Ученик воина

Глава 2

Старик был чисто выбрит и одет во все свежее. Он сидел в кресле, задумчиво глядя в сад за окном. Нахмурившись, граф оглянулся на того, кто прервал его размышления, увидел внука и широко улыбнулся.

– А-а, это ты, малыш. Садись. – Он указал на другое кресло, в котором, наверное, только что сидела Элен. Улыбка старика стала несколько озадаченной. – Черт, неужели я обсчитался на день? Мне казалось, сегодня ты должен трусить по горе Сенселе – вверх-вниз, вверх-вниз… И так сто километров.

– Нет, сэр, вы вовсе не потеряли этот день. – Майлз опустился в кресло. Ботари поставил перед ним стул и показал пальцем на его ноги – не нужно ли помочь, но Майлз, отрицательно покачав головой, попытался справиться с ними сам. Боль обожгла его, как огонь. – Ладно, подними-ка их, сержант, – устало согласился он, и Ботари помог ему задрать вверх злосчастные конечности, утвердив их под медицински правильным углом. Потом сержант ретировался – хороший тактический ход, подумал Майлз, – и замер у двери по стойке смирно. Когда до старого графа дошел смысл всей этой пантомимы, его глаза расширились.

– Что ты натворил, малыш?

Надо проделать все быстро и безболезненно, как отрубают голову, например, раз – и все кончено.

– Спрыгнул со стенки и сломал обе ноги. Вчера, на полосе препятствий. В общем, провалился на физподготовке. Остальное… Впрочем, теперь это неважно.

– И вот ты вернулся домой.

– И вот я вернулся домой.

– Так. – Дед забарабанил изуродованными пальцами по подлокотнику. – Так. – Он неловко поерзал в кресле и сжал губы, не глядя на Майлза. Пальцы его снова застучали по подлокотнику. – А все из-за этой дурацкой ползучей демократии, – не выдержав, сварливо начал он. – Из-за убогого инопланетного вздора! Твой отец поощрял эти глупости – думал, что послужит тем Барраяру, ан нет. У него была прекрасная возможность искоренить все это в бытность его регентом, и он упустил ее, просто упустил… – Старик замолк. – Влюбился в женщину с другой планеты, в идеи с других планет, – продолжал граф, но уже без прежнего пыла. – Это все твоя мать виновата. С ее вечным бредом про равенство и братство…

– Ну брось, дед, – возразил Майлз, немного уязвленный. – Мама совершенно не интересуется политикой. Покойники, и те, наверно, интересуются больше.

– И слава Богу. Иначе она бы уже давно правила Барраяром. Я ни разу не слыхал, чтобы твой отец ей хоть в чем-то перечил. Ну ладно, могло быть и хуже…

Майлз лежал в кресле, не пытаясь больше защищать ни себя, ни мать. Беспокоиться было не о чем: престарелый генерал скоро начнет обсуждать проблему с разных сторон и сам себя переспорит.

– Может быть, нам всем надо меняться со временем? Может быть. Вот, скажем, сыновья лавочников – видит Бог, из них получаются великолепные солдаты. У меня под началом было порядком этих ребят. Я тебе никогда не рассказывал про одного молодца? Мы дрались с цетагандийцами в Дендарийских горах за Форкосиган-Сюрло. Лучший лейтенант, какого я помню. Мне тогда было не больше лет, чем сейчас тебе. В тот год он убил больше цетагандийцев, чем… А отец у него был портной. В те времена все кроили и шили вручную… – Старик вздохнул по безвозвратно ушедшей молодости. – Как же его звали…

– Тесслев, – подсказал Майлз. Он внимательно рассматривал свои ноги. Что ж, он может стать портным – благо теперь они такая же вымирающая порода, как и графы.

– Да-да, Тесслев. Погиб он, правда, при страшных обстоятельствах. Пошел на разведку, и их всех захватили в плен. Храбрый был до чертиков, ничего не боялся… – Наступило молчание.

Внезапно старый граф узрел спасительную соломинку и ухватился за нее.

– А соревнования проводили честно? Сейчас ни в чем нельзя быть уверенным. Какой-нибудь плебей-карьерист…

Майлз решительно покачал головой, торопясь пресечь эти фантазии, прежде чем они укоренятся в голове старика.

– Все было честно. Я сам во всем виноват. Задергался, не сумел вовремя собраться… Словом, я провалился, потому что слаб.

Дед яростно фыркнул. Он сжал кулак, но через мгновение рука его безнадежно разжалась.

– В мое время никто бы не посмел сомневаться в твоем праве…

– В твое время за мою неумелость заплатили бы жизнями другие. Теперь все устроено более справедливо, я в этом уверен. – Майлз старался говорить как можно спокойнее.

– Ну что ж… – Старик смотрел в окно, ничего не видя. – Времена и вправду меняются. Барраяр изменился. Он страшно изменился, уже когда мне исполнилось двадцать – в сравнении с тем, чем был при моем рождении. А потом, между двадцатью и сорока, произошла еще одна такая же перемена. Все изменилось, все, ничего прежнего не осталось… Потом еще одна перемена, от моих сорока до теперешних восьмидесяти. Все твои сверстники – слабое, выродившееся поколение… Даже грехи у нынешних людишек какие-то разжиженные. Старые пираты времен моего отца могли бы съесть их на завтрак и переварить косточки до обеда… Ты знаешь, я ведь буду первым графом Форкосиганом за все девять поколений, которому суждено умереть в постели… – Старик умолк, вглядываясь во что-то невидимое, а потом прошептал, словно обращаясь к самому себе: – Бог мой, как я устал от перемен…

– Сэр, – мягко прервал его Майлз.

Старик живо поднял на него глаза.

– Ты не виноват, малыш. Ни в чем не виноват. Просто ты попал в колеса судьбы, как и все мы. Это же случайность, что убийца, покушавшийся на твоего отца, выбрал именно такой яд. Он ведь не целился в твою мать. А ты всегда был молодцом. Наверное, мы хотели от тебя чересчур многого. Но никто не скажет, что ты ничего не добился!

– Благодарю вас, сэр.

Молчание становилось гнетущим; в комнате было слишком жарко. Голова у Майлза болела, его подташнивало от голода и лекарств. Он неловко поднялся.

– Если позволите, сэр…

Старик махнул рукой, отпуская его.

– Да, у тебя, наверное, дела… – Он снова помолчал, потом как-то растерянно глянул на Майлза: – Что же ты собираешься делать? Все так странно… Мы всегда были форы, воины, даже когда военное искусство изменилось вместе со всем остальным…

Дед казался таким маленьким, сидя в своем глубоком кресле. Майлз из последних сил постарался улыбнуться:

– Ну, зато я могу заняться еще одним излюбленным делом аристократов. Стану светским львом. Буду знаменитым эпикурейцем и женолюбом. Наверное, это веселее, чем военная служба.

К его удивлению, дедушка поддержал шутливый тон.

– Да, я всегда завидовал этим ребятам. Так что давай, малыш… – Он улыбнулся, но Майлз почувствовал, что эта улыбка была такая же вымученная, как и его собственная. Да и могло ли быть иначе – «бездельник» всегда было в устах старика страшнейшим из ругательств. Майлз вышел. Ботари последовал за ним.

Майлз сидел сгорбившись в потрепанном кресле в маленькой гостиной их огромного старинного дома. Он положил ноги на стул и закрыл глаза. В комнату эту редко кто заходил; можно было надеяться, что здесь его оставят в покое, наедине с невеселыми мыслями. Никогда прежде он не чувствовал себя в таком тупике. Столько сил потрачено зря, а впереди пустота – и все из-за мимолетного приступа глупости и злости, малодушного страха выглядеть смешным…

Кто-то кашлянул за его спиной, и робкий голос позвал:

– Майлз…

Глаза его широко раскрылись:

– Элен! Значит, вы с мамой приехали в Форкосиган-Сюрло! Входи, входи.

Девушка присела на подлокотник другого кресла.

– Да, миледи знает, как я люблю эти поездки в столицу. И всегда берет меня с собой. Она мне как мать…

– Скажи ей об этом. Ей понравится.

– Ты так думаешь? – застенчиво спросила Элен.

– Конечно. – Как всегда, ее присутствие оживило Майлза. Возможно, не такое уж пустое будущее ему предстоит…

Она задумчиво покусывала нижнюю губу; большие глаза, не отрываясь, смотрели ему в лицо.

– Ты выглядишь совсем разбитым.

Э нет, жалость нам не требуется. Майлз откинулся на спинку кресла и ухмыльнулся:

– Вот именно. В буквальном смысле. Ничего, пройдет. Ты, наверно, уже слышала про мое фиаско.

– Да. Как у тебя… со старым графом? Обошлось?

– Конечно. Я ведь его единственный внук. Положение у меня беспроигрышное – могу вытворять, что хочу.

– Он не говорил с тобой насчет перемены имени?

Майлз воззрился на Элен, на сей раз с непритворным изумлением:

– Что?

– Ну, насчет того, чтобы ты смог наследовать титул. Он говорил, что это надо будет сделать, когда ты… – Девушка вдруг замолчала, но Майлз без труда понял, о чем речь.

– Ах, вот оно что. Когда я стану офицером… Значит, дед собирался пойти на попятный и позволить мне носить имя, подобающее наследнику? Очень мило с его стороны. С опозданием на семнадцать лет…

– Я никогда не могла понять, в чем тут проблема.

– Ну как же. Меня зовут Майлз Нейсмит, по отцу моей матери, а не Петер Майлз, как следует – по отцу отца и отцу матери. Все это из-за скандала при моем рождении. Когда родители поправились после отравления газом, стало ясно, что зародыш пострадал и дед настаивал на аборте. Разумеется, мне этого знать не положено. Была жуткая ссора с родителями – точнее, с мамой, а отец попал под перекрестный огонь. Когда он поддержал мать и заставил деда отступить, тот обиделся и объявил, что я не должен носит его имя. Потом он, правда, успокоился, когда узнал, что я не такой уж уродец, как ожидалось. – Майлз побарабанил пальцами по подлокотнику. – Значит, он собирается взять свое проклятие обратно? Пожалуй, хорошо, что я срезался, а то бы он мог им подавиться. – Тут Майлз замолчал: не стоит говорить так про деда. Ни к чему выглядеть перед Элен более безобразным, чем он есть на самом деле.

– Я-то знаю, как ты готовился. Ужасно жаль, что так случилось.

Он снова попробовал отделаться шуткой.

– А уж мне-то как жаль… Вот бы тебе выступить вместо меня на испытаниях по физподготовке! Из нас двоих получился бы великолепный офицер.

– Да, но по законам Барраяра мне стать офицером еще труднее, чем тебе, – простодушно ответила Элен. – Я ведь женщина. Мне бы даже не разрешили подать прошение о сдаче экзаменов.

– Я знаю. Нелепость дикая. Отец тебя всему обучил. Тебе только пройти курс по тяжелому вооружению, и ты бы задавила девять десятых из тех ребят, что я там видел. Так что хорошенько подумай об этом, сержант Элен Ботари.

– А теперь ты меня дразнишь, – огорченно заметила девушка.

– Да нет, я говорю с тобой, как один штафирка с другим штафиркой, – спохватился Майлз.

Она грустно покачала головой, потом оживилась, что-то вспомнив:

– Да, ведь твоя матушка послала меня привести тебя к столу.

– А-а. – Со свистом втянув воздух (какая боль!), он встал. – Вот этого офицера все слушаются. Капитан адмирала.

Элен улыбнулась.

– Да. Она же была офицером у бетанцев, и никто не считает ее странной, когда она нарушает обычаи.

– Что верно, то верно. Никому и в голову не приходит применять к матери наши правила. Она просто делает, что ей нравится.

– Хотелось бы и мне быть бетанкой, – мечтательно протянула Элен.

– Ты не очень-то обольщайся – мать и на взгляд бетанцев весьма странная особа. Хотя Колония Бета тебе бы понравилась, я думаю. Местами, конечно.

– Никогда я не выберусь с этой планеты, – невесело сказала Элен.

Майлз вопросительно посмотрел на нее.

– Почему? На тебя что-то давит? Что?

Девушка пожала плечами.

– Ну, ты же знаешь отца. Он страшно консервативен. Ему бы родиться лет двести назад. Ты единственный, кто не считает его чокнутым. Он такой подозрительный.

– Знаю. Но для телохранителя это необходимое качество. Его патологическая подозрительность дважды спасла мне жизнь.

– Тебе бы тоже не мешало родиться лет двести назад.

– Ну, спасибо. Меня бы пристукнули прямо при рождении.

– Видимо, да, – рассеянно согласилась Элен. – В общем, сегодня утром он ни с того ни с сего затеял разговор о моем замужестве.

Замерев на месте, Майлз поглядел на нее снизу вверх.

– Ах вот как. И что же он сказал?

– Не так уж и много. – Она пожала плечами. – Просто произнес это слово. Жаль, что у меня нет матери…

– Но ты же можешь поговорить с моей! Или… Или со мной, если уж на то пошло. Ты же можешь быть со мной откровенна, разве нет?

Элен благодарно улыбнулась.

– Спасибо. – Они подошли к лестнице и остановились.

– Он теперь никогда не упоминает о моей матери… – пожаловалась Элен. – С тех пор, как мне исполнилось двенадцать. А раньше рассказывал про нее длинные истории. Ну, для него длинные. Не знаю – может, он начинает забывать ее?

– Вряд ли. Я с ним больше времени провожу, чем ты. Он в жизни не посмотрел на другую женщину, – уверенно возразил Майлз.

Они начали спускаться по ступенькам. Ноги болели и не слушались; ему приходилось переваливаться на манер пингвина. Он искоса глянул на Элен и крепче ухватился за перила.

– Разве тебе не велено пользоваться лифтом? – строго спросила она, заметив его мучения.

– Ну вот, теперь и ты обращаешься со мной, как с калекой… – Майлз глянул на уходящую вниз длинную вереницу ступенек. – Мне велели как можно меньше быть на ногах. Только не объяснили, как это делать… – Майлз вдруг вскочил на перила и подмигнул Элен через плечо.

На лице девушки отразилась смесь веселья и ужаса.

– Майлз, псих несчастный! Если ты свалишься оттуда, ты переломаешь все свои чертовы кости…

Но он уже скользил вниз, быстро набирая скорость. Элен, смеясь, побежала за ним. Крутой поворот – и победная улыбка Майлза исчезла. «О-о, ч-черт…» Затормозить не удастся – скорость слишком велика.

– Какого…

– Берегись!

Он слетел с перил и отчаянно уцепился за плотного седого человека в адмиральском мундире. Оба повалились на мозаичный паркет и поднялись на ноги, как раз к тому моменту, когда Элен сбежала с лестницы. Майлз чувствовал, как краснеет – мучительно, до корней волос. Плотный мужчина тоже был ошарашен. Второй офицер – с капитанскими нашивками на воротнике – наблюдавший эту сцену, опираясь на трость, не мог удержаться от смеха.

Майлз быстро опомнился и, насколько мог, встал по стойке «смирно».

– Добрый день, отец, – звонко произнес юноша. Он слегка задрал подбородок, – пусть кто-нибудь попробует критиковать его способ передвижения.

Адмирал лорд Эйрел Форкосиган, премьер-министр Барраяра, в прошлом – лорд-регент императора Грегора Форбарры, поправил свой парадный мундир.

– Добрый день, сынок. – Глаза его смеялись. – Я… э-э… рад, что твои травмы оказались не столь серьезными.

Майлз пожал плечами, втайне радуясь, что его не донимают жалостными замечаниями при посторонних.

– Как обычно.

– Ты извини, я сейчас занят. А-а, это ты. Добрый день, Элен… Итак, Куделка, что ты думаешь об этих цифрах – о стоимости кораблей адмирала Хессмана?

– По-моему, тут что-то не то. Все это было преподнесено как-то скомканно.

– Значит, ты тоже заметил…

– Вы полагаете, он что-то туда запрятал?

– Возможно. Но что? Бюджет своей партии? Или подрядчик – его зять? Или это просто легкомысленное отношение к бюджету? Казнокрадство или всего лишь расхлябанность? Я попрошу Иллиана заняться первой из гипотез, а вам придется проработать вторую. Прижмите-ка их насчет этих цифр.

– Ох и заверещат они. Уже сегодня поднялся крик.

– Не обращай внимания. Я сам составлял подобные сметы, когда был в генштабе, и прекрасно знаю, сколько балласта туда можно засунуть. Пока у них голос не поднимется октавы на две, дави смело – им еще не больно.

Капитан Куделка широко улыбнулся, отдал честь и вышел, коротко кивнув Майлзу и Элен.

Сын с отцом стояли, глядя друг на друга, – никому не хотелось начинать неизбежный разговор. Наконец лорд Форкосиган произнес:

– Я, наверное, опаздываю к обеду…

– Только что звали, сэр, насколько мне известно, – церемонно произнес Майлз.

– Тогда пойдем… – Лорд сделал движение, словно желая помочь сыну, но потом тактично сложил руки за спиной. Они медленно, бок о бок, направились в столовую.

Через несколько часов Майлз, одетый, лежал на высоко взбитых подушках, вытянув ноги по всем медицинским правилам. Он с отвращением поглядывал на свои непокорные конечности. Мятежные провинции – вот они кто. Бунтовщики. Предатели-диверсанты… Надо бы встать, умыться, переодеться на ночь, но это требовало героических усилий. А он не герой. Он вспомнил про одного неудачливого вояку, о котором ему рассказывал дед: тот случайно застрелил под собой коня во время кавалерийской атаки, пересел на другого – и тут же застрелил и этого.

Значит, он сам натолкнул сержанта Ботари на мысль, которой больше всего боялся. Перед внутренним взором Майлза возник образ Элен – тонкий орлиный профиль, огромные темные глаза, сильные длинные ноги, влекущие бедра… Просто принцесса из старинной сказки. Или трагедии. Эх, если бы ему удалось дать ей эту роль в действительности… Но какой из него принц!

Конечно, в пьесе он мог бы сыграть аристократа. На Барраяре злодеи-интриганы во всех драмах были уродами и калеками. Если ему не суждено стать солдатом, возможно, у него есть будущее в качестве злодея.

– Я умыкну девчонку, – пророкотал Майлз зловещим басом, пытаясь испробовать непривычное амплуа, – и запру ее в своей темнице.

Потом с сожалением вздохнул, и проговорил обычным голосом:

– Вот только темницы у меня нет. Пришлось бы запереть ее в чулане. Дед прав, мы – убогое поколение. В любом случае мои соперники просто наняли бы какого-нибудь героя спасти ее. Какого-нибудь мускулистого верзилу, вроде Костолица. Известно, чем кончаются подобные затеи…

Майлз встал и принял боевую позицию: итак, меч Костолица против его… скажем, кинжала. Кинжал – самое подходящее оружие для злодея. С ним-то уж точно можно расчистить вокруг себя пространство. Но вот его пронзают мечом, и он умирает на руках Элен, а она падает в обморок… Все вздор, она попадает в объятья Костолица и теряет сознание от радости.

Взгляд Майлза упал на старинное зеркало в резной раме.

– Карлик-попрыгунчик, – проворчал он, с отвращением разглядывая свое изображение. Ему вдруг захотелось разнести стекло вдребезги, чтобы во все стороны брызнули окровавленные осколки. Но на шум сейчас же примчится караульный из холла, потом толпа родственников, и надо будет что-то объяснять. Майлз рывком повернул зеркало к стене и снова плюхнулся в кровать.

Откинувшись на подушки, он попытался представить себе, как является к отцу и просит, чтобы тот пошел к сержанту Ботари и по всем правилам посватался. Ужас. Он вздохнул и поерзал, безуспешно стараясь отыскать более удобную позу. Ему всего семнадцать, это слишком рано для брака даже по обычаям Барраяра. К тому же – никаких перспектив в смысле карьеры и положения в обществе… Пройдут, скорее всего, годы, прежде чем он сможет просить руки Элен при поддержке родителей. Конечно же, кто-нибудь подцепит ее задолго до этого.

А сама Элен… Зачем он ей? Тоже мне, удовольствие, – муж-карлик, уродливый, весь покореженный. Ведь в их мире давно ликвидированы даже самые легкие физические недостатки, – благодаря традициям спартанского воспитания и инопланетной медицине. Да еще такой забавный контраст. Конечно, все будут пялиться на них, и еще как. Разве может титул и связанные с ним привилегии компенсировать его мерзкую внешность? Да и титул с каждым годом все больше становится анахронизмом, а уж вне Барраяра он и вовсе пустой звук. Его родная мать прожила здесь восемнадцать лет и до сих пор считает институт форов чем-то вроде коллективного помешательства.

В дверь дважды постучали – властно и вежливо. Майлз криво улыбнулся, вздохнул и сел в постели.

– Заходи, отец.

Лорд Форкосиган приоткрыл дверь и просунул туда голову.

– Ты еще не разделся? Уже поздно. Тебе бы надо отдохнуть.

Вопреки сказанному, он вошел в комнату, взял стул от письменного стола, повернул его и уселся верхом, удобно сложив руки на спинке. Майлз заметил, что отец до сих пор не переоделся – он был в мундире, в который облачался каждый день, отправляясь на службу. Теперь лорд Форкосиган исполнял обязанности премьер-министра, а не регента, то есть он уже не был главнокомандующим и, может быть, не имел права носить свою старую адмиральскую форму. Или она к нему приросла?

– Ты знаешь, я… – начал лорд и остановился. Тихонько откашлявшись, он продолжал: – Мне интересно, что ты думаешь насчет своего будущего. Насчет каких-нибудь запасных вариантов.

Майлз передернул плечами.

– Да нет никаких запасных вариантов. У меня был единственный план: добиться успеха. Глупо, конечно.

Лорд Форкосиган нахмурился, не соглашаясь.

– Если тебя это утешит, ты был очень близок к победе. Я сегодня разговаривал с председателем экзаменационной комиссии. Хочешь узнать результаты своих письменных экзаменов?

Майлз покачал головой.

– Не надо. Теперь это неважно. С самого начала не было надежды. Я просто слишком упрям, чтобы признаться в этом.

– Извини, это не так. Мы все понимали, что будет трудно. Но я ни за что не позволил бы тебе так выкладываться из-за того, что считаю невозможным.

– Наверное, я унаследовал от тебя любовь к риску.

Отец усмехнулся и кивнул:

– Ну, не от матери же.

– Она как… не очень расстроилась?

– Да нет… Ты же знаешь, мама без энтузиазма относится к военной службе и к военным. Когда-то она назвала нас наемными убийцами. Едва ли не самое первое, что я от нее услышал. – При этом воспоминании лицо отца посветлело.

Майлз невольно улыбнулся:

– Прямо так и сказала?

– Вот именно, слово в слово. Но все-таки вышла за меня замуж, так что я допускаю, что она говорила не вполне искренне. – Он посерьезнел. – А вообще-то она права. Если я в чем-то и сомневался насчет твоей пригодности к военному делу…

Майлз внутренне сжался.

– …так это в твоей способности убивать. Когда убиваешь человека, надо сперва стереть его лицо. Это такой психологический трюк. Солдату он необходим. Я не уверен, что ты сумел бы достичь нужного тупоумия. Ты поневоле все видишь объемно. В этом смысле ты очень похож на маму: не упускаешь из виду собственный затылок.

– Но и у вас я никогда не замечал особой узости взглядов, сэр.

– Да, я тоже разучился владеть этим приемом. Потому и пошел в политику. – Лорд Форкосиган улыбнулся, но улыбка быстро погасла. – Боюсь, из-за этого и ты пострадал.

Последняя фраза заставила Майлза вспомнить реплику Костолица.

– Сэр… – неуверенно начал он, – вы действительно… Вы из-за меня не претендовали на императорскую власть? Ведь все этого от вас ждали. Только потому, что ваш наследник… – Он неловко коснулся пальцем груди, не решаясь употребить запретный термин «калека».

Лорд Форкосиган нахмурился. Голос его упал почти до шепота – так резко, что сын вздрогнул.

– Кто это сказал?

– Да никто, – испуганно ответил юноша.

Отец вскочил и несколько раз прошелся по комнате.

– Никогда и никому не позволяй так говорить, – отчеканил он. – Это оскорбление чести – твоей и моей. Я поклялся императору Эзару Форбарре, когда он лежал на смертном одре, что буду верно служить его внуку, и я выполнил клятву. И точка.

– Да я и не спорю, – поспешно заверил сын.

Лорд Форкосиган поглядел на него и рассмеялся.

– Извини. Ты просто попал на больное место. Ты тут ни при чем, малыш. – Он снова сел, уже вполне владея собой. – Ты знаешь, что я думаю о верховной власти. Ведьмин подарок, будь он трижды проклят… Но вот попробуй объясни это им…. – Он помотал головой.

– Но ведь Грегор никак не может подозревать тебя в честолюбии. Ты сделал для него больше, чем кто бы то ни было – и во времена бунта Фордариана, и в третью цетагандийскую войну, и при подавлении восстания Комарры… Да без тебя его давно бы скинули с трона.

Лорд Форкосиган поморщился.

– Сейчас Грегор способен на любую глупость. Он только что вкусил власти, – а власти у него очень много, можешь мне поверить, – и теперь у него руки чешутся выяснить, как далеко она простирается. У меня вовсе нет желания делать из себя мишень.

– Ну что ты, папа! Грегора не назовешь вероломным.

– Нет, конечно нет, но теперь на него давят со всех сторон, а я не могу защитить его… – Лорд оборвал себя, сжав кулаки. – Ладно. Поговорим о другом. Я хотел бы обсудить с тобой твои планы.

Майлз устало потер лицо.

– Не знаю, сэр…

– Например, ты можешь подать прошение императору, – не очень уверенно предложил лорд Форкосиган.

– Как это? Засунуть меня в армию по высочайшему указу, вопреки правилам? Ты же сам всю жизнь воевал против института любимчиков. – Майлз вздохнул. – Если бы я хотел попасть в академию таким путем, это надо было делать с самого начала, до провала на испытаниях. А теперь… Нет.

– Но ты слишком талантлив и энергичен, чтобы бездельничать. Есть и другие способы послужить родине. Я бы хотел подсказать тебе одну-две идеи. Просто, чтобы ты о них подумал.

– Говори.

– Будешь ли ты офицером или нет, ты все равно когда-нибудь станешь графом Форкосиганом. – Майлз раскрыл было рот, чтобы возразить, но отец поднял руку. – Я говорю «когда-нибудь». Ты неизбежно получишь какое-то место в правительстве – если, конечно, не произойдет революции или еще какой-то социальной катастрофы. Ты будешь представлять область, доставшуюся нам от наших предков. А она сейчас в постыдном запустении. И не только потому, что твой дед болен. На меня навалилась груда другой работы, а до этого мы оба отдали большую часть жизни военной службе…

«Говори-говори, а то я ничего этого не знаю», – устало подумал Майлз…

– В общем, получилось так, что там теперь скопилась масса дел, которыми необходимо заняться. И если тебя немного подготовить в юридическом плане…

– Юристом?! – в ужасе ахнул Майлз. – Ты хочешь, чтобы я стал юристом? Но это же ничем не лучше профессии портного…

– Что-что? – удивился лорд. – При чем тут портной?

– Да это я так… Из разговора с дедушкой.

– Вообще-то я не хотел говорить об этом твоему деду. – Лорд Форкосиган откашлялся. – Но если бы ты получил кое-какую подготовку по основам государственного управления, ты бы мог… Как бы это сказать… Ты бы мог замещать дедушку в нашем округе. Знаешь, управление не всегда исчерпывалось войной, даже в период Изоляции.

Похоже, ты давненько об этом подумываешь, с обидой отметил Майлз. Вряд ли ты взаправду верил, что я смогу поступить в академию… Все сомнения Майлза вновь вернулись к нему.

– Вы мне все говорите, сэр? Ничего не утаиваете? Ну, насчет вашего здоровья или еще чего-то?

– Нет-нет, – заверил лорд. – Хотя с моей должностью никогда не знаешь, что будет завтра.

Интересно, что происходит между Грегором и моим отцом на самом деле? У меня такое чувство, будто мне говорят процентов десять, не больше…

Лорд устало вздохнул, потом улыбнулся.

– Ладно. Я мешаю тебе отдыхать, в этом ты нуждаешься сейчас больше всего. – Он встал.

– Да мне и не хочется спать, отец.

– Принести тебе что-нибудь, чтобы скорее заснуть? – осторожно и нежно предложил лорд Форкосиган.

– Нет, получил запас снадобий в лазарете. Пара таких таблеток, и я поплыву, как в замедленной съемке. – Майлз изобразил руками ласты и закатил глаза.

Лорд Форкосиган кивнул и удалился.

Майлз откинулся на подушки и попробовал снова вызвать образ Элен. Но холод действительности, ворвавшийся вместе с отцом, не оставлял места для иллюзий. Майлз спустил ноги на пол и зашаркал в ванную за своим средством для замедленного плавания.

Две таблетки, глоток воды. А если принять все, прошептал вкрадчивый голос откуда-то из глубины сознания… Он со стуком поставил почти полную коробочку на полку. Глаза его сверкнули.

– Дед прав. Драться нужно до последнего.

Он вернулся в постель. Перед ним вновь и вновь мелькала картинка – он сидит на стене, затем совершает свой роковой прыжок. Это было похоже на замедленную съемку. Наконец к нему пришел сон, и все исчезло.