закурить!

Демид услышал голос и видение пропало, словно налетевший злой ветер сдул дымку тумана. Демид снова сидел на поваленном дереве, вцепившись в жесткую кору до боли в пальцах. Он обернулся и увидел человека.

Парень нетвердо стоял на ногах, глядел тупо, мутно, спортивный костюм его был измазан зелеными травяными полосами и разорван на колене. Он пошатнулся, дохнув в лицо Демида запахом перегара, и повторил:

– Браток, ты чо, спишь, что ли? Угости куревом-то.

– Нет курева. Извини, – хмуро пробормотал Демид. Его слегка знобило. Незнакомец раздражал его, он не вписывался в мистическую картину происходящего, безжалостно разламывая ее на куски похмельным реализмом.

– Чо-то я не понял, братишка, – пьяный зло сжал губы, попытался положить заскорузлую руку с грязными ногтями на рукав Демида, но промахнулся, покачнувшись. – Ты ч-чо, зажал?

– Зажал, – холодно ответил Демид, – Еще вопросы есть? Или сразу в морду?

Парень осекся, примирительно помахал перед собой ладонями.

– Лан-но. Понял. Ты чо, мужик, обиделся? Не, ты не думай. Все нормально. Башка трещит, б… Вчерась дали хорошо… Щас пацаны за пузырем сбегают. Серега пошел. Слышь, братишка, махнем по маненькой?

– Нет, не буду.

– Я не понял. Ты чо, не уважаешь, что ли?

– Слушай, братишка, иди, а? Ты видишь, я занят.

– Ага! – мужик пьяно подмигнул. – С телкой разговоры ведем, вино пьем, со мной не хочем. Ну-ка, чо у вас тут? Кислятина, што ли?

Он нагнулся к полупустой бутылке, стоявшей на земле, и поднял ее. Яна неприязненно отпрянула в сторону. Демид раздраженно скривился и отвесил пинка по тощей заднице наглеца. Тот выронил бутылку, вылив остатки вина, и мешком свалился на землю.

– Хватит валяться. Быстро вставай и отваливай. – Демид еле сдерживался, чтоб не навешать придурку хороших затрещин. Он терпеть не мог алкоголиков.

Пьяный медленно поднялся, и скрючившись, ретировался в кусты. Демид виновато посмотрел на Яну.

– Всегда так. Всегда найдется какой-нибудь дурак, который испортит все настроение. Ты не очень расстроилась?

– Да нет. С тобой мне нечего бояться. Ты такой сильный…

"Что со мной произошло? Наваждение? Раньше такого не случалось. Это похоже на галлюцинацию. Но в то же время я уверен, что то, что я увидел, происходило на самом деле".

Порою Дема любил читать книги про всякие мистические штучки. Не то что бы верил всему, что было написано на бумаге, но, по крайней мере, находил это забавным. Теперь же, когда он столкнулся воочию со сверхъестественным, ему жутко захотелось стать материалистом, чтобы найти всей чертовщине физическое объяснение, расклассифицировать, докопаться до причины и устранить, как вредное явление. Он чувствовал, что рациональная база его жизни шатается под ногами и все меньше событий, что происходят с ним, поддаются какому-либо логическому анализу.

– Яна, что за знак увидела знахарка? Это был паучок такой черный?

– Откуда ты знаешь? – Янка испуганно отшатнулась от Демида. – Ты… Ты – телепат, да?

– Психопат я, – пробормотал Дема. – Крыша у меня временами едет.

– Дема, на мне осталось дьявольское проклятие… Знахарка не смогла его снять, хотя и вылечила меня от болезни. Вот, смотри…

Яна смущенно расстегнула две пуговицы на рубашке и отвернула воротник, обнажив уже знакомый Демиду знак. Он несколько увеличился с тех пор, паук стал толще и выглядел увереннее, словно медленно набирался силы, выкачивая ее у девушки. Яна дотронулась губами до уха Демида и прошептала:

– Он растет…

Демид кивнул. Яна застегнула рубашку.

– Тогда я проспала три дня, и, когда проснулась, почувствовала себя здоровой. Но Надя сказала мне: "Не радуйся, доченька. Вылечила я твое тело, но душа твоя не спасена. Лежит на тебе проклятие лютое, замок на нем заколдованный, и его снять я не в силах".

Яна тяжело вздохнула.

– Ты знаешь, если мне не удастся снять заклятие, я постепенно превращусь в рабыню этого человека. Как зомби. Представляешь, буду ходить черная, полуразложившаяся, с пустым взглядом, и пить кровь младенцев…

Яна закатила глаза, оскалила зубы и помахала скрюченными пальцами в воздухе. Демиду стало совсем жалко бедную девочку. Она пыталась сохранить самообладание, но невысказанная черная тоска глодала ее душу.

Она попала в скверную историю, и Демид не знал, как ей помочь.