Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Моей мечте, которая устала от меня.
Где-то в прошлом без причины оказался я покинут,
И с тех пор людское око не встречал мой блеклый взор.
Я пытался же развидеть человека, но увы, ведь
Каждый встречный стан в округе мне казался лишь шпынём[1],
Что всегда с улыбкой видной говорил слова шутливо
И тем самым он душил-то грёзы сердца моего.
Так лишилось их оно…
И в пандан2 тому кромешный мрак, сомкнув мне нагло вежды,
Дал понять, что вся надежда, принимая облик слёз,
Навсегда, не попрощавшись, расстаётся тут со мной.
А взамен ей – ничего…
Пустота сожгла всё в пепел в жизни той, что четверть века
И продлиться не успела. В жизни пёстрой, молодой
Траурный рокочет вой…
Про одно лишь позабыла пустота и не сгубила
Жизненный порыв, который и отсрочил мой покой.
Мне казалось, что вернёт он жизнь мою в привычный строй.
Да… вернёт… в привычный строй…
Чтобы средство от печали отыскать, бродил ночами
После тщетных всех попыток днём наткнуться на него.
Достигал я жутких далей, топких дебрей и сознанья,
Что не зря: спустя три года средство было предо мной.
Исцеленьем книги стали. Книги, да! Они мне дали
Ощутить иссохшим сердцем столь витальное3 тепло.
То тепло, что в долгих муках и присниться не могло.
Как никто я понимаю, как блаженно же оно.
Встретив книжные просторы, окна наглухо зашторил,
Чтобы тени, что за ними, не мрачили свет листов.
Встретив книги, одарил их я заботой до краёв,
А они в ответ её же возвращали, преумножив,
Чем наглядно показали мне отличие одно:
Холить4 так, как холят книги, человеку не дано…
Долгий час была незрима доброта мне в этом мире,
В те часы, когда покинут, мир становится другой.
Нет, не злым, окрас теряет и становится пустой.
Он утоптан весь толпой…
Супроть5 этому же строки, что читал, все очень кротки:
На какую не взгляну я – вся лучится добротой.
Поражало то, что в строках подмечаю это всё,
Ведь всегда склонялся к чтенью нехотя, по принужденью
Да и книги в давней жизни обходил я стороной,
Думая, они излишни, слов и так кругом полно:
В частых встречах, в письмах розных, в ежедневных разговорах
С теми, с кем я счастлив был, был прочно узами сплетён.
Ох… увы… тишь злого рока6 заглушила напрочь всё –
Те слова уже ничто…
Как же скорбно, ясным стало, мне их крайне не хватало –
Лишь сейчас я понял это в размышлении своём.
Человеку есть мученье, коль его лишить общенья.
Ведь ему оно потребно, должно быть всегда при нём.
Катастрофа наступает, коль нет в жизни у него
Главной роскоши его[7].
А в моем-то случье книги мне общенье заменили,
Потому и подмечал в них всюду счастье от и до.
И сидел под светом лампы, упоённо8 и отрадно9,
Денно, нощно[10] предаваясь книжным строкам целиком.
Предаваясь им, не помнил про усталость и про голод.
Оторвать меня от чтенья был способен только сон.
Он так хитро, что безмолвно, против всей моей-то воли
Крал бездушно из-под взора свет спасенья моего.
Да… бездушно… из-под взора… свет, идущий от листов.
Взненавидел сон с тех пор.
Длиться же ему не боле четырех часов позволил.
Несмотря на то, что телу было мало тех часов –
Как проснусь, от тела слышу безнадёжное <<ещё>>.
Как же тело… ты слабо!..
Краткий час, что был с подушкой, был прекрасным. После – тускло.
Ведь во снах держал в ладонях то, что столь ценилось мной:
Блеск и краски прошлых будней, но, проснувшись, зрел итог –
