Его Высочество Пиц. Узы

Глава II

I

Когда с тобой уже произошло все самое страшное, и в океане отчаяния ты коснулся дна, есть основание полагать, что хуже быть не может. Наоборот, отстрадав и выплакав все слезы, ты начинаешь надеяться, что теперь жизнь должна повернуться к тебе своей светлой стороной, ибо и на испытания, выпадающие на душу населения, должен быть какой-то разумный лимит. Так немного наивно, отчасти в силу молодости, отчасти из-за крох унаследованного от отца жизнелюбия, полагал Павел. Молодой человек решил, что пора перевернуть горестную страницу и пытаться жить дальше. Постепенно его воспоминания о родителях становились легче и светлее.

Из-за траура по матери, а затем по отцу, присяга, которую должен был принести Великий Князь по исполнении совершеннолетия, была перенесена на конец года. К тому времени для государственной клятвы созрели еще два кузена – Дмитрий Константинович и Михаил Михайлович, что несказанно радовало Павла, поскольку он, хоть ни с кем и не делился, немного смущался быть один в центре всей торжественной церемонии.

Монарх назначил присягу на Георгиевский праздник. В Гатчинском дворце собрался весь свет – Великие Князья и Княгини, статс-дамы и фрейлины, первые чины двора и самые высокопоставленные кавалеры ордена Святого Георгия. Император подвел молодых людей к аналою, поставленному перед алтарем с животворящим крестом и Евангелие, где они присягнули в верности царствующему Государю и Отечеству, в соблюдении правил наследства и установленного фамильного распорядка. Прочтя вслух слова присяги, юноши закрепили клятву подписью на присяжных листах. Затем после молебна Георгию Победоносцу в Белом зале Великие Князья произнесли присягу на верность службе Государю и Отечеству.

Во время церемонии Павел обратил внимание, как изменился Августейший брат. Он будто расправил крылья, которые были скрыты от посторонних глаз во время правления отца. Александр III излучал уверенность и надежность. Со вступлением на престол в нем появилось величие, которого в считавшемся несимпатичным и грузным Цесаревиче никто доселе не замечал. Страна вдруг поняла, что может жить спокойно под защитой могучего Царя-великана. Павла переполняли искренние верноподданнические чувства, и принесенная присяга шла из самых глубин его сердца.

После церемонии состоялся парадный завтрак, а затем младшие братья поехали обедать и провести вечер с Царской семьей.

– Неужто ты совсем не нервничал? – поинтересовался Сергей у Пица, когда они остались одни перед ужином. – Звучал очень уверенно! Стыдно вспомнить, как у меня дрожал голос…

– Мне было проще – рядом были Митя и Миш Миш. Но на моей присяге не было родителей… Перед началом церемонии я все ловил себя на мысли, что невольно жду, когда они появятся…

– Нам всегда будет их не хватать… А еще я помню, как на ужине после моей присяги мне преподнесли букет от княгини Долгорукой. Как же я разозлился! Кто бы мог тогда подумать, как все перевернется позже…

– Ты был у нее? Как она?

– Собирается уехать в Европу. Саша не слишком ее жалует…

– Это самое верное решение…

– Я буду скучать по детям… странно, но с ними у меня появляется какое-то подобие ощущения семьи… все же в их жилах течет кровь Папá. Знаешь, маленький Гога невероятно напоминает тебя в детстве…

В душе Пица, неожиданно для него самого, зашевелилась ревность. Он прекрасно понимал, что это страшная глупость, и все же ему неприятно было думать, что Сергей может полюбить кого-то так же, как его. Нет, скорее это был страх, что его разлюбят, что он станет никому не нужен. Любовь брата – это все, что у него тогда оставалось. Саша и Владимир тоже заботились о нем, но у них были свои семьи. Алексей и сам был неприкаянный, нигде долго не задерживался, как перекати-поле. В те дни не было на свете человека ближе Павлу, чем Сергей.

Вдруг из-за дверей появился племянник Ники и отвлек Великого Князя от болезненной мысли.

– Секретничаете? – тринадцатилетний Цесаревич хитро улыбнулся, словно раскусил, что темой их разговора была дама, которая доставила семье столько огорчений и упоминания которой старались избегать в доме Александра III. Увидев растерянные лица братьев отца, мальчик тут же сменил тему. Врожденная тактичность не позволяла ему ставить людей в неловкое положение и заставляла быстро исправлять ошибки естественной детской беспечности. – Пойдемте скорее, мне не терпится услышать о ваших последних путешествиях! Дядя Пиц, Папá сказал, ты снова уедешь. Ты настоящий странствующий рыцарь!

– Врачи убедили всех, что здешний зимний климат вреден моим легким. Я уже, верно, надоел родственникам за границей, особенно королю Эллинов, но что поделаешь!

II

Николай Борисович Юсупов какое-то время надеялся, что дочь Зинаида передумает выходить замуж за заурядного кавалергарда, единственными достоинствами которого на первый взгляд были яркая внешность жгучего брюнета да фамилия Сумароков-Эльстон. Ах да, еще родственники Голицыны. Дочь была слишком умна, чтобы очароваться высоким ростом и пышными усами. Отец рассчитывал, что это временная вспышка, которая потухнет, как только княжна рассмотрит посредственные умственные способности жениха. Однако прошел год, но дочь решения своего не изменила, и Юсупову пришлось начать подготовку к свадьбе после официального объявления о помолвке.

Свадьба была назначена на четвертое апреля.

Татьяна ехала к храму Св. Двенадцати апостолов при Главном почтовом управлении в карете с невестой и отцом. Она не могла отвести глаз от сестры, парчовое платье которой искрилось серебром в весенних лучах. Голову Зинаиды украшали венок из померанцевых цветов и мирты и невероятной красоты длинная кружевная фата, принадлежавшая когда-то самой Марие-Антуанетте. Но главным украшением невесты были ее огромные глаза цвета апрельского неба, сияющие от любви и предвкушения счастья ярче бриллиантов в диадеме.

– Зайдэ, какая ты невероятная красавица! – восхищенно прошептала сестра, взяв руку княжны.

Зинаида молча улыбнулась. Обычно спокойная и уравновешенная на людях, в тот день она была взволнована, как и полагается новобрачной.