Долина Молчаливых Призраков

Глава XXII

Кент не забывал, что он вне закона, но это его вовсе не пугало. Теперь же, когда у него явилась новая цель в жизни, он уже стал вести свою игру с осторожностью. Он приближался к форту Чиппевьян, все время держась настороже, хотя и был уверен, что теперь его не узнали бы и его друзья с пристани Атабаски. Его борода выросла на целые полфута, волосы были длинные и лохматые. Пикар подарил ему куртку из оленьей кожи, сшитую по индейскому фасону. Кент улучил время и вошел в форт Чиппевьян еще до сумерек.

Масляные лампы уже горели в лавке Компании Гудзонова залива, когда он вошел в нее со своими мехами. В лавке не было никого, кроме приказчика, с которым он и произвел обмен. На это потребовалось не более часа. Он приобрел новую одежду, ружье и все необходимое, что мог только унести в руках. Не забыл он бритву и ножницы. Когда он кончил обмен, то за две шкуры голубой лисицы получил еще наличными деньгами.

Он ушел из форта Чиппевьян в тот же вечер и при свете зимней луны остановился на привал в двенадцати милях севернее пристани Смита.

Теперь он был уже на Невольничьей реке и целые недели медленно, но настойчиво продвигался на лыжах к северу. Он избегал по пути населенных мест и, не дойдя до форта Решения, свернул на запад. Был уже апрель, когда он добрел до какой-то речки, впадавшей в Большое Невольничье озеро. Как только прошел лед, он спустился по ней в это озеро и поплыл далее на лодке уже по реке Макензи. В конце июня он добрался до южного Наганни.

«Вы должны идти по руслу между северным и южным На-ганни, – припомнил Кент слова Маретты, – там вы найдете Серную страну, а за Серной страной будет уже и Долина Молчаливых Призраков».

Наконец он пришел к самой границе Серной страны. Взошла луна, и он увидел перед собой пустынную страну, окутанную желтым дымом. С рассветом он отправился далее.

Он прошел через обширные болота, над которыми стлались серные испарения. Миля за милей он все углублялся в пустыню, и она все более и более представляла собой страну смерти, покинутый ад. Здесь были леса и болота, но без малейшего признака жизни.

В воде вовсе не водилось рыб, в воздухе не пролетали птицы, на травах не было цветов – вонючая, дымившаяся страна, объятая тишиной смерти.

Он становился желтым. Его одежда, лодка, которую он нес на себе, его руки, лицо – все покрылось желтым налетом. Он не мог выносить на губах противного вкуса серы. И все-таки он шел вперед по компасу, который купил у кого-то по дороге. Он не мог ничего есть. Только два раза попил за целый день из своей дорожной фляжки.

И такое путешествие совершила в свое время Маретта! Ему не верилось, чтобы она могла пройти по такому пути.

Наступила ночь; взошла луна и осветила тусклым светом угрюмую местность, которая его окружала. Он лежал на дне своей лодки, укрыв лицо полою оленьей куртки, и силился заснуть. Но сон к нему не приходил. На рассвете он снова отправился в путь, пользуясь компасом. Весь день затем он не мог проглотить ни кусочка пищи. Но когда наступила следующая ночь, то воздух очистился, и стало легче дышать. Он продолжал путь при свете луны, которая теперь уже не была больше мутной. И наконец напоследок он услышал далеко впереди вой волка.

От радости он вскрикнул. Западный ветер задул ему в лицо, и он стал впивать его в себя так, как пьет воду человек, истомленный жаждой в пустыне. Теперь уж он не глядел на компас и шел прямо на этот свежий ветер. Часом позже он уже снова плыл по реке, и когда попробовал из нее воды, то от нее только слегка пахло серой. В полночь вода стала уже совсем прозрачной и холодной. Он вышел на песчаный берег, покрытый валунами, разостлал шкуру и произвел такую чистку, какой не подвергался еще никогда. Сера отскакивала от него пластами. Он снял с себя положительно все до нитки и, хорошенько вымывшись, оделся во все новое, хранившееся у него в ранце. Затем он развел костер и в первый раз за двое суток пообедал.

На следующее утро он взобрался на высокую сосну и оглядел окрестность. На запад тянулась широкая низменность, в пятнадцати или двадцати милях далее граничившая с грядой холмов. За ними возвышались снежные вершины Скалистых гор. Он слез с дерева, побрился, постригся и отправился далее. В этот вечер он остановился на отдых только тогда, когда его лодка не могла уже никуда плыть. Река сузилась в речку, а речка стала не шире ручья, и когда он остановился, то увидел, что достиг первых отрогов тех зеленых холмов, которые он заметил с дерева. На рассвете он спрятал свою лодку в надежное местечко и пошел далее уже пешком.

Целую неделю он медленно продвигался все на запад. Это был великолепный край, и все-таки в нем не было ни малейшего признака присутствия человека. Холмы сменились горами. Только на восьмой день он набрел на кое-какие признаки, говорившие о том, что здесь когда-то прошло живое существо. Это были жалкие остатки костра. Здесь был, очевидно, белый человек. Он понял это по размерам стоянки. Огонь горел целую ночь, дрова были длинные и нарублены топором.

На десятый день Кент дошел до западного склона первой цепи гор и увидел под собою удивительнейшую долину. Это была даже не долина, а целая равнина. В пятидесяти милях по ту сторону ее величественно возвышалась самая высокая из Юконских гор.

И теперь, когда он увидал перед собою настоящий земной рай, сердце в нем упало. Он подумал, что невозможно найти на таком обширном пространстве именно то место, которое он искал. Единственной его надеждой было столкнуться по пути с каким-нибудь белым или индейцем – одним словом, с человеком, который мог бы послужить для него проводником.

Он медленно спустился в эту пятидесятимильную равнину, утопавшую в зелени, всю покрытую цветами, в этот земной рай. «Едва ли, – думал он, – охотники зайдут так далеко с Юконских гор! А уж со стороны серной области – и думать нечего! Значит, это совсем новая, не открытая еще страна». На географической карте, которую он имел с собой, в этих местах значилось пустое пространство. Да и в самом деле здесь, казалось, не было ни единого жилья. Перед Кентом тянулась стена непроходимых Юконских гор, вершины которых были покрыты снегом. Он знал, что было по ту сторону их – громадные реки, текшие к Аляске, город Доусон, золотая лихорадка и цивилизация. Но это находилось за горами. А по эту сторону гор царило безграничное молчание, еще не нарушенное появлением человека.

Как только он очутился в долине, на него вдруг снизошел странный, приятный покой. И несмотря на это, в нем все-таки было твердое убеждение в том, что он и здесь не найдет того, что ищет.

Теперь уж он больше не взглядывал на свой компас, а руководствовался возвышавшейся перед ним группой из трех гигантских горных вершин. Одна из них была выше, чем две другие. Сколько бы Кент ни шел, эта группа всегда была перед его глазами. Она очаровывала его и казалась ему верным стражем, который вот уже миллионы лет охранял эту долину. Он стал так и мыслить о ней, как о страже. С каждым часом он как-то ближе чувствовал к себе эту группу гор, и она казалась ему одухотворенной. Какой-то внутренний голос подсказывал ему, твердил не переставая, что самая высокая из этих трех вершин обязательно должна была быть верным стражем Маретты.

На следующий день гора все еще продолжала расти перед Кентом. А с полудня она сразу стала менять свой характер. Вершина ее стала походить на замок, непрестанно менявший свои очертания по мере того, как он к ней подходил. И две другие ее меньшие сестры тоже стали ярко обрисовываться во всех подробностях. И прежде чем успели еще спуститься сумерки, он знал, что то, что представлялось теперь его глазам, вовсе не было плодом его воображения. Страж принял форму громадного человека, повернувшегося лицом к югу. Какое-то беспокойство овладело Кентом, что-то подбодрило его, и он продолжал идти даже и после сумерек. Только когда уже совсем стемнело, он остановился. А с зарею он уже снова продолжал свой путь. На западе прояснилось небо, и Кент вдруг остановился и громко вскрикнул.

Перед ним была голова стража, точно высеченная из камня руками скульптора-гиганта. Две другие, меньшие вершины тоже сбросили с себя вуали из облаков и открыли свою тайну. Точно в испуге или зачарованные, они тоже повернули к Кенту свои человеческие головы. Одна из них смотрела на север. Лицо другой было обращено к долине.

У Кента забилось сердце, и он воскликнул:

– Молчаливые Призраки!..

Он не услышал своего собственного голоса, потому что мысли вихрем завертелись у него в голове. Они захватили его всего, вдохновили его и утвердили его в том, что он видел перед собой не галлюцинацию, а реальность.

Долина Молчаливых Призраков…

Он повторял эти слова, уставясь глазами на три колоссальные головы, резко выделявшиеся на фоне неба. Где-то именно здесь, внизу ли, под ними ли, или над ними, может быть, даже на склоне одной из этих гор, должно было находиться жилище Маретты.

Он пошел далее. Странная радость наполнила его сердце. Ему стало казаться, что вот-вот в этой долине ему встретится сама Маретта и поздравит его с приходом. Но трагедия Порогов Смерти то и дело приходила ему на ум, а вместе с нею и мысль о том, что эти три гигантские головы будут ждать и не дождутся своей возлюбленной никогда, потому что она погибла. Как только солнце стало садиться, лицо, обращенное к долине, вдруг ожило под его последними лучами, окрасилось в настоящий телесный цвет и, казалось, настойчиво стало задавать Кенту вопросы:

– Где она? Где Маретта? Куда ты ее дел? Почему ты ее не сберег?

В эту ночь Кент не забылся сном ни на одну минуту.

К полудню следующего дня он взобрался на самую вершину преграждавшего ему дорогу ближайшего горного кряжа. Он с трудом вскарабкался на него и наконец долез. Когда он поглядел с него вниз, то на этот раз уже убедился, что перед ним расстилалась действительно Долина Молчаливых Призраков. Она оказалась не такой широкой, как все другие. На дальнем краю ее, в трех или четырех милях от Кента, поднималась громадная гора, лицо которой смотрело вниз, на расстилавшиеся у ее подошвы зеленые луга. В южной стороне ее на далеком расстоянии сверкали перед Кентом освещенные солнцем ручьи, речки и небольшие озера и виднелись кедровые, сосновые и березовые леса, которые казались издали богатыми коврами, разостланными по бархатным зеленым полям. На севере, в трех или четырех милях от Кента, тот самый хребет, на который он вскарабкался с таким трудом, круто сворачивал к востоку, и эта часть долины, уходя за кряж, скрывалась от его глаз. Отдохнув немного, он свернул именно в этом направлении. Было уже четыре часа, когда он вступил в самый изгиб долины и мог видеть то, что там находилось.

Это была громадная котловина в конце самой долины, окруженная со всех сторон горами и имевшая в диаметре не менее двух миль. Ему немного понадобилось времени, чтобы приспособить зрение так, чтобы на целые полмили под собой видеть самые мелкие и далекие предметы. И прежде чем он успел сделать это, до него долетел снизу звук, который заставил задрожать в нем каждый его нерв: откуда-то снизу, из глубины котловины, до него донесся лай собаки.

Теплая золотая дымка, которая обыкновенно предшествует в горах солнечному закату, уже легла между Кентом и долиной, но он успел разглядеть сквозь нее, как раз под самыми своими ногами, признаки человеческого жилища. Он увидел небольшое озеро, из которого струясь вытекала маленькая речка, и как раз на берегу этого озера, лепясь к подошве того уступа, на котором он стоял, находилось несколько построек с палисадниками, похожих издали на игрушечные домики. Не видно и не слышно было ни животных, ни какого-либо движения.

Не стараясь даже разыскивать тропинку, Кент стал спускаться вниз как попало. Он не стал задавать себе вопросов. Он был для этого слишком уверен. Из всех мест на всем земном шаре это обязательно должна была быть Долина Молчаливых Призраков.

Там внизу, под ним, утопая и полускрываясь в дымке солнечного дня, находился дом Маретты. Теперь Кент уже считал его своим, частью самого себя, был уверен в том, что, придя в него, он найдет там для себя место своего последнего успокоения, свое последнее убежище, свой собственный дом. Он был убежден также, что там уже готовятся к его встрече, и это убеждение показалось ему самому странным. И, еле переводя дух от волнения и задыхаясь, он побежал со всех ног, но скоро принужден был отдохнуть. Туман в долине сгущался. Солнце стало заходить за западные вершины гор, и, как только зашло, наступили сразу сумерки. Было уже семь часов вечера, когда он добрался наконец до края долины. Силы оставляли его. Руки у него были исцарапаны и кровоточили. Темнота застала его в пути.

Когда он обходил выступ горы, то не мог удержаться от радостного крика. Перед ним вдруг замигали приветливо огоньки. Некоторые из них светили врассыпную, и совсем близко от него их была целая группа, точно в каком-нибудь одном доме были сразу освещены все окна. Он ускорил шаги и пошел прямо на них, а затем у него не хватило больше терпения, и он побежал. И вдруг что-то остановило его, сердце у него замерло, и к горлу подкатил ком, так что он не мог даже дышать.

До него донесся мужской голос, который в темноте кого-то громко звал:

– Маретта! Маретта! Маретта!..

Кент хотел крикнуть и не мог. У него захватило дух. Он весь задрожал. Он протянул руки вперед, и какое-то безумие, точно огонь, вдруг охватило его всего.

И опять послышался голос:

– Маретта! Маретта! Маретта!..

Эхо повторило это имя.

– Маретта! Маретта!.. – закричал он как безумный и побежал далее со всех ног.

Колени у него дрожали, ноги подкашивались от усталости. Он выкрикивал это имя опять и опять, тогда как тот, другой голос давно уже смолк. Между Кентом и освещенными окнами обрисовались во мраке предметы. Кто-то шел к нему навстречу, какие-то два человека; по-видимому, они были очень удивлены. Кент едва держался на ногах, но все еще звал Маретту.

И вдруг ему ответил женский голос, и мужчина со всех ног бросился к нему навстречу.

В трех шагах они остановились, и, несмотря на мрак, глаза их встретились и засверкали. Кент почувствовал, что он воскресает.

Да, он воскрес из мертвых! Он опустился на колени и едва имел сил протянуть вперед руки, и над ним склонилась сама Маретта. Когда подошел и мужчина, то он нашел их обоих на земле, на коленях, они прижимались друг к другу, как маленькие дети. А когда Кент поднял голову, то увидел над собою Мак-Триггера, того самого человека, жизнь которого он спас на пристани Атабаске.

Мак-Триггер смотрел на него и не верил своим глазам.