Имя твоего волка

Марго(12). Май

– Ну, иди сюда, – тихо, дрогнувшим голосом, позвала его Марго. Даже не надеясь, что он послушает. И сделала еще один шаг – очень осторожно.

Волчонок, только что аккуратно вытряхнутый старухой из большого кожаного мешка – в световой круг костра, прямо к ногам Марго, снова заворчал.

– Не торопись, – тихо сказала ей старуха. – если ты хочешь подойти к кому-нибудь близко – так близко, как это возможно, ты должна идти очень медленно. Поняла?

Марго торопливо кивнула, глядя на взъерошенного толстолапого неуклюжего зверька, грозно скалящего белые крапинки молочных зубов. И сделала еще один шаг – маленький. Волчонок зарычал, попятился, мимоходом рявкнул на потянувшееся нему пламя костра, уперся задом в загородку из камней, потерял равновесие, плюхнулся на свой куцый хвостик – и обиженно и недоуменно заскулил, растерянно глядя на приближающуюся Марго.

– Не торопись, – напомнила ей старуха. Марго послушно остановилась.

– Зачем…зачем это все? – неожиданно – для самой себя – спросила она у старухи, продолжая разглядывать волчонка. – Зачем это…так? – она запнулась.

– Видишь ли, девочка, – старухина рука опустилась на ее плечо – не сжала и не погладила, а просто опустилась, и Марго удивилась, почему она такая тяжелая – эта высохшая и худая старухина рука. И почему такой тяжелый и глухой старухин голос. И натужный – как будто каждое слова давалась ей с трудом. – Видишь ли, я скоро умру… Молчи. Молчи и слушай. И не задавай мне больше этот вопрос. Потому что иначе я сама начну думать – зачем – и начну сомневаться… Слушай… Я умру. А те дети, в деревне, которые бросали в тебя камни – помнишь? – они вырастут. И когда-нибудь они снова встретят тебя – на той дороге – или где-нибудь еще. И если ты будешь одна… Я боюсь, что ты будешь одна, девочка, после того, как я умру. Я не хочу оставлять тебя одну. Я хочу, чтобы рядом с тобой был кто-то, кто сможет защитить тебя. Кто-то, кто будет любить тебя так, что будет способен умереть за тебя. Или убить за тебя.

– Волк? – тихо и растеряно спросила Марго, недоверчиво разглядывая маленького неуклюжего волчонка, сонно моргающего от яркого света костра. И, не оборачиваясь, почувствовала, как за ее спиной утвердительно кивнула старуха, по-прежнему не убирая тяжелой руки с ее плеча.

– Звери и люди, – глухо сказала старуха, наклонившись к самому уху девочки: – Звери и люди любят одинаково. Они одинаково умирают и убивают за свою любовь. Они одинаково защищают ее – зубами, когтями и своим телом… Не просто волк. ТВОЙ волк, девочка.

– Почему… – спросила Марго, не отрывая глаз от волчонка – и поймав, наконец, его любопытный взгляд. Его глаза были серыми – нет, скорей, прозрачно-голубыми – цвета и безмятежности неба, и только иногда в этой небесной безмятежности вспыхивали и гасли золотистые тревожные искры. Отражение костра?

– Потому что ты можешь никогда не встретить человека, который будет любить тебя, – оборвала старуха ее незаконченный вопрос, – …любить тебя так. Это очень редко бывает, видишь ли. – И ее рука соскользнула с плеча Марго. Тяжело и устало.

Марго обернулась, когда тишина за ее спиной показалась ей стала невыносимо долгой. Ей не хотелось оборачиваться, потому что она боялась увидеть старуху, только что говорившую этим незнакомым тяжелым, глухим и натужным голосом. Незнакомую старуху – постаревшую и измученную, спокойно и бесцветно говорящую о своей смерти. И старуха оказалась именно такой – постаревшей и измученной. Марго не хотелось больше ничего спрашивать у нее, но она все-таки спросила, потому что ей показалось, что это важно. И, может быть, еще было важно не дать понять старухе, как она напугала Марго – своим видом и своим голосом.

– Так, как мои мама и папа? – спросила она.

– Ну… да, – подумав, согласилась старуха. – Он любил ее. Да. Но… – Она пожевала губами, задумчиво глядя в блестящие и внимательные глаза девочки, и размышляя, стоит ли договаривать начатую фразу.

«Но это не закончилось ничем хорошим для них обоих», – хотела сказать она, и наверное, это следовало бы сказать, но глаза Марго сияли – как всегда, когда Марго говорила о родителях, которых не помнила, и потому любила так, как любят божество – безупречное и недосягаемое. – Но такое редко бывает, Марго, – повторила старуха вместо этого.

– Раз в жизни? – уточнила Марго, и старухе уж совсем не понравилось, как заблестели ее глаза – с надеждой и воодушевлением, то есть, как раз именно с тем, что следует уничтожать в самом начале. Иначе это может прилепиться репьями ко всей последующей жизни – и потом царапать и ранить – сильно и неоднократно – а может, и смертельно.

– Или никогда, – сурово оборвала старуха. – А вот и луна, – сообщила она, прищурившись в черноту неба, пронзенную ослепительно сияющим диском полной луны.

Разговор утомил ее, и старуха почувствовала, что устала – хотя она еще ничего и не начала делать.

– Стой на месте, – прикрикнула она на Марго, которая собралась было отступить от храбро подобравшегося к самым ее ногам волчонка. – Стой на месте и смотри в луну. Я говорила тебе, что луна – это зеркало.

– Ты говорила… – сердито и испуганно сказала Марго, послушно задирая голову к небу. И с трудом сдерживаясь, чтобы не попятиться – пока волчонок обнюхивал ее голые ноги, щекоча кожу горячим дыханием и по-прежнему свирепо ворча. – …Ты говорила, что диких зверей бесполезно пытаться выдрессировать.

– Что за глупая человеческая привычка – вечно пытаться кого-то выдрессировать? – раздраженно буркнула старуха. – Почему люди всегда пытаются искалечить то, что попадает в их руки? Почему бы просто не позволить всем оставаться такими, какие они есть? Тебе бы понравилось, Марго, если бы кто-то захотел тебя выдрессировать?

– Вот еще, – фыркнула Марго.

– Слушай меня, – сказала старуха. – Я объясню тебе разницу между дрессировкой и любовью. Случается, некоторые путают одно с другим, или пытаются оправдать одно другим – а это еще хуже. Дрессировка – это когда ты пытаешься заставить кого-то быть похожим на тебя, а любовь – это когда ты сам, хотя бы ненадолго, пытаешься стать похожим на того, кого ты любишь – для того, чтобы лучше понять его. Дышать, как он, видеть, как он, чувствовать, как он. Жить, как он. Волк, который любит человека, становится немного человеком, а человек – немного волком. А для того, чтобы уметь становиться кем-то другим, надо для начала понять самого себя… И это, возможно, сложнее всего – разглядеть, понять и принять свое собственное отражение. Для этого и существуют зеркала. Только надо уметь в них смотреть. А теперь, смотри, девочка, смотри, как следует… Нет, не так, – нетерпеливый старухин голос рявкнул прямо в ухо Марго, а костлявый палец подтолкнул ее подбородок.

– Не на луну – а в луну, девочка. Понимаешь, в чем разница, а? Смотри, до тех пор, пока ты не увидишь там своего отражения. Настоящего отражения. Девочку…или волка… или что-то еще … Смотри…