Не покидай меня

ВМЕСТО ПРОЛОГА

Прошли годы. Человек, рассказавший эту историю-сказку, вполне счастлив. Он разрешил мне рассказать за него все, что когда-то случилось с ним и его попутчиками. И, правда, разве имеет значение, кто будет приукрашивать действительность, горько сетовать на неудачи и громко хвастаться своими достижениями? Но, разматывая вместо него клубок событий, мне пришлось выбрасывать все особо неприятное и даже сглаживать острые углы.

Я хорошо помню сказанные им слова:

– Разве кто-то знает, что такое реальная сказка. И разве что-то может сравниться с нашей настоящей и даже волшебной историей. А ты помнишь нашу командировку?

Последний вопрос он адресовал своей жене. Конечно, любой мужчина любит, а некоторые даже и умеют похвастаться. Но, не знаю, может это и странно, но именно редкая красота его жены заставила меня с самого начала безоговорочно поверить в рассказанную им историю.

Глава 1. НАЙДИТЕ МОЙ ЧЕМОДАН

Люди вокруг меня и наша начальница

Целую ночь за мною гонялось сразу несколько чудовищ свирепого и непонятного вида. Одно из них странным образом напоминало Вовку Некрасова из второго подъезда, с которым мы не ладили до восьмого класса. А потом он, к моему великому сожалению, уехал в другой город. Так вот, и эти чудовища, и примкнувший к ним Вовка, не догнав меня и, по-видимому, оставшись в результате голодными, исчезли только под самое утро. Это когда я с громким криком проснулся и уселся на кровати. Сразу последовал грозный окрик:

– Спи, пожалуйста. Ну, сколько можно ворочаться и кричать? Ведь скоро на работу.

И я действительно снова уснул. Но теперь в моих ушах звонил колокол, то весело и с переливами, то, совершенно внезапно, переходя в какую-то мрачную тональность. В унисон с этими настойчивыми звуками на меня накатило чувство полной и безоговорочной обреченности. Такое сильное, что, даже не проснувшись, я всем своим существом ощутил, что именно сегодня должно произойти что-то страшное и обязательно неминуемое.

Сон ушел, оставив меня в холодном и липком поту и я, не задумываясь, бросился в душ. Сброшенное мною с кровати одеяло оголило женскую спину, и теперь она, вернее ее обладательница, кричала на весь дом:

– Не будь деспотом, мне же холодно, закрой меня немедленно!

– Хорошо-хорошо, только попозже!

Никакие отчаянные крики не могли остановить моего движения в ванную. Мне удалось успокоиться только после того, как прохладные струи воды разом накинулись на мое тело. А теперь мне придется вас проинформировать, что я был не дома, и сейчас для своих домашних – нахожусь на даче у своего товарища. Впрочем, так оно и есть. А почему женщина не может быть товарищем? Глупо, но что делать? В моем достаточно серьезном возрасте приходится не в меру впечатлительных родителей держать в неведении по ряду природно-бытовых вопросов. Особенно когда я нахожусь в несколько взвинченном настроении.

Замечу, что тот роковой зимний день категорически не был связан с парадом планет. И тем более с бесконечно падающим с неба снегом, из-за которого я боялся не выехать на дорогу. И даже не с тем выскочившим на меня большущим псом универсального типа, в котором, как мне показалось, отметилось большинство существующих пород собак. Он даже лаять, как следует, и то – не научился. Но когда этот зверь, зарычав, решительно двинулся в мою сторону, я предусмотрительно решил переждать за воротами все его эмоции. Они завершились только тогда, когда он исчез за соседским забором.

Вот такие ненужные мелочи и отвлекают нас от созерцания окружающего мира. А разве он не прекрасен? Ну, разве сможет хоть один, пусть даже и самый опытный декоратор, одним разом одеть все деревья в абсолютно белые шубы? А потом еще и набросать на них сверкающие даже в пасмурном свете дня блестки. И ты изумленно раскрываешь глаза в удивлении от этого прекрасного вида и долго любуешься чудесной и прекрасной картиной окружающего мира. До тех самых пор, пока не почувствуешь, что сзади кто-то нетерпеливо ждет, когда ты, наконец, освободишься от своего приятного наваждения. Поворачиваюсь – у забора с нетерпеливым видом сидит возвратившийся обратно пес. Хорошо, что замок не подвел и до драки дело не дошло. И пока я приходил в себя на переднем сиденье, мой преследователь упрямо рычал в закрытое окно. Но я думаю, что на самом деле он хотел меня о чем-то предупредить. И вполне возможно, что этот пес знал что-то такое, о чем я даже не догадывался.

Как о чем? Об этом я понял только по дороге на работу. Но возвращаться из-за одного лишь галстука не представлялось настолько необходимым. Да и выехал я на работу со значительным опозданием. В былые времена глубокий снег всегда был достаточной причиной для полного оправдания прибывшего чуть позже работника. Но только не у нас. Уже по дороге я так и чувствовал витавшую в воздухе очередную и возможно вполне обоснованную нахлобучку.

Пока я ехал, зазвонил телефон.

– Ты сегодня приедешь? Ужин готовить?

– Не знаю, что будет на работе, а еще – если начальство не убьет. Слушай, а зачем?

Трубку немедленно бросили. Признаю – вопрос глупый. Но честный ответ мог не понравиться, а потому лучше оставить человека в состоянии некоторой неопределенности. Да и мое нынешнее состояние никак не способствует проведению серьезного и, главное, грамотного анализа того, что мне нужно в этой жизни. И ругаться на меня сейчас – не вижу никакого смысла. Только потому, что моя голова постоянно занята засевшим в мозгу неприятным предчувствием. Только чего?

– Андрюша, ты у нас не голодный, – а вот это уже звонок моей мамы, контролирующей с утра своего ребенка, – тебя там покормили? Если нет, обязательно зайди в столовую. У вас там есть где-нибудь рядом?

Признайте, что официальным порядком следует заявить, что этот день начинался достаточно тревожно. А я, со своей стороны, могу отметить лишь одно. Нет сомнений, что в моем нынешнем перевозбужденном состоянии больше всего виновата некая Елена Сергеевна Ланге. Моя очень высокая начальница по жизни всегда считала себя порядочной и педантичной немкой. И совершенно не терпела любые отклонения своих подчиненных от четкого соблюдения установленных в нашем офисе правил. Даже наш офисный авторитет, незаменимый бухгалтер Лазарь Моисеевич Гозман за глаза придумал ей красивое, но это лишь по его собственным словам, прозвище-погоняло «гостья из ада». Что нужно было понимать под ним, он никогда не уточнял. Да и смеется над прозвищем всегда только он один. Тем более, что если она гостья, то мы-то кто? Наверное, черти.

Но он не один – весь наш коллектив дружно, синхронно со сложившейся обстановкой и вполне добросовестно целые годы снабжал руководство различными и действительно оправданными эпитетами, начиная от стервы и мымры и кончая старой кабаргой и убийцей талантов и молодежи. Кстати, многие в нашем не до конца дружном коллективе не понимают, почему именно старой. Я думаю, что возрастной ценз кабарги в данном случае не имел никакого значения. И мне не хватит целой главы этой книги, чтобы представить используемые термины, а также левые и правые определения и даже уточнения в адрес Елены Сергеевны. Поэтому в заключение передам основную характеристику этой женщины только одним словом – мужененавистница. Эта ведьма, правда, одетая шикарно и только в изделия под импортными брендами, заставляла посторонних обращать на себя внимание даже на улице. И все правильно – ведь на посторонних она не шипела, не кричала и не обещала уничтожить как последнее ничтожество. Наверное, ей на это просто не хватало времени. Или не хотела задерживаться лишний раз. Но зато внутри нашего огромного офиса она представлялась совершенно другим человеком. Или точнее – даже не человеком. Ну а я лично, это по ее словам, так совершенно все делаю слишком плохо, кругом и всюду опаздываю, и еще у меня орфографические ошибки бегут целыми колоннами и шеренгами.

Мое личное местоимение вместе со мною давно должно было сбежать из этого ада, в котором роль верховного дьявола играла милейшая по внешнему виду молодая женщина. Но зато ее по-настоящему боготворили начальники соседних организаций и предприятий, дети различных возрастов из подшефной школы, соседи и даже собственный муж. Правда, последний элемент – только по ее собственным словам. А мы ее ненавидели. И единственным, но реальным тормозом к моему уходу с этой работы оставался только один фактор – высокая зарплата. Она в любом случае оставалась достаточно сносной даже после очередного замечания в мой адрес, глобальной нахлобучки или тривиального выговора.

Временной рубеж моего окончательного пребывания в нашем рабочем зале начал обозначаться тем самым моментом, когда я выгоню из магазина мою новую машину. А потом – хоть трава не расти. Или, что касается только офиса, пусть она дорастет всем до самой шеи. И тогда наша злющая начальница не сможет пройти сквозь эти заросли и потом высматривать – чем и как занимаются ее подчиненные.

Но мне явно не было суждено спокойно дотянуть до этого радостного события. Мое женское начальство пусть и случайно, но зато с самого утра высмотрело меня в коридоре, почти с ненавистью оглядело мой мгновенно поникший облик и грозно изрекло:

– Почему не по форме?

Я начал объяснять, что костюм пришлось оперативно сдать в химчистку и взамен надеть новый, но почти такого же оттенка. А удары продолжались.

– И где тогда ваш галстук? Да вы еще и опоздали на работу.

Об отсутствии галстука я, как, наверное, и тот рычавший на меня пес, знал еще следуя на работу. Но только для того, чтобы снизить напряженность в обществе, нервными руками я схватился за шею. Конечно же, пока только свою, на которой заявленный предмет однозначно отсутствовал. А сказать, что его украли где-нибудь в метро, трамвае или на входе в наше здание не представлялось возможным. И вдруг, вот это мне было непонятно, она резко перестала меня ругать. Впрочем, загадка быстро раскрылась – мне предлагалось готовиться к поездке куда-то под Читу, к одному из наших субподрядчиков. Ну, так это и не так страшно. Да, и кроме того, я узнал, что лечу только помощником с одним из начальников отделов и заранее догадывался, кто из них составит мне компанию. Скажу честно, особой радости я не выражал, но и ужаса от присутствия своего попутчика испытывать не собирался. Было интересно – он полетит в бизнес-классе или со мной – в экономе?

Но ужас, летящий во мраке ночи, все-таки пришел и ко мне. Едва мой непосредственный начальник пришел с утреннего совещания, как он с сочувствием посмотрел на меня и предложил зайти к нему за перегородку. То, что мне довели, мгновенно повергло меня в шок. Удивительно, но Читинская область оказалась настолько заманчива для нашей организации, что вместе с нами в дорогу засобиралась и наша офисная мегера.

Сборы

Может быть и совершенно напрасно, но мне еще не один раз удалось подойти к своему непосредственному начальнику. Как же хотелось убедить его в том, что я абсолютно не нужен в далекой Сибири, что я приношу неотвратимое несчастье в сделках, и из-за меня организация понесет значительные и непредусмотренные расходы, связанные с моей перевозкой, кормлением и размещением молодого и крайне прожорливого сотрудника в местных гостиницах. Когда все мои аргументы оказались напрасны, я обреченно задал последний вопрос:

– Да и зачем я нужен, если там будет целый начальник отдела?

Мое непосредственное руководство несолидно шмыгнуло длинным носом, круговыми движениями головы размяло свою шею и, наконец, конкретизировало сложившуюся ситуацию:

– Если что-то будет не так, то именно тебя будет трахать за просчеты наша начальница.

Ну, конечно, не начальника же отдела, а вот человека без галстука – это как-то сподручнее. И рубеж моего увольнения, как назло, был еще очень-очень далеко. А в завершении моих неприятностей мне через полчаса передали билет в самолет на завтрашний день. Как я и думал, лететь мне надлежало в экономклассе, а моим руководителям – в бизнес-классе. Гуманизм окружающих выразился только в одном – ко мне подошел один молодой сотрудник и предложил отвести завтра в аэропорт. Но и здесь мне не повезло – вниз через этажи приплыла секретарша и тоном верховного лорда-палача предупредила, что все, вылетающие завтра, едут вместе от самого офиса. То есть только после окончательной проверки нашего наличия и внешнего вида.

Я двинулся домой подавленным до такой степени, что когда вошел в вагон метро, сидевшая сбоку от меня девушка с внимательностью, переходящей в настоящий испуг, посмотрела на меня и неожиданно вскочила.

– Садитесь, пожалуйста!

Вот так. Весь день – одни издевательства, а вечером плюсуем еще и оскорбление. Причем такое обидное, что моя совесть, вместе с удивленными взглядами окружающих, заставила меня выскочить из вагона на следующей станции. Ну, это еще ладно. Но, главное-то, попробуйте, в наше-то грубое время найти женщину, которая готова ради вас освободить свое личное место. Да ее только за это нужно носить на руках. И не только в выходные дни. Но покинутый мною поезд уже уходил со станции, унося мою избранницу, которой так и не посчастливилось узнать об этом.

– Ну что, торговля, – традиционное приветствие моего отца уже не раздражало, тем более, что он как обычно сам нарывался на неприятности – моя мама в таких случаях практически всегда была на стороне детей.

Я был с нею полностью согласен – все люди вокруг меня должны отвязаться от уставшего после работы ребенка. К тому же голодного, к которому придрались только за один день не меньше восьми раз и, главное, завтра улетающего в пугающую своими размерами и удалением Сибирь. Я немедленно и в красках рассказал своим родителям почти все. Информацию о том, что я сопровождаю наше офисное зло, я решил на всякий случай пока опустить.

– Подумаешь Сибирь, – вот это опять отец, – несколько часов на самолете и вы на месте.

Мой отец как всегда прав. Тем более, что он кандидат в мастера спорта по бегу уже не один десяток лет. И в недалеком прошлом сумел бы такую незначительную дистанцию, как от Питера до Читы, и бегом преодолеть. К сожалению, сын не увлекся именно этим видом спорта. Так вроде все и неплохо, но на его уровень я никогда не выйду. А вот Людка, та может и действительно добьется. Кто такая Людка? Обернитесь назад, и увидите самое любопытное, настырное, хитрое и просто замечательное во всех отношениях существо пятнадцати лет от роду. Людка с самого детства хорошо знает, что ее родной брат, выдавать секреты которого просто неприлично, всегда носит для нее в карманах конфеты большого формата, шоколадки и даже маленькие коробки конфет. Один раз я даже испортил из-за них свой костюм – в жаркую погоду потек шоколад. Впрочем, для нее мне ничего не жалко. И, как это ни странно, мы с Людкой почти даже друзья, насколько старший брат, а у нас разница больше десяти лет, может совмещать свои замыслы с интересами маленькой девочки. Сколько раз этот поросенок, других слов не подберешь, ломал своими капризами мои планы. Зато как она меня выручала, многократно повторяя заученные фразы, в которых заключалось мое единственное алиби перед родителями. Только теперь это уже не совсем ребенок, а если и поросенок, то достаточно большой.

А вот мой папа сам всю свою жизнь мотался по командировкам. Продукция его предприятия обоснованно появлялось во всех точках страны и даже за рубежом. Поэтому он вяло отреагировал на мое повторное заявление о поездке.

– Не в Африку же.

Другое дело моя мама. По календарю – победившая все и всех зима и моя главная задача – уменьшить количество заготовленных мамой вещей в поездку хотя бы на одну тонну. А моя умничка, Людка, восприняла информацию об отъезде по-философски.

– Раз надо, значит надо.

После этого она подкралась ко мне откуда-то сбоку и шепотом посочувствовала:

– Как жаль, что тебя так долго не будет. А мне-то каково? Андрюш, а ты не мог бы мне чего-нибудь оставить? Так, мелочь, много не надо.

Хитрюга, а куда я от нее денусь. Да, и кроме того, она на глазах и упрямо становится девушкой, а это значит – помада, краски, тушь и прочее. Хоть и не сразу килограммами, но, все равно, макияж начинает вползать в ее многотрудную женскую жизнь. Да и тряпки, конечно, тут никуда не денешься. Мне ничего для нее не жаль, в крайнем случае, куплю машину попроще.

Вылет

Одно из преимуществ командировочного – утром можно встать значительно позже. Правда, остается обоснованное опасение, что с утра я останусь под усиленным контролем и заботой своей собственной матери. Ведь она должна накормить ребенка так, чтобы он не голодал, пока не доберется ну хотя бы до окрестностей Северного полюса. И с самого раннего утра я бегаю от ее разнообразных указаний, вопросов и заявлений. Например:

– Андрюша, завтрак уже готов.

Или так:

– Андрюша, ты уже поел?

А часто следуют указания или уточнения:

– Андрюша, ты упаковал бутерброды? Нет, ну хорошо. Тогда я сама.

А в воздухе нашей квартиры так и витает ее материнская забота о нежном ребенке:

– Андрюша, а где шерстяные носки? Ты уже положил?

И это только самое начало. А для предотвращения обморожений в самолете, в машине и при возможных пеших переходах по Сибирским трассам и дорогам ребенку обязательно потребуются: дедушкины унты; шерстяные носки; теплые кальсоны и многое другое. Глядя на эту груду приготовленных мамой вещей у меня появляется законное подозрение, что для их перевозки придется вызывать дополнительный транспортный самолет, который полетит на безопасном расстоянии рядом с моим, только пассажирским. Главное, чтобы никто не удрал с моими вещами на один из азиатских оптовых рынков.

Моя мама к этому времени плотно вышла на пенсию. Большое благо для любой женщины – там, где мужчины начинают безостановочно теряться и, не находя себе применения, зависают от каждодневной скуки, женщина продолжает развлекаться, находя себе интересное и, главное, по ее собственному вкусу занятие. В этом и есть величие их пола. Женщина идет как бы по ступеням – дети, внуки, правнуки и если получится, то можно и дальше, почти до бесконечности. И посмотрите, что у нас происходит. Ведь встретить мужчину в нормальном музее скоро будет такой же редкостью, как увидеть приамурского тигра где-нибудь в лесах Ленинградской области. Впрочем, не беру в расчет иностранных туристов-мужчин. Насколько я понимаю, их почти насильно загоняют в исторические места и здания на территории нашего города. А им бы посидеть в укромном месте да с кружкой пива. Или посмотреть по монитору футбол.

Но вернемся к моей маме. Весь дом держится лишь на ней. Как и на любой женщине. Это даже в общегородских масштабах – признанный факт. Когда-то она работала, кажется где-то на заводе и рядом с отцом, и на своей работе здорово уставала. Но я никогда не слышал, чтобы мама грозила ремнем мне, убежденному разгильдяю, а впоследствии и подрастающей разгильдяйке, моей сестре. Ну не думаете же вы, что ей было только жалко попортить ремень? Да и не настолько широко проявлялся ее гуманизм.

Кстати, при Людке до сих пор стараются не только лишний раз, а вообще не употреблять слово ремень. А все очень просто – когда она еще не ходила в школу, после очередного своего преступления она спрятала все ремни, начиная от брючных и кончая приспособлениями для переноски чемоданов. Потом их, конечно же, нашли, но, как говорят, значительная часть пропала бесследно.

У папы и мамы хватило мудрости вместо внедрения особого вида наказания провести мирные переговоры с Людкой. Не знаю, что такого они ей сказали, но только она после этого дулась не меньше месяца, но почему-то на меня. А все потому, что на брата можно, а на родителей нет.

А в офисе меня уже ждали. И это с самого утра.

– Почему вы опаздываете? – это оно, наше, так сказать, руководящее солнышко, только непонятного цвета.

– Но мы же в командировку сегодня уезжаем.

– Я тоже еду, но это не помешало мне прибыть на работу вовремя.

Хочу немедленно парировать, что у нас разный уровень зарплат, но в последний момент решаю не спорить. Начальство терпеливо ждет пререканий, а мое спасение подходит к ней сзади – ее срочно вызывают к телефону.

С огромным зазором на пробки и разгильдяйство дорожных, авиационных и прочих служб мы выходим из нашего офиса. Сотрудники, облепившие как мухи чемодан начальницы, старательно и почти ласково загружают его в микроавтобус. Размеры чемодана начальника отдела значительно меньше – не тот ранг. Мне будет крайне интересно, сумеет ли эта зануда, Валерий Иванович Чурбаков, найти общий язык с Еленой Сергеевной. Или, все-таки, они будут молчать всю дорогу?

У наших бессовестных сотрудников напрочь отсутствует желание загрузить мою дорожную сумку вместе с чемоданами руководящего состава, уезжающего в командировку. И мне приходится делать это самому. А теперь нужно проскочить в машину и тихонько затаиться где-нибудь на заднем сидении. Увы, но я не успеваю. Одетый в норковую шубку шеф местного отделения гестапо придирчиво рассматривает мой внешний вид и глубокомысленно заявляет:

– Будет лучше, если вы не будете заходить ни на встречи, ни на совещания. И, вообще, старайтесь поменьше высовываться. По крайней мере, пока вас не позвали.

Вот это женщина! Мне так жаль ее мужа. Правда, я его никогда не видел, но почему-то сразу представляю крайне забитое или почти уничтоженное условиями жизни существо, окончательно потерявшее свободу и право голоса. А еще говорят, что мы живем в демократической стране. И все-таки, мне непонятно – зачем меня берут?

Не портите друг другу настроение

В посадочном терминале начинает потихоньку вырисовываться моя истинная роль, а может только одна из них. Водитель с брезгливым лицом довел нас до места регистрации и теперь всем своим видом показывал готовность покинуть нас если и не навсегда, то, по крайней мере, надолго. Но мы пока не прошли ту точку невозврата, за которую его не пустят ни за какие личные и общественные достижения. И потому он нетерпеливо и даже тоскливо смотрел на длинную очередь из людей, мечтающих пройти регистрацию на рейс.

И вот как раз в это время одна пожилая пара, состоящая из женщины и мужчины, выражаясь по-дорожному, подрезала нас, первыми проскочив в один из заново образовавшихся отростков очереди к операторам. Оперативно направившаяся туда же начальница была шокирована этим коварством лиц преклонного возраста и устроила им необычайно бурный протест. Он содержал обоснованное в грубых словах заявление, что она, как утвержденная в правах vip-персона, должна иметь очевидный приоритет, а не стоять в общей очереди. Да и за что она платит деньги? Стоящий рядом Чурбаков солидарно помалкивал, но всем своим внешним видом показывал полную поддержку руководству. Поверьте, что я, в отличие от него, в это время был готов от стыда провалиться этажом ниже, сразу куда-нибудь в зал прибытия. А очередь разделилась на две неравные части. Поднявшийся шум вызвал прибытие полномочного служащего аэропорта. Он очень терпеливо стал объяснять моей служебной госпоже, что есть общие правила и пока другие не появятся, всем нам придется выполнять то, что уже есть. После его слов в отростках очереди раздались жидкие аплодисменты. Ситуация на первый взгляд вполне успокоилась.

Но едва мы завершили регистрацию и направились в сторону зоны досмотра, как нашу дорогу еще раз пересекла остающаяся женская часть обиженной пары. Только сейчас я рассмотрел эту женщину повнимательнее. Стройная, невысокого роста, с темными, даже очень, волосами. А так, по внешнему виду – вполне обыкновенная среднегородского типа бабушка. Как раз про таких в новостях обычно сообщают, что «молодая наглая бабушка на обезболивающих препаратах уверенно вскочила через закрывающиеся двери вагона». Вот только выражение ее лица явно свидетельствовало, что передо мною стоит достаточно сильный по жизни человек, не позволяющий себя унижать, и, вдобавок, вполне готовый постоять за себя и за своих близких. Одни почти черные, немигающие глаза чего стоят. А сейчас они были направлены на нас, а если быть точнее, то на мою начальницу. Полминуты дуэли взглядами и женщина уверенным и твердым голосом заявила:

– Тебя, похоже, еще никто не учил должным образом. Знай, что все возвращается. Но я вижу, что у тебя скоро будет возможность поучиться. Посмотрим, что получится из такой, как ты. Если, конечно, сможешь выдержать и вернуться обратно.

Она, для своего возраста слишком круто, развернулась и пошла на выход. Эта женщина даже не удосужилась пожелать хорошего пути своему попутчику, который в это время уже начинал проходить досмотр. А вот он как раз крутил головой во все стороны, явно пытаясь что-то или кого-то высмотреть мимо снующих вокруг него людей. Я еще раз посмотрел туда, куда направилась эта строгая женщина. Напрасно мой взгляд как лазерный луч расчерчивал пространство терминала – способная постоять за себя бабушка исчезла, а может и просто растаяла в воздухе.

Пожалуй, что в первый раз я видел свою начальницу в полной растерянности. И если бы я не знал всю ее сущность, и на меня не давил такой мощный негатив, то, наверное, испытал к ней в это время даже жалость. Но, увы, только не теперь. Пока еще не заслужила. Я оглянулся – Чурбаков стоял в неимоверной стойке. Наверное, именно такую выполняет любая охотничья собака перед получением команды от охотника или обнаружив для него дичь. Естественно, что никакой команды ему не последовало.

Право на выбор

В Екатеринбурге на пересадке нас ждало неприятное известие, что по техническим причинам наш самолет дальше не полетит. Такие сообщения неприятны для всех. Я сразу подумал, что сейчас начнется грандиозный скандал, но неожиданно и совсем без всяких криков наш командир двинулся к авиационному начальству. Когда она вернулась, то начала подробно объяснять Чурбакову, меня она при этом полностью игнорировала, что ближайший самолет полетит на Читу только завтра днем, и мы потеряем впустую почти целые сутки.

А вокруг нас стояли люди, оказавшиеся в таком же положении, как очевидные заложники ситуации. И пока вокруг витали шумные эмоции, выражаемые в различных по содержанию и уровню приличия словах, к нам подошел совсем незаметный с виду человек. Он представился моей начальнице и отрапортовал, что есть возможность вылететь немедленно. Правда, при крайнем минимуме комфорта. Якобы дежурный вошел в положение нашей группы и полностью готов договориться с руководством о посадке нас на арендованный грузопассажирский вариант самолета АН-12. Предполагалось, что полет начнется уже через полчаса и решение нужно принять срочно. Я сразу не понял, почему он не сделал такое же предложение остальным нашим товарищам по несчастью?

Впрочем, оказалось, что я ошибся. Этот человек без лишнего шума обошел пассажиров и, решительно отказав тем, кто летел вместе с детьми, набрал небольшой коллектив индивидуальных авантюристов в количестве пятнадцати человек. И минут через двадцать нас пригласили к боковому выходу и без всякого оформления повели на летное поле. Видимо для нашей моральной поддержки начальница заявила нам, что после полета придется немного доплатить, но она полностью берет эти расходы на себя.

Когда завербованные пассажиры выходили из здания аэропорта, на поле нас встретил негостеприимный, холодный ветер. Мне даже показалось, что он не хочет выпускать людей на улицу. Автобус нам почему-то не предоставили. Более того, даже багаж пришлось нести самим. Только теперь я понял – меня взяли для переноски грузов. Уже тогда показалось, что моя начальница решила прямо после служебной командировки махануть куда-нибудь на Гавайские острова. А потом еще куда-нибудь. Вещей у нее должно было хватить с учетом территориальных особенностей и даже колебаний температуры воздуха в диапазоне их сезонных изменений для любого места на нашей планете. Впрочем, я приноровился – моя сумка отлично улеглась сверху на чемодан, удобно катившийся на своих собственных колесиках. Я даже поймал критический взгляд начальницы. Видимо она не одобряла неуважительное отношение к личным вещам. Но, кроме взгляда, ничего не последовало. Видимо сыграло свою роль молчание чемодана. Ведь он мужского рода и на его месте жаловаться на лежащую на нем сумку просто неприлично.

Исподтишка я посматривал на маневры Чурбакова. Всю дорогу он лавировал, надеясь выскочить на траекторию движения рядом со своей начальницей. Но когда у него это почти получалось, я всегда успевал вовремя поставить перед ним бампер влекомого мною чемодана. И ему снова и снова приходилось повторять свои сложнейшие маневры. Если бы не эта забавная игра, я мог в первый раз в жизни уснуть прямо на ходу. И поэтому даже обрадовался, когда завершив длительную прогулку, мы подошли к приподнятому хвосту самолета. Нас провели через огромный грузовой люк в отгороженное помещение, подготовленное для перевозки пассажиров. Где-то рядом располагались и члены экипажа. Едва увидев грубые деревянные сиденья, начальница непроизвольно стала озираться вокруг.

У меня до сих пор нет ясности, почему она тогда сломалась. Неужели на нее так подействовал разговор с той женщиной в аэропорту? Или строгой бабушкой? Мне помнится, что в то время я даже злорадствовал – начальница полетит в таком же бизнес-классе, как и я. Причем в жуткой тесноте. Когда я сел рядом и мое колено прижалось к ее, она немедленно вскинула голову, наверное, хотела возмутиться. А потом она как-то сжалась и так и осталась сидеть весь полет. Точнее, его часть. Вот как раз об этом и пойдет дальнейший рассказ.

Как начинается катастрофа

В так называемом салоне было достаточно прохладно. Правда, местный персонал заботливо выдал каждому из нас индивидуальные шерстяные покрывала – и хотя бы ноги были у нас укутаны. А то, что мы сидели впритирку, друг к другу, имело с моей точки зрения даже положительный аспект. Не могу сказать, что я воровал тепло у моей начальницы, но уж лучше прижиматься к ней, чем к Чурбакову. Ну, скажите честно, вам нравится сидеть вместе с начальником? Конечно, нет. А тут – начальница. Правда замечу, что она грела меня только с правой стороны. С другой – я упирался в перегородку, которая отбирала подходивший ко мне поток тепла. То есть, я еще и должен был быть благодарен нашей змее. В то время меня совершенно не волновало, что реально испытывает эта женщина.

Поговорить в полете было не с кем, поэтому сразу после тяжеловесного взлета самолета я уснул. Не знаю, на какой минуте полета я проснулся. То ли от пронизывающего холода – начальница ухитрилась во сне стащить с меня одеяло – то ли от нарастающего вокруг грохота. А самолет очень сильно трясло, и он по достаточно крутой траектории шел вниз. И я все больше ощущал, как опоры подо мною, и сиденье, и пол, стремятся удрать от меня куда-то далеко вниз. Теперь сложно сказать, сколько продолжалось это состояние. С трудом удерживаясь за какие-то кронштейны, к нам периодически выходили летчики и техники. Они, пытаясь перекричать шум, объясняли, что нам нужно делать. Единственно, что я осознал, так это то, что самолет идет на вынужденную посадку где-то в тайге. И, пожалуйста, не требуйте правдивого рассказа, почти невесомость в начале и перегрузка в конце не позволяли даже толком увидеть, а не то, чтобы оценить состояние других пассажиров. Настоящим чудом летчики ухитрились перевести полет на более пологую траекторию. И потом что-то начало царапать фюзеляж самолета. По-видимому, мы заходили прямо на лес. Скажите, вы мне верите? А вот и напрасно. Это много позже я представил общую картину нашего падения. Реально я просто вырубился после его начала. И только когда громада самолета остановилась и через все пробитые дырки засифонил холодный воздух, я начал приходить в себя. Очень неуверенно и долго.

Я лежал возле наших деревянных кресел. Сильно болело правое плечо, а прямо передо мною лежала норковая шубка. Точнее будет сказать, что в первоначальном положении мой нос сильно упирался прямо в нее. Она не шевелилась, и я начал всерьез думать, что моя начальница уже отмучилась. Ну, нет, в таком положении радоваться чужому горю – это даже подло. Поэтому, лежа сейчас на полу и наблюдая вывороченные подлокотники, кронштейны и людей, прикрытых сверху оторванными от пола деревянными сиденьями, я подумал, что, наверное, и ее кто-то ждет дома.

А когда я с трудом поднялся с металлического пола самолета и теперь стоял, раскачиваясь на ставших не своими ногах, со стороны шубы раздался повелительный голос:

– Прошу немедленно найти мой чемодан.

Не знаю, как и почему в этой ситуации я сдержался, чтобы не покрыть мадам всеми известными мне нехорошими словами. Но как раз в это время самолет сильно дернулся вперед, видимо делая конвульсивное скользящее движение куда-то вниз по склону, и я упал. На всякий случай ползком я добрался до ближайших кресел и, пользуясь ими для поддержки, снова поднялся.

– Я что, должна несколько раз повторять?

Я почти со злостью развернулся в ее сторону и громко крикнул:

– Очнитесь, наконец, мадам!

Какой к чертям чемодан? Нужно проверить людей и создать запасы на нашу дальнейшую жизнь. Из пятнадцати пассажиров пока я нашел не более восьми. Со стороны казалось, что кто-то очень старательно избивал их прямо в самолете, оставив царапины и ушибы на видных местах. Как только я приоткрыл дверь в переходной коридор, как меня едва не сшибло потоком воздуха. Закрываясь руками, я сумел выйти в переднюю кабину. Увы, ее разворотило так, что она не отличалась от кучи металлолома. Искать здесь живых было бесполезно. Я полазал в поисках пистолетов, ракетниц и прочих полезных вещей. Но было такое чувство, что после разрушения кабины все вынесло потоком воздуха в тайгу.

Когда я вернулся в помещение, которое очень сложно было назвать салоном и раньше, люди уже начали подниматься. Частные инстинкты преобладали – все искали свои вещи. Чурбаков подобострастно подтащил чемодан Елене Сергеевне, и она сразу начала копаться в его содержимом. Оказывается, она искала только помаду. Подкрасив губы, она подняла свои возмущенные руководящие глаза на меня.

– А с вами мы еще поговорим. Попозже, когда вернемся домой.

Почему никому не хочет приходить в голову, что последняя часть ее фразы – самая главная в нашей ситуации. И кому как, а мне очень непонятно, а что, мы действительно вернемся? Впрочем, думал ли я в это время, что останусь живым? Вряд ли. Мне просто не хотелось об этом думать.

Вы знаете, когда попадаешь в тяжелую и беспросветную ситуацию, то понемногу начинаешь надеяться на любую силу, любое явление и даже на необыкновенных существ. Лишь бы они смогли и действительно помогли. Но пока ты мечтаешь о чем-то необыкновенном, вокруг продолжают происходить обычные и часто совершенно незаметные вещи.

Почему-то Елена Сергеевна еще раз подняла свой взгляд на меня и даже вроде бы попыталась оправдаться:

– Я косметичку потеряла.

А может это была обыкновенная жалоба обиженного человека?

Глава 2. ЕСЛИ БЫ НЕ ОНА

С учетом личных пожеланий

До сих пор не пойму, как наш самолет не разрушился полностью, не сгорел и не смялся в какую-нибудь трудно представляемую гармошку. Что нам помогло? Много позднее я начал что-то понимать, но, в любом случае – это только мои догадки и вера в чудо. Сейчас уже трудно сказать точное время, когда мы совершили эту злосчастную посадку. Но зимой в Сибири всегда рано и сильно вечереет. Я это заметил, еще когда выходил в переднюю кабину. Или в ту ее часть, что реально осталась после приземления. И пока не наступила полная ночь, нужно было что-то придумать. Но единственно толковое, что пришло мне тогда в голову – было собрать людей в кучку и сообща обсудить создавшееся положение. Знаете, если кто-то и попадает в похожую ситуацию, то даже ее описание будет у всех сильно отличаться. Особенно, с учетом давности происшедших событий.

А впрочем, приоритет оставим за нахлынувшей на большинство собравшихся здесь людей эйфорией, что судьба и случай реально пощадили и оставили их в живых. Ну а все остальное становится в этот момент не так уж и важно. Как обычно в таких случаях откуда-то из сокровенного местечка в багаже появилась бутылочка коньяку, а затем и одноразовые стаканчики. И уже вокруг нее начался, как ни странно, оживленный разговор вполне довольных людей. Они достаточно долго обсуждают события последнего часа или чуть меньше. По их словам им запомнилась каждая минута снижения и посадки нашего самолета. И это несмотря на то, что большинство явно были без сознания – организм сам позаботился о них. А вот про тех, кто уже никогда не сядет рядом с нами, сейчас не вспоминали.

В таких случаях люди обычно стараются доложить своим родственникам о том, что они живые и здоровые. Но связи не было. Все операторы демонстративно проигнорировали своим вниманием этот лесной уголок. Кроме того, на таком холоде все аккумуляторы телефонов ускоренно превращались в бесполезные элементы. И единственный доступный способ для их зарядки – попросить ближайшего лося или оленя сбегать в известный только им населенный пункт. Но без всякой гарантии их обратного возвращения.

Пока бывшие пассажиры нашего неудачного рейса шумно разговаривали друг с другом, настойчиво и быстро среди них стал появляться еще один спутник всех попадающих в аналогичную историю – холод. Через нарушенную, а кое-где и практически отсутствующую герметизацию швов и стыков, минуя остывшие элементы конструкции, устройства и приборы, со всех сторон непрерывно поступал поток холодного воздуха. Наконец, наступил момент, когда люди, одетые совсем по-городскому, начали замерзать.

Наверное, поскольку я бегал по самолету в попытке найти хоть что-то мало-мальски полезное, холод дошел до меня несколько позднее, чем до других. Насколько я знаю, в стужу, в первую очередь, начинают мерзнуть ноги. Ведь наши, предназначенные для города сапоги и обувь на тонкой подошве, без разницы с натуральным или искусственным мехом внутри, никогда не смогут согреть в сибирские холода.

Нужно было немедленно принимать какое-то решение, а не смотреть на должностной уровень нашего сообщества. Это бесполезно. Опыт показывает, что чем выше должность, тем менее человек приспособлен к отклонению от комфортных условий существования. Хотя и соглашусь, бывает множество исключений: люди, увлекающиеся туризмом, или альпинисты. Да и еще теща моего соседа. Говорят, что она как-то морозной ночью искала своего несчастного зятя. И если бы не она, то даже страшно представить, что мог отморозить несчастный человек. С тех пор зять глубоко уважает свою тещу.

Ну и последнее из моих комментариев о холоде. Мне рассказывали, что женщины действительно ощущают холод интенсивнее мужчин. Причины точно объяснить не могу, но среди нашего спасшегося коллектива женский пол был представлен только одним человеком – моей начальницей. Только наблюдая за ней, можно было экспериментально проверить, насколько правильна предложенная теория.

А наши люди стали делиться на части – по своим представлениям о путях спасения. Одни старательно пытались укутаться извлеченными из чемоданов вещами и даже содранными в переходах шторками. Другие мотались по тому, что еще осталось от самолета, с непонятной для них самих и окружающих целью. А нам всего лишь был нужен хороший костер. Общее благоразумие отказалось от его разведения внутри корпуса. Несколько человек, в том числе и я, вышли на улицу. Для этого пришлось пройти остатки грузового отсека. Перед нами предстала унылая картина, еще раз показывающая, как нам повезло – при посадке самолет остался без хвоста и даже части грузового отсека. Однако пол находился не слишком высоко над поверхностью Земли. Скорее всего, от нашего шасси осталось только одно воспоминание.

Рядом с самолетом снег оказался не слишком глубоким, по крайней мере, можно было осторожно передвигаться, не набирая его даже в короткие мужские полусапожки. Теперь мы старательно вспоминали кто пионерские, кто скаутские навыки. Кое-как наломав ветки и приспособив для растопки журналы, мы развели красивый полыхающий костер. У него был только один недостаток – возле него нельзя было стоять. От костра во все стороны распространялся страшный жар, а люди продолжали сильно мерзнуть. Какой-то мужчина, ранее все представились, но запомнить имена сразу сложно, подскочил к костру и отбросил в сторону часть веток. Жар заметно ослаб, и появилась возможность подойти ближе к костру. К этому времени вся наша компания собралась возле него. Подошла и моя начальница в сопровождении своего верного ординарца Чурбакова. Даже в этих условиях он старался выслужиться перед своим руководством.

Мы тогда здорово боялись, что может появиться зверье, которого в этих краях вполне хватает. Но пожилой дядечка нас успокоил, что шум нашего крушения наверняка всех отпугнул. Так, что у нас есть пусть и небольшая, но, все-таки, фора. Но не больше, чем на сутки. Это очень приятно, и, по крайней мере, этой ночью нас гарантированно не съедят.

И все-таки, я по природе гуманист. Когда я заметил, что Елена Сергеевна начинает переступать с ноги на ногу и подпрыгивать на месте, я не поленился несколько прогретых еловых веток бросить на снег перед ней. Или в темноте я плохо рассмотрел, или, действительно, впервые за время нашей совместной работы, я был удостоен ее благодарного взгляда. Хотя и оговорюсь, никакой гарантии на этот случай я не дам.

Эту ночь, впрочем, как и все последующие, я запомнил на всю свою дальнейшую жизнь. Не то, чтобы я долго боялся повторить свое участие в подобных злоключениях. Но, почему-то, именно тогда я начал любить жизнь по-настоящему. Не за ее комфорт, не за пищу, не за… Главное, что это жизнь. Уже подаренная человеку без всяких ненужных заверений и обещаний с его стороны.

Поскольку мой возраст позволял гонять меня за дровами чаще других, то мне всегда было тепло. Откуда взялся этот топор, то ли его нашли в самолете, то ли его вез кто-то из нашей группы, это было неважно. Главное, что он упрощал мою работу, да и, скажу честно, с ним я чувствовал себя в лесу гораздо увереннее. Вернувшись в очередной раз к костру, я передал охапку веток обслуживающему костер персоналу. Под ним подразумевались два человека предпенсионного возраста, добровольно взявшиеся регулярно подбрасывать ветки в костер. А я сам снял перчатки и протянул руки к огню. Внезапно кто-то неуверенно дернул меня за рукав.

– А можно еще веток, а то у меня опять ноги мерзнут.

Если бы Елена Сергеевна говорила так со мною в офисе, то мне был бы обеспечен либо обширный инфаркт, либо полная потеря речи. И мне так хотелось сказать, чтобы она сама взяла и достала себе ветки из костра. Но я не смог и, ничего не говоря, схватил несколько веток и положил их на просушку на краю костра. А то, что я сделал потом, для меня не влезало в рамки ни одной из каких-то непонятных логик. Я решительно провел обыск в своей вытащенной на улицу сумке. Из оставшихся от тонны или полутонны приготовленных мамой вещей я отобрал несколько пар шерстяных носков.

Когда она испуганно обернулась на мой голос, я почти всунул ей в руки мой стратегический запас носков.

– Возьмите и выберите те, что для вас подойдут.

Как хотите, только не может это быть оскалом ненавидящего меня человека. А, значит, она впервые подарила мне настоящую и благодарную улыбку. Впрочем, на улице было очень темно и плохо видно.

Утро в лесу без медведей

К утру костер стал заметно скромнее. А как только рассвет заявил о себе в полной мере, и наблюдаемый нами мир стал расширяться прямо на наших глазах, отчетливо проявилась картина нашего крушения. Перед нами лежало деформированное и искореженное туловище мертвого самолета со срезанными крыльями и потерявшимися в последнем полете двигателями. Прямо по трассе падения машины хорошо проглядывалась целая полоса смятого, сорванного и сломанного леса. А сам самолет замер прямо на краю огромного обрыва. И если очень внимательно прислушаться, то вдали явно слышался шум воды на перекатах – фюзеляж нашего самолета был наклонен в сторону невидимой нами реки. И очень похоже, что мы еще раз спаслись от неминуемой гибели.

Судя по широкому следу от фюзеляжа на снегу и значительному увеличению расстояния от костра, наш самолет медленно и уверенно сползал в обрыв всю прошедшую ночь. В спешке мы хотели провести его повторный обыск уже при дневном свете, но внезапный и страшный для слуха скрип по снегу возвестил начало перехода нашего транспортного средства в последний полет. Грохот и поднявшиеся столбы снежной и водяной пыли возвестили об окончательной гибели того, что еще оставалось от самолета. На зато его исчезнувшие останки освободили нашим взглядам перспективный вид вдаль. Свет наступающего дня позволил разглядеть на крутом берегу сразу за поворотом реки что-то очень похожее на небольшую избушку. Я вспомнил, что в лесах этот строительный комплекс называют зимовкой. Расстояние, это на мой первый взгляд, не превышало двух километров, или даже меньше. Только потом я узнал, что в тайге на глазок оценить расстояния необычайно трудно. Да и, кроме того, на ваш путь может накрутиться та самая добавка, которая в народе издавна, и часто с откровенной издевкой, называется гаком.

А ведь самое странное, что на наших глазах только что исчезла искореженная и давно погибшая машина, которая привела к гибели людей и к той ситуации, в которую мы сейчас попали. Но мы все стояли с таким грустным видом, как будто находились на похоронах родного существа. Что ни говори, недаром же говорят, что величие человека состоит в его приспособленности и прощать, и делать ошибки.

И, кстати, когда годы спустя, я рассказывал достаточно компетентным людям о нашей истории с посадкой, они согласно кивали головами. До тех пор пока один из них не заявил:

– Это ваша сказка?

Потом друзья долго уговаривали не обижаться на его пассаж. Но, в любом случае, глаза людей говорили только об одном – никто и ничему так и не поверил.

А мы оставались в тайге. И вокруг – только следы от нашей посадки. Теперь нужно было решить, куда нам двигаться дальше? Хотя, может быть, нас ищут и лучше пока оставаться здесь на месте? Начавшиеся бурные дебаты немедленно раскололи наш отряд на две части. Одна, четыре человека – ровно половина, выступала за необходимость движения к зимовке, а другие захотели остаться, обоснованно надеясь на скорое появление внешней помощи. А мне, к примеру, по жизни всегда было легче двигаться, чем стоять на месте, тем более, что еще неизвестно, где будет хуже. И я уверенно предложил организовать переход к увиденной нами избушке. Меня удивило, что даже Елена Сергеевна, для чего-то беспомощно покрутив головой, тоже вступила в мое ополчение. Наверное, сыграли свою очевидную роль вовремя подсунутые ей под ноги еловые ветки. С настоящим подобострастием и своей небольшой знаменательной речью, зафиксировавшей вступление в клуб путешественников, подтвердил свое согласие и Валерий Иванович Чурбаков. Впрочем, при его готовности выполнять любые, пусть и самые нелепые указания сверху, ждать от него чего-либо другого просто не приходилось. Более осмысленно подошел к вопросу участия в нашей авантюре последний четвертый попутчик – некий Сергей Васильевич. Сейчас, в прошествии стольких лет я, к сожалению, начал забывать его фамилию, хотя кое-кто до сих пор перезванивается с его прямыми родственниками. Но обо всем этом попозже.

Впрочем, дальше все происходило без всякого пафоса подготовки настоящей кругосветной экспедиции. Начало положило желание единственной среди нас женщины взять с собою все вещи, ну может только слегка в урезанном количестве за счет выброшенных носовых платков, салфеток, модных журналов и тоненького шелкового халата. Вот как раз против него я и не протестовал, настолько мало места он занимал в ее багаже. Зато три пары туфель, два вечерних платья и еще многое другое никак не укладывалось в планы подготовки нашего перехода. Более того, непонятно на что надеясь, мадам захотела взять с собой привезенные бизнес-планы и подготовленные договора. А когда я сказал, что их содержание нужно вначале согласовать с местными медведями, она совсем не поняла моей шутки, а вполне серьезно спросила:

– А кто здесь медведи?

Пришлось терпеливо и дотошно объяснять, что к нашему счастью местные медведи спят, а вот если они проснутся, то с ними придется согласовывать их меню из нас и, кажется, сразу и на обед, и на ужин. Короче, в это время я настолько запугал свою начальницу, что она с более высокой ответственностью углубилась в осмотр содержимого своего чемодана. А то, что произошло дальше, лишь с очевидностью показало, и можете это выбить где-нибудь в камне, что мужчины никогда не смогут понять женщин. И даже пытаться бесполезно. А все потому, что Елена Сергеевна решительно подняла чемодан и вытряхнула его содержимое на снег.

– Вот так, как есть – и пойду. И мне ничего больше не надо.

Мне, как более благоразумному существу, пришлось экстренно проводить разборку выброшенных вещей и планомерно распихивать по пакетам то, что действительно могло понадобиться ей в будущей жизни. Конечно, пока нас не съест проснувшийся от спячки медведь. И пока начальница отрешенно смотрела в сторону, я, иногда скрипя зубами, выкидывал в снег красивые, даже на мой взгляд, вещи. Да еще, наверное, и жутко дорогие. Зато в пакеты перекочевали обнаруженные мной прекрасные теплые вещи, маленький ножичек с перламутровой ручкой, маленький блокнот, а также разные элементы необходимой в дальнейшем одежды. Все равно получилось очень и даже очень много. Тогда я взял свою дорожную сумку, выпотрошил ее самым безжалостным способом, а на освободившиеся места в хаотичном порядке влезли и по-соседски залегли отобранные и частично ранее приговоренные к выбросу вещи Елены Сергеевны. А главное достоинство моей сумки состояло в том, что легкими движениями рук она могла превратиться во что-то, во многом напоминающее рюкзак. Впрочем, иногда, а в самом конце операции обязательно, в дело включалась и нога, причем не важно, левая или правая.

Самое странное, что после наших упаковочных прений с Еленой Сергеевной, все начали смотреть на меня как на очень крупного специалиста в области дальних таежных переходов. Со мной начали советоваться, спрашивать и даже смотреть на меня с очевидной надеждой в глазах. И никто не знает, что за два последних года, самый дальний переход, который был мною совершен, протянулся от спящего пригорода Ольгино до ночного клуба где-то в центре города Петербурга. Оттуда мне тоже пришлось идти пешком домой по причине чудесного исчезновения всех моих денег.

А сейчас дорога мне казалась совсем короткой. И ее размеры вселяли уверенность в двух других мужчин, которые решили тащить свои чемоданы в полном объеме не выброшенных ими вещей. Время неумолимо шло и предстояло выдвигаться. Хоть и пасмурный, но дневной свет давал нам и надежду, и хоть какую-то, но веру в личную безопасность каждого из нас.

Наш боевой отряд выдвинулся в путь примерно в одиннадцать часов. На наш переход предварительно планировалось потратить час-полтора. В рамках подготовки к походу нужно отметить еще один немаловажный аспект. Конечно же, называть своего практически боевого товарища, с которым мне предстоит встретить опасности, трудности и переживания, мымрой, стервой и даже змеей – не совсем хорошо. Поэтому в рамках приличий мне, даже и в мыслях, пусть и временно, но пришлось перейти на Елену Сергеевну.

Начало похода

Вам приходилось идти по таежному лесу? Жутко неровно, под покровом снега скрываются хаотично упавшие ветки, сучья и выпирающие корни деревьев, а также непонятно для чего появившиеся ямы и почти небольшие воронки. А в отдельных местах ваша проскочившая слой снега нога пробивает тонкий лед и начинает скользить по глинистой смазке, покрывающей почву. И нередко в результате вашего неосторожного движения перешедшее в состояние неустойчивости тело начинает быстро приближаться к земле – иногда вперед, иногда назад. А сколько еще других неприятностей подготовил нам окружающий нас лес?

Эти препятствия выматывали, заставляли усиливать внимательность и сильно замедляли наше движение. И, таким образом, уже менее чем через час начавшийся так оптимистично транссибирский поход пришлось резко замедлить. В первую очередь ввиду категорически неприспособленной к нашему появлению и тем более переходу дороги. А потом и объявить нашу первую остановку. Вначале мы хотели скромно посидеть на чемоданах, но игнорирующий нас во время движения холод сразу и в полном объеме заявил на привале о своих правах. И вроде бы у людей считается, что, как будто не учитывая нас самих и наше мнение, организм сам начинает проводить мобилизацию внутренних ресурсов. А на самом деле не прошло и десяти минут, как по внешнему виду рассевшихся на чемоданах людей стало ясно, что их так надолго не хватит. Опасаясь, что мы не дотянем до пункта назначения, я начал срочно собирать ветки, сучки и даже упавшие маленькие деревца. Скоро у меня получился приличный запас дров для очень хорошего костра. Теперь мои довольные попутчики грелись и охотно поедали различные сухомяточные продукты – печенье, вафли и даже баранки.

Обычно на улице, а тем более в мороз, всегда разыгрывается жуткий аппетит. А вот мне совсем не хотелось есть. Подозреваю, что меня вконец задавил тяжелый и неподъемный для моего первого разряда груз ответственности. Люди устали уже после одного маленького перехода, а сколько еще осталось? Не знаю, как мне удалось их поднять, видимо главную роль сыграло мое уверенное обещание, что мы будем останавливаться так каждый час и обязательно греться у костра. В подтверждение своих слов я собрал кучку неиспользованных веток и сушняка, увязал это в небольшую и аккуратную вязанку и забросил себе за спину. И знаете, ведь люди мне поверили. Впрочем, уже минут через пятнадцать сам я почувствовал, что немного погорячился с дополнительно взятой массой. И еще, пока мы шли, у меня появилось одно непонятное и даже странное чувство. Мне все время казалось, что кто-то за мною следит. Ну, нет, я уже смотрел на моих попутчиков. Мужчины и так шли с трудом, Валерий Иванович при этом дышал как настоящий паровоз. Удивительно, но идущая порожняком Елена Сергеевна все время пыталась помочь ему тащить тяжелый чемодан. Но идти в колонну по два, лавируя среди больших деревьев, практически невозможно. Поэтому считаю, что эта женская помощь имела в большей степени моральное значение.