Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
5
Ближе к полудню подкатил Дре, чтобы отвезти нас с сыном в магазин.
Тачка у него, конечно, потрясная: старенькая «бэха» 94-го года, но с виду как 98-го или даже 99-го. Дре взял ее со свалки и сам восстановил, сделал из развалюхи конфетку: краска кенди, двадцатидюймовые диски, аудиосистема в багажнике – просто отпад. Сижу с ним в машине и балдею, честное слово.
Он помог мне укрепить на сиденье автолюльку – я-то в этой механике не секу ни фига, – и мы двинули в продуктовую лавочку мистера Уайатта, что на Астровом бульваре за углом. Дре опустил все стекла, развалился и рулит одной рукой. По радио передают 1st of tha Month группы Bone Thugs-N-Harmony, и он кивает в такт, а у меня даже на это сил нет, так вымотался. Закрыв за Кингом дверь, уложил Малого и думал придавить часок-другой, но так и не уснул, все думал о нашем разговоре.
– Че как, братец? – оборачивается Дре.
Я откидываюсь на спинку сиденья.
– С утра Кинг заглядывал, я ему передал, что ты велел.
– И что он?
– А ты как думаешь? Разозлился, но обещал завязать. – Вру, понятное дело, не подставлять же лучшего кореша.
– Вот и славненько, – кивает Дре. – А сам что такой кислый?
– Твоя Андреана когда стала спать нормально?
– Что, уже с ног валишься? – смеется он.
– А то! За все выходные глаз не сомкнул.
– Терпи, никуда не денешься. Скажи спасибо, что других дел нету и в школу не надо. Коротышке своей сказал уже?
Он имеет в виду Лизу. В моей коротышке от силы метр шестьдесят, но мячи она забрасывает получше иных верзил.
Я задумчиво кручу одну из тугих косичек, которые она заплетала мне неделю назад, когда мы сидели у нее на крыльце. Вокруг летали светлячки, стрекотали цикады… мир и покой.
– Нет, – вздыхаю, – пока случая не было зайти, а по телефону разве такое скажешь?
– Смотри, сама на улице узнает.
– Да никто ей не скажет.
– Ага, щас! Будешь тянуть, дождешься пинка под зад.
Можно подумать, так легко пойти и рассказать. Лиза с ума сойдет, и неважно, что мы с ней были в ссоре, когда я спутался с Аишей. Главное, спутался, и точка.
– Я пока не готов разбить ей сердце, Дре.
– Думаешь, будет легче, если она узнает от других? Поверь, брат. Мне самому неслабо везет, что Киша до сих пор со мной после всего, что я натворил.
Они с Кишей вместе класса с седьмого, их друг без друга уже и представить невозможно.
– Да ну брось, вас водой не разольешь.
– Надеюсь, – смеется он. – Скорее бы расписаться.
– Все равно трудно поверить, что ты… женишься. – Даже само слово произносить как-то неловко. – Я тоже Лизу люблю, но представить себя с ней навсегда…
– Это ты сейчас так говоришь. Настанет день, и все изменится, увидишь.
– Вот еще! Я свободный человек.
– Поглядим, – хмыкает Дре.
По радио звучит Hail Mary Тупака Шакура, самое то для меня. Он лучший, даже не верится, что уже почти два года его нет. Помню, как по радио сообщили о том, что его подстрелили в Вегасе. Я тогда подумал, что он выкрутится и на этот раз – в Нью-Йорке пять раз стреляли, и выжил. Чувак казался непобедимым, однако же через несколько дней помер.
Во всяком случае, так говорят.
– Эй, слыхал новости? – спрашиваю. – Тупак жив!
Дре смеется.
– Да брось ты, расскажи еще про конец света в двухтысячном.
Про этот двухтысячный на всех углах талдычат. Сперва надо девяносто восьмой пережить.
– Не знаю, правда или нет, просто по радио сказали, мол, он укрылся на Кубе у своей тетки Ассаты, потому что власти охотятся за его головой.
– Да ну, Билл Клинтон не стал бы трогать Тупака.
Ма тоже за Клинтона, говорит, он почти все равно что черный президент.
– Ну не скажи, у Тупака вся семья «Черные пантеры», а в песнях слишком много правды. Ходят слухи, он вернется в 2003-м.
– Почему в 2003-м?
– Через семь лет после как бы смерти. У него же все на семерку завязано. Стреляли седьмого числа, а умер на седьмой день, ровно через семь месяцев после того, как выпустили альбом All Eyez on Me.
– Совпадение, Мэверик.
– Нет, ты послушай! Он умер в четыре часа три минуты – четыре плюс три будет семь. Родился шестнадцатого, опять семь – один плюс шесть.
Дре задумчиво потирает подбородок.
– А умер в двадцать пять лет…
– Вот, два плюс пять! А посмертный альбом, где он Макавели, как называется?
– «Теория седьмого дня».
– Именно! Говорю тебе, он нарочно так задумал.
– Ну хорошо, допустим, – говорит Дре. – Но почему семерка?
Я пожимаю плечами.
– Наверное, священное число… не знаю. Надо будет разобраться.
– Ладно, признаю, выглядит подозрительно. Но все же Тупак умер.
– Ты же сам говоришь: подозрительно.
– Да, но только трус станет прятаться и притворяться мертвым, а Тупак трусом не был. Пусть правительство за ним и охотилось, он скорее погиб бы с честью.
Да уж, кем-кем, а трусом Тупака не назовешь. Он бы прятаться ни от кого не стал.
– Ладно, сделал ты меня.
Дре заезжает на парковку. Магазинчик Уайатта – ровесник Садового Перевала, Ма бегала туда девчонкой по поручениям бабули, когда хозяином был еще отец теперешнего. Там найдешь что угодно, от свежих овощей до жидкости для мытья посуды.
Раскладываю с помощью Дре коляску – ну почему для младенцев все делают так сложно? – и захожу с сынишкой в магазин. Для здешних мест тут чистенько: мистер Уайатт следит за тем, чтобы полы всегда блестели, а полки были вымыты.
Сам хозяин стоит за кассой, заворачивает покупки какой-то старушенции, а его супруга с ней болтает. В прошлом году миссис Уайатт вышла на пенсию и постоянно торчит в магазине, разве что отлучится напротив через дорогу обновить маникюр. Ногти у нее всегда ярко-розовые.
– Мэверик, да ты с сынишкой! – сияет она, увидев нас.
Миссис Уайатт обожает малышей. Раньше они с мужем брали детей под опеку, и у них дома всегда толпилась ребятня. Благодаря им мне было с кем играть в детстве.
Она подходит и склоняется над коляской.
– Парень, у тебя не было ни единого шанса от него отказаться – вылитый папаша.
– Ага, – щерится Дре, – даже башка такая же круглая, как арбуз.
– Заткнись! – толкаю его локтем.
– Не дразнись, Андре, – смеется миссис Уайатт и, покряхтывая, достает Малого из коляски. – Какие мы уже большие, прямо великаны! Хорошо кушаешь, да?
– Как раз приехал за детским питанием, – киваю я.
– Ясное дело. – Она улыбается младенцу, и тот отвечает беззубой улыбкой. – Фэй говорила, что ты сегодня в няньках. Ничего, справляешься?
Ну понятно, как же маме не поделиться со стариками. Они так долго живут по соседству, что практически стали нашей семьей.
– Да, мэм.
Мистер Уайатт прощается с покупательницей и идет к нам. У него густые усы, а на голове всегда шляпа. Должно быть, скрывает лысину. Сегодня шляпа соломен- ная.
– Осторожнее, Ширли, – говорит он, – не держи его слишком долго, а то снова детишек захочется.
– Ну и пускай… правда, крошка? – Она целует Малого в щечку.
Уайатт крепко берет меня за плечо.
– Ты же не собираешься взвалить младенца на шею своей матери, сынок?
– Нет, сэр. – К нему только так, с «сэром», приучил меня с самых ранних лет. – Я справлюсь.
– Очень хорошо. Сам родил, сам и обеспечивай. Тебе скоро в школу, так? Готов? Смотри, чтобы из-за ребенка не пришлось бросить учебу.
– Кларенс, не нагнетай, – просит миссис Уайатт.
Его попросишь, как же, вечно грузит. Однако, хоть старик и действует мне на нервы, я знаю, что ему не все равно. Когда забирали отца, у нас дома хрен знает что творилось. Копы вломились с пушками, уложили родителей на пол, а один потащил меня на улицу. Я ревел, умолял их отпустить, а он хотел посадить меня в машину, чтобы куда-то увезти. Мистер Уайатт тогда вышел и поговорил с копами, а потом обнял меня за плечи и повел к себе домой. Я пробыл у них до самого вечера, пока маму не отпустили.
– Ничего-ничего, на его плечах теперь ответственность. – Он смотрит мне в глаза. – Ребенок обходится недешево, как ты собираешься зарабатывать?
– Он уже ищет, – встревает Дре. – Вы не знаете, никому не нужен работник?
– Да мне самому нужен! Мой племянник поступил в колледж и не может теперь работать полный день. Нужен кто-то на подмену.
О боже, только не это! Мало того, что по-соседски придирается, так теперь еще и боссом станет. Шагу тогда свободно не ступишь.
– Спасибо, мистер Уайатт, я…
– Что? Ты уже нашел работу?
– Э‐э… Нет, сэр. Просто… вы же не станете много платить.
– Ровно столько, сколько платили бы другие! В чем же дело?
– Да ни в чем, – снова вмешивается Дре. – Отличный вариант, правда, Мэверик?
Богом клянусь, лучше бы ему заткнуться, не то…
– Если ребенка не с кем оставить, так я посижу с ним, – предлагает миссис Уайатт. – У меня время найдется.
– Только не бесплатно! – добавляет Уайатт. – Тут благотворительностью не занимаются.
– Кларенс! – укоризненно восклицает она.
– Так это правда! И пусть лучше сразу уяснит.
– Спасибо, миссис Уайатт, – говорю я, – Малой скоро вернется к матери.
Очень надеюсь.
– Ну и славно, – кивает хозяин. – Значит, дело не в том, что с ребенком некому посидеть, и не в деньгах. Так в чем же?
– Ни в чем, – улыбается Дре. – Мэверик согласен.
Да что же это такое? Хрена лысого я соглашусь!
Мистер Уайатт складывает руки на груди.
– У него свой язык есть, Андре! Пусть скажет сам. Мэверик, ты хочешь тут работать?
Нет! С другой стороны… толкать травку больше нельзя, где взять деньги? Я не могу взвалить на Ма все счета и заботу о собственном сыне.
Проклятье! Похоже, и правда пора взрослеть.
– Да, сэр, я согласен.
– Вот и отлично! Можешь приступить, как только начнутся занятия. Четыре часа после школы, весь день в субботу, а в воскресенье выходной. В остальное время работает Джамал. Иногда будешь здесь, в магазине, помогать, в другие дни – у меня в саду. И учти, никакого баловства и уголовщины я не потерплю!
Уайатт в курсе, что мы все тут Короли. Это обычное дело в нашем районе.
Дре обнимает меня за плечи.
– Ничего подобного не будет, мистер Уайатт, – заверяет он.
Я стряхиваю его руку. Предатель!
– Мне надо сделать покупки, – бормочу.
Оставив сына под присмотром миссис Уайатт, я беру тележку и качу по проходу, едва сдерживая злость. Дре пристраивается сзади. Так бы и врезал ему, честное слово!
– Все окей? – спрашивает.
– Да щас! – шиплю я, обернувшись. Уайатты далеко, не услышат. – Ты хоть понимаешь, во что меня втравил?
– Нашел тебе работу! Тебе деньги нужны позарез. Делай, что скажут, и все путем. Уайатт не так уж плох.
– Ага, ага…
– Есть и похуже, тот же Льюис.
И то правда, хозяин парикмахерской через дорогу всю душу вынет. А Дре продолжает:
– Ты сам говорил, что должен помогать тете Фэй, работа как нельзя кстати. Мужчина должен исполнять свой долг, так что взрослей, браток.
Хуже всего, что Дре прав, и не возразишь.
– Ладно, окей. – Хлопаю его по протянутой ладони.
– Давай, грузись, – кивает он на полки с продуктами, – и не забудь зубную пасту, а то у тебя изо рта хрен знает чем несет!
Я показываю ему средний палец, и он, хихикая, возвращается к кассе.
На мамин список уходят все деньги, что остались после покупки кулона с цепочкой. Прошу у Уайатта скидку, как работник магазина, но хозяин смотрит так, будто я говорю на другом языке. Никакой скидки, стало быть.
Идем с Дре к выходу, он с тележкой, я с коляской. Малой дрыхнет как убитый – миссис Уайатт прямо волшебница, хочется даже попросить ее уложить младенца на ночь.
Дре собирается толкнуть дверь, но та распахивается сама, и я в ужасе замираю.
На пороге стоит Тэмми, лучшая подруга Лизы.
И мама Тэмми, мисс Розали, тоже здесь. Она широко нам улыбается.
– Привет, Мэверик, привет, Дре! Как пожива… – Заметив коляску с младенцем, она умолкает, вытаращив глаза. Глаза Тэмми уже вытаращены.
Братец предупреждал, что я дождусь пинка под зад, и моя задница уже чешется в ожидании.
– Нормально, мисс Розали, – выдавливаю я, неловко кашлянув. – А вы как?
Они переглядываются, и я готов поклясться, что разговаривают без слов.
– Все хорошо, дружок. Вот, зашли кой-чего подкупить.
Тэмми сверлит меня взглядом, как заправский детектив.
– Чей это ребенок? – Проклятье, спросила-таки.
– Ладно, нам бежать пора, – спасает положение Дре. – Хорошего вам дня!
– И вам также, – кивает мисс Розали.
Тэмми втягивает воздух сквозь зубы. Можно даже не отвечать, что ребенок мой, она и так поняла.
Выхожу следом за Дре, кровь стучит в ушах, будто тикающая бомба. Так оно, по сути, и есть: вопрос не в том, доложит подруга или не доложит, а как скоро. А когда доложит, дерьмо попадет на вентилятор.
Надо срочно поговорить с Лизой. Прямо сейчас.
