4 Достать чернил и... обрести бессмертие

Каллиграфы никогда не умирают. Их души блуждают на границе двух миров, не в силах расстаться со своими инструментами.

Калам выводит плавные линии, имя пророка превращается в затейливый узор… Не каллиграф ведет линию, но линия – каллиграфа, а линией движет сам Бог. Или давно покинувший этот мир каллиграф, который гораздо старше и опытнее тебя, талантливой бестолочи. Потому что каллиграфы – не обычные люди. И полностью они не умирают. Так что пропали втуне труды Ататюрка, запретившего арабский язык. Да, он свел каллиграфов с ума, да, каллиграфы умерли, но… Не полностью. Их искусство выжило. Бог не ушел, как думали все, в другую страну, обидевшись на запрет арабского языка и, значит, себя самого, а просто втихую раздал дар каллиграфии и затем наслал армию призраков-учителей, дабы вышколить новичков и возвести их искусство в абсолют. Вот какая важная роль легла на плечи Риккат Кунт (пометим в скобках, что это реальный исторический персонаж, почивший в 86-м году), дочь Нессиб-бея из Бейлербея, супругу Сери Инес, единственного дантиста с азиатского берега Босфора… На женщину! Многие турки и турчанки в полуобмороке, но что сделаешь – талант очевиден и неоспорим.

Итак, Риккат обнаружила и развила в себе дар каллиграфа, мистического практически существа, после того, как получила в наследство инструменты старого Селима – вместе с самим Селимом в комплекте. Каллиграфам не полагается сердца (нечего любить – пиши давай), им присущ определенный склад характера, у них особая миссия, да и умереть им как следует не дано.

Дух Селима учил, дух наставлял, иногда даже всерьез обижался, когда у Риккат не складывалось с семьей. Первый брак по расчету, второй вообще словами не описать, и если б ее это тревожило! Беды не на того напали. Все беспокойства улетучиваются, когда Риккат садится творить. Все, что ей нужно – это ее инструменты. Она совершенствуется, начинает преподавать. Меняется страна, приходят новые призраки, все глубже постигаются глубины каллиграфии – не как искусства, это-то Риккат познала давно и как-то сразу, а как мистической философии, открывающей, что каллиграфия вечна, каллиграфия – это беседа с Богом и много чего еще, и, как результат, если ты каллиграф, на быстрый переход в загробную жизнь даже не надейся.

Книга представляется мне смесью семейной саги, в некотором роде производственного и исторического романа, описывающего определенный период в жизни страны – сложный и болезненный, здесь выплеснутый болью каллиграфов, которым приходилось прятать арабские буквы в сложных узорах – иначе просто не получалось. Можно ли запретить художнику творить? А каллиграфия, о которой нам рассказывают, происходит из давних времен и неразрывно связана с арабской вязью, которой написаны суры Корана.

Интересно, что в целом роман написан в пестрых оттенках магического реализма, чем-то даже напоминает Маркеса, конечно, в куда более упрощенном виде, зато с приятной восточной ноткой. Что особенно хорошо – главная героиня далека от классического образа восточной женщины. Сбежать от мужа, потому что в голову стукнуло? Запросто. Почти круглосуточно заниматься любимым делом? А чего бы и нет, я так хочу. Преподавать в университете – для женщины ли дело! – легко устроюсь. Еще и по заграницам поеду, старые документы пореставрирую. И при всем при этом главная героиня не похожа на борца. Нет, просто ее слишком увлекает искусство, и окружающие понимают, что здесь правила и традиции, сколько ни будешь их вбивать, зальются чернилами, и выйдет так красиво, что у самого все из головы вылетит.

Это плюс, оживляющий повествование, и в то же время – весьма смущающая деталь. Хоть здесь и нет, на мой взгляд, очевидных противоречий действительности (но я, каюсь, не спец по этим краям, особенно новейшего времени), на некоторых моментах прямо-таки чувствуется, что автор – либо европеец, либо вырос Европе, со всеми ее демократическими веяниями, сумасбродствами и литературными экспериментами, огребающими громкие премии. Разрушу интригу для тех, кто не обратил внимания на название серии и не интересовался книгой: Ясмин Гата – француженка. Но при этом – подчеркну – она не выбрала часто эксплуатируемую тему унижения женщины. Наоборот – возвысила свою героиню по заслугам, неспешно и уверенно, с долей милой неуклюжести, да еще и превратила это во что-то вроде сказки, которая вполне могла случиться и в реальности в турецком Макондо. И ведь при этом умудрилась таки тыкнуть, мол, видите, тяжело там.

Хотя и сюжет необычен, и любопытные страницы истории проступают, и персонажи хороши – в меру оригинальные, живые, часто с безуминкой, но у кого ее нет? – чего-то все-таки не достает до идеала. Возможно, роману не хватает исторических подробностей. Возможно, иллюстративного материала (как было бы чудно, если бы каждая затейливая штуковина и каждый шедевр появлялись тут же, на странице). Возможно, необычный способ повествования как-то подкосил дело… А может, дело в том, что текст написан русскими (в оригинале латиницей, конечно) буквами. Настолько пропитан он арабской вязью, что тянет жадно выискивать ее глазами.

Но, кто знает, может, в этом и есть подвох. В Турции-то до сих пор используют латинский алфавит… И, быть может, где-то там по ночам плачут чернилами призраки каллиграфов Ясмин.