11
2 октября 1998
10:00
Стрелки на часах замерли на отметке 10:00. Наконец-то!
Марк дочитывал очередной фрагмент дневника, одним глазом косясь в тетрадь, а вторым – на часы.
Он захлопнул светло-зеленую обложку, сунул тетрадь в рюкзак и с довольным видом двинулся к стойке. Мариам стояла к нему спиной и мыла стаканы. Марк надавил пальцем на поверхность стойки, словно нажал невидимый звонок.
– Дзинь-дзинь! – писклявым голосом сказал он. – Время!
Мариам повернулась, неторопливо вытерла руки полотенцем, аккуратно сложила его и убрала под стойку.
– Пора! – настойчиво произнес Марк.
– Хорошо, хорошо…
Мариам подняла глаза к часам.
– Ну и ну! Какая точность. А ты своего не упустишь…
– Да уж конечно. Ладно, Мариам, не тяни. Ты же слышала, что сказала Лили. У меня семинар начинается…
Мариам нахмурилась:
– Он меня еще учить будет! Вот твой подарок, держи!
Она открыла ящик, достала крошечный пакетик и протянула Марку. Тот схватил его и развернулся к выходу.
– Не хочешь посмотреть, что там такое?
– Не сейчас. А если там что-нибудь интимное? Сексуальные трусы, например?
– Марк, я не шучу.
– С какой стати я должен открывать это перед тобой?
– Представь себе, я догадываюсь, что там лежит. И кто, скажи на милость, будет тебя поднимать, когда ты рухнешь без чувств?
Марк недоверчиво смотрел на Мариам.
– Ты что, правда знаешь, что в этом пакете?
– Конечно. Ну, более или менее. Все всегда поступают примерно одинаково. Когда…
За спиной Марка раздалось фырканье. Нетерпеливый посетитель изучал табачную витрину, уставленную пачками «Мальборо».
– Когда что?
Мариам вздохнула:
– Когда девушка уходит и берет час форы, дурачок. И бросает своего дружка одного у меня в баре.
Марк ничего не ответил. Он вдруг вспомнил про сапфировое кольцо у Лили на пальце. И про туарегский крест, который она не повесила себе на шею. Ему удалось с деланым безразличием пожать плечами.
– До завтра, Мариам. То же время, тот же стол. У окна. Столик на двоих.
Собрав в кулак волю и приказав пальцам не дрожать, он сунул пакет в карман и покинул бар.
Беря с покупателя деньги за три пачки сигарет, Мариам одновременно смотрела в спину уходящему Марку. Пожалуй, она наговорила лишнего. Ведь она и сама ни в чем не уверена… Марк и Эмили представляли собой странную парочку, не похожую ни на одну другую. Но вот в чем она ни капли не сомневалась, так это в том, что в ближайшие часы решится судьба Марка, – и он отправился ей навстречу.
Вскоре его серое пальто исчезло с площади перед университетом, словно растворилось в асфальте. Еще с минуту Мариам смотрела в окно на толпу спешащих по своим делам прохожих.
Марк убежал, уверенный, что знает, что должен делать. Но иногда, думала Мариам, достаточно одной-единственной песчинки, попавшей в отлаженный механизм, чтобы все полетело в тартарары. Достаточно какой-нибудь малости, чтобы вся твоя жизнь перевернулась с ног на голову.
Достаточно самого пустякового события – незначительного, как взмах крылышек стрекозы.
Марк быстрым шагом удалялся от бара «Ленин». Ноги несли его по авеню Сталинград, к стадиону «Делон». Плотный поток пешеходов поредел – служащие разошлись по своим конторам. Теперь ему все больше попадались пенсионеры и мамаши с колясками. Но метров через пятьдесят улица и вовсе почти опустела. Дрожащими руками Марк разорвал упаковку и небрежно сунул бумагу в карман джинсов. Открыл маленькую картонную коробочку и перевернул.
Лежавший внутри предмет упал ему в ладонь.
Марк пошатнулся.
В течение нескольких секунд ноги отказывались ему повиноваться. Неуклюже, как сломанная марионетка, он сделал пару шагов назад, уперся спиной в холодный металл фонарного столба и заставил себя медленно вдохнуть.
Спокойно, без паники. Не спеши. Возьми себя в руки.
Улица была почти безлюдной, но стоит ему закричать, как сбегутся люди. Нет. Он справится сам.
Против собственной воли он дышал все чаще. Горло сдавило судорогой. Привычные симптомы агорафобии – болезни, появившейся у него в двухлетнем возрасте.
Дыши спокойнее, приказал он себе.
Вопреки распространенному заблуждению, агорафобия – это вовсе не боязнь открытых пространств или толпы. Это страх оказаться без помощи, когда она понадобится. Страдающий агорафобией в каком-то смысле боится испугаться… В полном соответствии с логикой вероятность приступа повышается в изолированном месте – в пустыне, в лесу, в горах, посреди океана, а также в гуще толпы, в битком набитом зале театра или на трибуне стадиона. И еще на улице – как многолюдной, так и пустынной…
Марк привык к проявлению этих симптомов и, если приступ был не слишком сильным, обычно умел его перетерпеть. С годами болезнь давала о себе знать все реже. Он научился с ней жить: мог сидеть в переполненной студенческой аудитории, ездил в метро, ходил на концерты.
Он перевел дух.
Дыхание понемногу восстанавливалось. Спина, вжатая в столб, заныла, но он не спешил отрываться от случайно подвернувшейся опоры.
Марк опустил взгляд на ладонь.
В руке лежала миниатюрная игрушка.
Самолетик.
Модель аэробуса А300. Довольно увесистая, из металла, выкрашена в белый цвет – кроме сине-бело-красного хвостового оперения. Такие игрушки сотнями стоят на полках в комнатах у мальчишек. Марк сжал самолетик в кулаке.
Что стоит за этим подарком?
Или это просто шутка?
Проявление черного юмора в дополнение к записям Гран-Дюка?
Чушь какая.
Надо подумать. Может, было что-то еще?
Марк пошарил в кармане джинсов, достал скомканную обертку и разгладил ее. И чуть было вслух не выругал себя. Торопясь добраться до содержимого пакета, он даже не заметил, что внутри лежал листок белой бумаги. Марк мгновенно узнал почерк Лили. Плотнее прижавшись к фонарному столбу, начал читать.
Марк!
Мне надо уехать. Не сердись на меня, я давно дала себе слово, что уеду. Сразу, как только мне исполнится 18 лет. Куда-нибудь далеко – в Индию, в Африку, в Анды… Или в Турцию. За меня не волнуйся, я хорошо переношу самолеты. Я сильная.
Я обязательно выживу. Еще раз.
Если бы я рассказала тебе раньше, ты бы стал со мной спорить. Но если ты подумаешь, как следует подумаешь, как думала я, то согласишься, что по-другому нельзя. Пока остаются сомнения, мы ничего не можем. Поэтому я должна уехать. Подальше от тебя. Я должна подвести черту. И обрубить сухие ветки…
Марк, не пытайся меня разыскивать. Не звони. Мне нужно время. И расстояние.
Мне так кажется.
Когда-нибудь мы оба узнаем, кто мы такие, ты и я. И кто мы друг для друга.
Береги себя.
Марк почувствовал, что снова задыхается. Усилием воли отогнал нахлынувшие мысли.
Надо действовать. Срочно.
Он открыл рюкзак, сунул в него самолетик, записку и бумажную обертку. Вздохнул и достал мобильник. Он не зря подрабатывал в компании «Франс Телеком», аппарат у него был последней модели. Точно такой же он подарил Лили.
Марк промотал строчки телефонной книги, пока не добрался до Лили. Остановился и нажал зеленую кнопку. Экран осветился, раздались длинные гудки.
Такое бывало и раньше: он звонил, а Лили не отвечала. Он знал, что после седьмого гудка включится автоответчик. Когда прозвучал четвертый по счету гудок, он уже все понял.
Привет, это Эмили. Оставьте сообщение, я вам обязательно перезвоню. Чмоки.
Марк сглотнул. При звуках голоса Лили на глазах выступили слезы.
– Лили, это Марк. Перезвони мне, очень тебя прошу. Где бы ты ни была. Пожалуйста, перезвони. Целую тебя. Ты мне очень нужна. Больше всего на свете. Перезвони. Вернись.
Марк нажал отбой. И медленно пошел по Сталинградскому бульвару, повторяя про себя слова Лили.
Уехать подальше…
Подвести черту…
Обрубить сухие ветки…
Что она хотела этим сказать?
Марк был не так глуп, чтобы не понять: восемнадцатилетие Лили – не более чем предлог. История с ее исчезновением напрямую связана с тетрадью Гран-Дюка, которую Лили прочитала ночью. Что она узнала? О чем догадалась?
Мы оба узнаем, кто мы такие, ты и я. И кто мы друг для друга…
Нет! Марк не разделял сомнений Лили. И не было в мире силы, которая заставила бы его изменить свое внутреннее убеждение.
Марк дошел до площади Генерала Леклерка. По улице Габриэля Пери и авеню Полковника Фабьена рядами тянулись в обе стороны автобусы.
Что он может предпринять? Как разыскать Лили? Пойти тем же путем, что и она? Прочитать записи Гран-Дюка до последней страницы? Узнать то, что узнала – или о чем догадалась – Лили?
Марк беззвучно выругался. Он стоял на площади, глядя на вереницы автобусов. Просто сесть и не вставать, пока не дочитаешь эту сотню с чем-то страниц в смутной надежде напасть на нужный след? Это показалось ему немыслимым. Он снова достал мобильник и промотал номера на букву «Р».
Работа.
Там, где он остановился, было слишком шумно, и он отошел в сторонку.
– Алло! Дженнифер! Супер. Это Марк. Извини, но я дико спешу. Мне нужна информация. Лично для меня. Номер телефона и адрес одного мужика в Париже. Записываешь? Гран-Дюк. Это фамилия. Кредюль Гран-Дюк. Знаю, знаю, имечко еще то. Тем лучше. Значит, второго такого не существует…
Дженнифер – его коллега во «Франс Телеком» и ровесница – училась на факультете прикладной лингвистики. Марк подозревал, что, приложи он минимум усилий, девушка могла бы в него влюбиться. Не отрывая от уха мобильник, он поднял глаза на купол базилики Сен-Дени, увенчанный тремя колоколами.
– Да? Уже нашла? Ты гений!
Марк записал телефонный номер и адрес Гран-Дюка. Поблагодарил Дженнифер и тут же набрал номер частного детектива. В пустоте долго звучали длинные гудки, после чего включился автоответчик. Черт! Ничего не поделаешь, времени у него в обрез.
– Месье Гран-Дюк? Это Марк Витраль. Мне необходимо с вами поговорить. Чем раньше, тем лучше. Дело касается Лили. И тетради, которую вы ей передали. Сейчас тетрадь у меня, мне отдала ее Лили. Я начал ее читать. Если вы меня слышите, очень вас прошу, перезвоните мне. Я еду к вам. Буду минут через сорок пять…
Марк убрал телефон в карман. Он принял решение. Развернувшись, быстро зашагал по Сталинградскому бульвару к конечной остановке 13-й линии метро. Гран-Дюк жил на улице Бют-о-Кай, в доме 21. Марк мысленно представил схему метро. За те два года, что он жил в Париже, Марк научился определять свое местонахождение в городе, не заглядывая в план. 13-я линия, направление «Шатийон – Монруж». Надо доехать до центра через станции «Сен-Лазар», «Елисейские Поля», «Дом инвалидов» и «Монпарнас». Бют-о-Кай, кажется, расположена на 6-й линии, по направлению к «Насьон», где-то между «Гласьер» и «Площадью Италии». Пересадку в любом случае придется делать на «Монпарнасе». Всего остановок двадцать, может, чуть больше.
Несколько минут спустя Марк снова стоял перед зданием университета Париж-VIII на улице Ленина. Он бросил беглый взгляд в сторону бара Мариам и нырнул в метро. В переходе, сразу за первым поворотом, там, где не так сильно дуло, на полу, на расстеленной грязной простыне, спал клошар. Рядом с ним лежала тощая пегая дворняга. Бродяга даже не просил милостыню. Марк на ходу положил к его ногам монету в два франка. Собака подняла голову и удивленно посмотрела ему вслед. Марк уже два года ездил в парижском метро, но продолжал подавать нищим, сохранив эту привычку с тех времен, когда жил в Дьеппе. Так учила его бабушка, никогда не проходившая мимо человека с протянутой рукой. Она терпеливо объясняла внуку, что такое человеческая солидарность, почему не надо бояться бедных и как преодолеть собственный стыд перед подаянием. Отныне, где бы он ни находился, в Париже, Дьеппе или любом другом городе, он просто не мог поступать иначе. Денег на раздачу милостыни уходило немерено. Лили подсмеивалась над ним. Ни один парижанин не обращает внимания на попрошаек! Ну, значит, он так и не стал парижанином.
На платформе в сторону «Сен-Дени-Пари» было пустынно. Отлично, подумал Марк. Ехать минут сорок пять, двадцать с лишним остановок. Успеет прочитать еще кусок из тетради Гран-Дюка. Может быть, что-то прояснится.
Может быть, он сумеет напасть на след Лили.
Ему не давали покоя три слова из ее записки.
Обрубить сухие ветки…
Что Лили хотела этим сказать?
Какие сухие ветки она собралась обрубать?
К платформе подошел поезд. Марк сел в вагон и достал светло-зеленую тетрадь.
У него мелькнула сумасшедшая идея, которая чем дальше, тем больше овладевала его мыслями. А что, если этот самолетик – просто отвлекающий маневр? Что-то вроде театральной декорации? Ведь Лили рассказала ему далеко не все. Например, это кольцо. Кольцо с сапфиром. Откуда оно у нее? Слишком много неясного…
А что, если Лили и не собирается никуда уезжать, тем более – далеко? Если она преследует совсем другую цель?
Отделаться от него.
Чтобы не мешал. Потому что она затеяла нечто опасное. Рискованное.
А он ни за что не позволил бы ей пойти на риск.
Обрубить сухие ветки…
А что, если Лили узнала истину и разработала план мести?