Дарий Великий не в порядке

Крушение с непоправимыми последствиями

В школе Чейпел-Хилл два спортзала. Предположительно, они носят названия Большого и Малого залов, но учащиеся называют их Зал для мальчиков и Зал для девочек, потому что мальчики всегда занимаются в том, что побольше.

Да, да, и всё в обход политики нулевой толерантности в отношении сексизма, которой придерживалась школа Чейпел-Хилл.

На середине лестницы, ведущей в спортзал, я услышал его голос. Чип Кузумано.

Я опустил голову и стал спускаться быстрее, а на лестничной площадке даже подвис на перилах, чтобы удержаться и не упасть.

– Привет! – окликнул он сзади. – Эй! Дарий!

Я проигнорировал его и ускорился.

– Погоди! – снова крикнул Чип, и его голос эхом отразился от стен лестничного пролета. Я как раз добрался до самой нижней площадки, когда он дернул меня за рюкзак.

– Отпусти.

– Я просто…

– Отставь меня в покое, Чип. – Я дернулся вперед, надеясь, что это ослабит его хватку.

Вместо этого мой рюкзак испытал крушение с непоправимыми последствиями: основной шов, скреплявший его корпус, порвался. Мои учебники и тетради разлетелись по лестнице, но по крайней мере закрепленный липучками планшет остался внутри.

– Ой.

– Блин, Чип. – Я присел и начал сгребать свои бумажки, прежде чем кто-нибудь разнесет их ногами по всему лестничному пролету. – Спасибо. Огромное спасибо.

– Извини. – Чип протянул мне учебник, который поднял двумя ступеньками ниже. Когда он убрал с глаз челку, на лице показалась его знаменитая глупая улыбочка. – Я только хотел тебе сказать, что у тебя рюкзак открыт.

– Тебе что, моего велосипеда мало?

– Слушай, ну это же была просто шутка.

– То есть то, что у меня больше нет велика, для тебя шутка?

– О чем ты? Твои колеса валялись рядом, в кустах.

Я смотрел на него во все глаза.

Откуда мне было это знать?

– Ты что, их не нашел?

– Отстань от меня, Чип.

Прозвенел предупреждающий звонок: минута до начала урока.

– Ну же, чувак. Давай я помогу.

– Уходи.

Нельзя было рассчитывать, что Циприан Кузумано так просто мне поможет.

Он пожал плечами и поднялся с корточек.

– Ладно. Я предупрежу тренера Фортеса, что ты опоздаешь.

Я собрал свои записи в относительно ровную стопочку и сунул их между учебниками по экономике и геометрии.

Мой рюкзак не подлежал восстановлению. Когда порвался основной шов, отпали и лямки. Единственное, что еще было пригодным для хранения школьных предметов, – это передний карман, где лежали карандаши и ручки.

Прозвучал звонок на урок. Я связал оборванные лямки между собой, чтобы можно было перекинуть никуда больше не годную тушку рюкзака через плечо, собрал свои пожитки и поспешил в спортзал.

Тренер Фортес покачал головой, увидев стопку учебников и то, что осталось от моего рюкзака.

– Кузумано мне все рассказал, – проговорил он.

Почему учителя физкультуры всегда называют школьников по фамилии?

– Извините, тренер.

Почему школьники всегда называют учителей физкультуры просто «тренер», без фамилии?

– Все в порядке. Переодевайся.

У нас шли недели игр с сеткой: две недели бадминтона, две недели пинг-понга или настольного тенниса и грандиозное завершение – две недели волейбола.

Я в таких играх проявляю себя просто ужасно. Мне вообще не очень даются все виды спорта с мячом, хотя ребенком я играл в соккер. У меня лучше получается показать себя в тех видах спорта, где нужно хотя бы бегать, потому что бегаю я неплохо. Я вынослив и довольно быстр, что многих удивляет, потому что я немного полноват.

Ну. Не немного. Я полный, и точка. Именно поэтому Стивен Келлнер постоянно протягивает мне миску с салатом.

Как будто бы салат может так просто нейтрализовать вес, набранный из-за приема лекарств.

Как будто бы корень всех моих проблем таится в недостаточной дисциплинированности.

Как будто беспокойство по поводу веса не добавляет мне грустных мыслей, которых у меня и без того предостаточно.

Я переоделся в спортивную форму (черные шорты из легкой ткани и красную футболку команды школы Чейпел-Хилл по американскому футболу) и побежал на разминку. Я успел к самому концу приседаний, и теперь нам предстояло бегать по кругу в течение пяти минут.

На третьем круге со мной поравнялся Чип Кузумано.

– Привет, Да, – сказал он.

Мы были в стенах школы Чейпел-Хилл, в которой насаждалась политика нулевой толерантности в отношении травли, так что он не мог добавить второй слог и назвать меня Даше.

Я побежал быстрее, Чип не отставал, но по крайней мере он больше не улыбался.

– Я только хотел предупредить, что у тебя расстегнута молния. Не хотел портить тебе рюкзак.

– Как скажешь. По крайней мере выхлопные яички ты туда не спрячешь.

– И мне очень жаль по поводу твоего велика. Правда.

Я почти ему поверил.

Почти.

В отличие от остальных игр с сеткой, которые были организованы весьма бессистемно, в волейболе нас разделили на команды. Тренер Фортес решил, что играть мы будем по турнирной схеме. Выбывать никто не будет, но команда, которая наберет наибольшее количество очков, получит дополнительные баллы.

Я не понимал, какой смысл давать победителям дополнительные баллы, если они, согласно статистике, скорее всего ребята спортивного склада, а значит, дополнительные баллы им так и так не понадобятся.

В общем, я – это я, и я просто не мог не оказаться в одной команде с Толстячком Болджером, что дало ему еще больше поводов для шуток в духе: «Смотри, что это летит тебе в лицо! Всего лишь мяч, а уж ты надеялся!»

Ну, я же уже говорил. По крайней мере, он предсказуем.

Трент подал первым (он всегда подавал первым), и мы начали отбивать мяч, ставить блоки, гасить, а я старался не попадаться под руку Тренту, потому что в волейбол он играл весьма яростно, а особенно неистовствовал потому, что мы играли против команды Чипа. Несмотря на то что они были лучшими друзьями, Чип и Трент воевали друг против друга, как два Психически Неуравновешенных Вулкана, когда оказывались в командах соперников.

Этого я вообще не понимаю. Если бы у меня был лучший друг (Джаване – моя самая близкая подружка, но нас даже с натяжкой нельзя назвать лучшими друзьями), мы бы всегда играли за одну команду. Не в прямом смысле, как в играх с сеткой. Я был бы счастлив его или ее победе даже в случае своего проигрыша, и наоборот.

Толстячок локтем отодвинул меня с дороги, чтобы спасовать Крейгу, стоявшему ближе к сетке, и тот в свою очередь загасил.

– Действуй по схеме, Келлнер! – заорал тренер Фортес.

Я и действовал по схеме. Просто у Толстячка Болджера, похоже, была своя версия этой схемы.

Когда в следующий раз мяч полетел в моем направлении, я встал прямо под него, свел воедино локти и отбил.

Но, вместо того чтобы полететь вверх, мяч выстрелил вперед и попал прямо в затылок Крейгу.

Для игр с сеткой это просто ужасная ситуация.

Поднимая с пола мяч, Крейг повернулся и посмотрел на меня.

– Извини.

Крейг пожал плечами и под сеткой перекинул мяч Чипу, который должен был подавать следующим.

– Смотри, куда бьешь, – сказал Трент. – Террорист.

Это не первый раз, когда меня назвали террористом. Такое случалось не часто (ни один учитель, услышав это слово, дело так просто не оставит), но школа есть школа, а я парень со среднеазиатскими корнями, хотя родился и вырос в Портленде.

Меня это не сильно беспокоит.

Правда.

То есть Чайное Даше я воспринимаю куда хуже.

Слово «террорист» настолько нелепо, что его можно легко сбросить со счетов.

Мама всегда говорит, что такие шутки ее не волнуют, потому что персы физически не могут быть террористами. Ни один перс не способен встать рано утром, чтобы что-нибудь подорвать.

Я знаю, она так говорит, потому что на самом деле подобные слова ее беспокоят. Но когда можно немного посмеяться над собой, становится легче. Тогда, что бы ни сказал скучный хоббит вроде Толстячка Болджера, это не так-то важно. Мы ведь уже сами про это пошутили.

Правда, боюсь, такие шутки все же меня тревожили.

Но разве что немножко.