Долина Молчаливых Призраков

Глава XII

Когда Маретта Радисон сообщила Кенту, что именно Фингерс продумал весь его побег, то он с глупым видом уставился на нее. А он-то так обвинял Фингерса! Он даже называл его трусом и предателем. И вдруг оказывается, что именно Фингерс-то и был здесь главным винтиком. И Кент стал от души хохотать. В один миг для него стало ясно все. Но у него было столько вопросов, готовых слететь с языка, что он даже и не знал, с чего ему начать. Он просто немел в обществе Маретты.

Она стала приводить в порядок свои волосы. Они упали вниз мокрой блестящей массой. Кент никогда еще не видел ничего подобного. Они закрыли ей все лицо, всю шею, все плечи и руки и спустились ей до самых колен. Капельки воды стали скатываться с них на пол, как мелкие брильянты, рассыпавшиеся по полу. Он забыл о Фингерсе. Он забыл о Кедсти. Его мозг был точно наэлектризован. Только мысль о ней подавала ему величайшие надежды на будущее. Но теперь она находилась от него не на четыреста или пятьсот миль к северу. Она находилась от него всего только в двух-трех футах, стоя к нему спиной, а лицом к зеркалу, и расчесывала себе волосы. И когда он сидел, не произнося ни слова и смотря на нее, он вдруг почувствовал страшную ответственность, которая на него свалилась и которая во всей своей наготе предстала перед его глазами. Фингерс все инсценировал, она выполнила свою роль. Теперь он, Кент, должен был выполнить свою.

Сбоку, по стеклам окна, точно плетью, стегал проливной дождь. За окном простиралась темнота, а за ней река и вольный мир. Его кровь загорелась прежним пылом бродяжничества. Они сегодня же отправятся в путь; они обязательно должны бежать сегодня! Чего им здесь ожидать? Зачем им зря тратить время, оставаясь под крышей Кедсти, когда свобода уже протянула к ним свои руки? Его охватила жажда деятельности.

Вдруг она обернулась к нему.

– А ведь вы, – упрекнула она его, – до сих пор еще не сказали мне «благодарю»!

Он подскочил к ней. Он схватил ее за обе руки и вместе с ними почувствовал у себя между пальцами ее волосы. Слова потоком полились из его уст. Он не мог вспомнить впоследствии, что он говорил. Она от удивления широко раскрыла глаза. Не сказал ей «благодарю»! Да он выложил перед нею все то, что случилось с ним, что было в его сердце и душе с той самой минуты, как она явилась к нему в госпитале у Кардигана! Он рассказал ей обо всех своих мечтах и планах, о том, как он мечтал догнать ее на пути, если бы ему удался побег, и посвятил бы этому всю свою жизнь. Он сжимал ей руки так крепко, что ей было больно, и голос его дрожал. Он видел, как под облаком волос ее щеки вдруг покрылись румянцем.

– Простите меня за все, что я вам сейчас сказал, – обратился он к ней в конце, – но все это правда. Вы явились ко мне там, у Кардигана, как видение, о котором я всегда мечтал, но встретиться с которым никогда не рассчитывал. Затем вы неожиданно явились ко мне в тюрьму, точно…

– Каждую минуту может возвратиться инспектор Кедсти, – перебила она его, – поэтому не говорите так громко.

– Ах, батюшки! – зашептал он сразу. – А я не высказал вам и сотой доли того, что хотел сказать. Я хотел бы вам задать миллионы вопросов. Но, разумеется, здесь вовсе не подходящее для этого место. Но почему мы именно здесь? Зачем мы пришли к Кедсти? Почему не отправились прямо к реке? Ведь лучшей ночи, чем эта, трудно и подыскать!

– Но она не так удобна для этого, как одна из следующих, – ответила она, закончив наконец свои хлопоты с волосами. – Вы сможете отправиться к реке только на пятую ночь. Как вам известно, все наши карты спутал инспектор Кедсти тем, что изменил время вашей пересылки в Эдмонтон. А между тем мы все устроили таким образом, что только через пять суток вы могли бы находиться в безопасности.

– А вы?

– Я еще должна остаться здесь.

И затем упавшим голосом, от которого у Кента похолодело сердце, она добавила:

– Я еще должна остаться здесь, чтобы расплатиться с Кедсти за все, что сейчас произошло. Не знаю, сколько он запросит.

– Маретта! – воскликнул он. – Да возможно ли это?

Она быстро к нему повернулась.

– Нет-нет, – возразила она, – я этим не хотела сказать, что он причинит мне физические страдания. Скорее я убью его сама! Очень жаль, что проговорилась. Надеюсь, что вы не будете меня расспрашивать! Слышите? Вы не должны!

Она передернула плечами. Никогда еще раньше он не видел ее в таком возбуждении, и, видя ее такой, какой она перед ним стояла, он понял, что ему вовсе не нужно за нее бояться. Она не тратит слов по-пустому. Она за себя постоит! Если понадобится, то она и убьет. И она представилась ему теперь совсем в другом свете, чем раньше. Это была теперь истинная дочь Севера, с его почти дикой смелостью, пафосом и трагедией, с его солнечным блеском и бурями.

Он слышал ее красивый смех, когда она шутила над ним в госпитале; она поцеловала его тогда; она вступала из-за него в бой; она в ужасе цеплялась за него, когда ее ослепляла молния.

Она менялась, как солнце, облако и ветер, и каждая перемена в ней приводила его в восторг.

– Нет, – сказал он, – я не буду задавать вопросов. Я не стану спрашивать о том счете, который может предъявить вам к платежу Кедсти, потому что вы все равно не станете его оплачивать. Если вы отказываетесь сейчас бежать со мной, то не побегу и я. Я остаюсь здесь, и пусть меня повесят. Я вовсе не намерен задавать вам сейчас вопросы, поэтому не волнуйтесь. Но если вы сказали правду, что вы настоящая северянка, то вы вернетесь на Север со мной, иначе остаюсь здесь и я.

Она глубоко вздохнула, точно гора свалилась у нее с плеч. Ее глаза-фиалки просияли, и на дрожавших губах появилась улыбка. По ней, точно молния, пробежала тихая радость, и она не старалась ее скрыть.

– Это очень мило с вашей стороны, – сказала она. – Очень приятно слышать. Я еще ни разу не испытывала удовольствия от того, что кто-то из-за меня может быть повешен. Но все-таки вы отправитесь один, а я останусь. Теперь вовсе не время нам пререкаться по всем этим вопросам, потому что скоро возвратится Кедсти, а мне к тому времени надо еще окончательно просушить волосы и указать вам лазейку, в которой вы должны спрятаться.

Она снова принялась за свои волосы. Кент увидел в зеркале, что она все еще улыбалась.

– Я не буду спрашивать вас, – заговорил он опять, – но если бы только вы могли понять, как пламенно я хотел бы знать, где сейчас Кедсти, как вы вошли в контакт с Фингерсом, почему вы заставили всех думать, что уехали отсюда, и вдруг возвратились, и сказали бы мне хоть два слова, я оставил бы вас в покое.

– Это Муи, старый индеец, – ответила она. – Он догадался, что я скрываюсь именно здесь, он же устроил так, что в отсутствие Кедсти ко мне пришел Фингерс и сообщил мне, что именно вы послали его ко мне. Я даже знала, что вы не умрете. Мне сказал об этом Кедсти. И я помогла бы вам по-своему, если бы не вмешался Фингерс. Сейчас Кедсти сидит в гостях у Фингерса, и все случилось в его отсутствие. Вся эта система придумана Фингерсом.

И вдруг она насторожилась. Гребешок так и остался у нее в волосах. Кент тоже услышал донесшийся до них звук. Что-то громко стукнуло в стекло занавешенного окна. А окно это отстояло от земли на целых две сажени.

Слегка вскрикнув, девушка положила на туалетный столик гребешок, подбежала к окну и замахала занавеской. А затем быстро связала волосы в узел и бросилась к Кенту.

– Это Муи, – сказала она. – Кедсти идет!

Она схватила его за руку и повлекла к двум занавескам, висевшим на проволоке на кольцах у изголовья постели. Она раздвинула их. За ними, как показалось Кенту, висело неисчислимое количество женских платьев.

– Спрячьтесь под ними! – прошептала она, полная тревоги. – Нравится вам или нет, но вы должны это сделать. Заройтесь в них и молчите. Если Кедсти найдет вас здесь, то…

Она посмотрела на него, и ему показалось, что в ее глазах на этот раз светился уже настоящий страх.

– Если он застанет вас здесь, – продолжала она, вцепившись в него руками, – то это будет для меня ужасно. Я не могу сказать вам именно теперь, что это такое, но это будет для меня хуже, чем смерть. Обещаете ли вы мне оставаться здесь, что бы ни произошло и что бы вы здесь ни услышали? Могу я надеяться на вас, Кент?

– Только в том случае, – ответил он с дрожью в голосе, – если вы не будете звать меня Кентом.

– Могу я надеяться на вас, Джимс, даже и в том случае, если сейчас произойдет что-нибудь ужасное? Тогда, вернувшись назад, я поцелую вас. Я вам это обещаю.

Она ласково провела руками по его плечам, затем быстро повернулась, вышла через оставшуюся полуоткрытой дверь и захлопнула ее за собой.