Новые ценности

Сколько я себя помню, никогда не любила в книгах отсутствие хэппи-энда. Книгу с грустным концом - если случайно получалось ее прочесть - никогда не перечитывала. Если же знала, что все умрут и никто не будет счастлив, то вообще не брала такую книгу в руки. Мне казалось, что наша жизнь преподносит достаточно неприятностей и без того, чтоб еще разгоняться печальными книгами.
Присутствие в книге этого несчастного хэппи-энда было обязательным, наиважнейшим условием для прочтения.

Когда я попала на лайвлиб (вчера было ровно 2 месяца, кстати) и принялась запойно читать рецензии на всё подряд, я вдруг осознала, какой огромный, гигантский пласт литературы никогда не попадет в мои руки, если я останусь при своём убеждении. Я никогда не смогу прочитать Драйзера и Достоевского, я не смогу насладиться Стейнбеком и Ремарком, и никогда не прочитаю важных книг про Гражданскую и Вторую мировую войны (они обе меня очень волнуют).

Осознание это росло во мне не по дням, а по часам, эта убежденность стала вдруг такой твёрдой и мощной, а любовь к хэппи-энду такой искусственной и крошечной, что не прошло и трёх недель на ЛЛ, как я вдруг не смогла вспомнить - какие же у меня были причины избегать всех этих гениальных и великих произведений. Честное слово, если бы ровно два месяца назад вы сказали бы мне, что я наплюю на принцип хэппи-энда, я бы рассмеялась вам в лицо - причём совершенно искренне. Но теперь это настолько не про меня!

Этот внутренний переворот (один из важнейших в моём читательском опыте) совпал с уходом из жизни Бориса Васильева, единственную книгу которого я прочла в школе ("А зори здесь тихие"), обрыдалась и поклялась больше никогда его не читать. Но теперь-то меня ничего не стесняло и я со всем возможным почтением, наконец, припала к советской классике. Я знала, что повесть хорошим не кончится, но процесс чтения и пробуждения чувств стали важнее формального "счастливого конца". Борис Васильев словно говорил мне, что со слезами выходит из меня вся глупость, оставшаяся с подросткового возраста, когда всего боишься, говорил мне, что я становлюсь старше, показывал на своём примере, что, отказавшись от мелочёвки, я обрела куда больше; Борис Васильев стал моим символом перехода оттуда - сюда. И когда у меня появится, в конце концов, книжный шкаф, книги Бориса Васильева займут там совершенно особое место.