Я долго настраивалась, прежде чем начать писать рецензию, потирала руки, вставала и садилась, морщила лоб, просматривала цитаты, принимала позу «мыслителя», после чего снова вставала. Если бы не взятые обязательства во флэшмобе, то, наверное, отступилась бы. Ведь написать рецензию на «Символы трансформации» Юнга – это все равно, что выпить море (да не какое-нибудь, а изначальный океан) и закусить горою Меру. Эту книгу и читать-то большими порциями сложно из-за обилия мифологического материала – собственное бессознательное начинает такие номера откалывать, что сиди потом и придумывай имена тому, кто ночью в твоей комнате явился почти что наяву. Попробуй, напиши тут рецензию. Но надо.

«Символы трансформации» в том виде, в котором они предстали перед нами в данном издании – это поздняя ревизия Юнгом своего раннего труда «Метаморфозы и символы либидо», написанного на этапе начавшихся расхождений Юнга и Фрейда. Выход в свет этой книги, где Юнг впервые изложил свой собственный, отличный от канонического, то есть фрейдовского, взгляд на психоанализ, углубил и без того уже существовавшие противоречия и, по сути, привел к окончательному разрыву.

Юнг осмелился расширить понятие либидо и выйти за пределы его чисто сексуального значения. Для Юнга либидо – это универсальная психическая энергия, а сексуальная сфера – лишь одно из возможных ее проявлений. Вторым революционный шагом доктора Юнга стало то значение, которое он придавал мифологическим содержаниям, приходящим, по его мнению, из коллективного бессознательного.

Миф, говорят отцы церкви, является тем, «во что верится всегда, везде, всеми»; следовательно, человек, который думает, что он сможет прожить без мифа или вне мифа, является исключением. Тогда он напоминает существо, лишенное корней, не имеющее подлинной связи ни с прошлым, ни с жизнью предков, которая продолжается внутри нас, ни с современным человеческим обществом.

Честно говоря, у меня остались несколько двойственные впечатления от этой работы. Видимо, с тех пор, как я в последний раз читала Юнга, мое мировоззрение изменилось, и хотя я и считаю себя «человеком мифологическим», но все же порой казалось, что автор перегибает палку. Как это у Хармса:

Ну, с дубинкой,
Ну, с метелкой,
Ну еще туда-сюда,
А с заряженным ружьем -
Это просто ерунда!

Дальше...

Вот процитировала и подумала: ведь все это – фаллические символы: дубинка, метелка, палка, про ружье, да еще заряженное, вообще лучше промолчать. И что у меня в голове, если мое бессознательное такие ассоциации подсовывает? Хотя насчет дубинки тут двояко: дубинка – это дерево, а дерево – это мама, суда же и метелку можно записать – материнское орудие. И вот у Юнга, куда ни сунься – везде мама. Огонь – мама, дерево – мама, лошадь – мама, дракон – мама, ведьма – Ужасная Мама. Тут он от Фрейда недалеко ушел, только они на маму немного с разных позиций смотрят, Фрейд с позиции эдипова комплекса, т.е. отца убить, а мать – поиметь, а Юнг – с точки зрения возвращения в утробу, в темные воды бессознательного, а про отца он вообще почти не вспоминает, у него, наверное, его не было. Но, шутки в сторону, я ведь вовсе не хочу свести свою рецензию к издевательству над Юнгом, Фрейдом и психоанализом во всех его проявлениях, я к ним отношусь с большим уважением, просто иногда хочется под деревом посидеть без мысли о возвращении в утробу.

Следить за юнговской мыслью было нелегко, но интересно. Такое богатство материала, такое порой парадоксальное развитие мысли. Но парадоксальность – это метод, Юнг все время ищет ключи, которые позволят, пройдя мимо логическую стадию, открыть ту потайную комнату, где скрыто сокровище ("моя прелесть"!), то, что он назвал самость. Хотя нельзя назвать бесспорными многие его выводы, но заслуга доктора Юнга в том, что он эффективно обратился к тому пласту человеческой психики, который в его времена был отнесен к области чистой фантазии и детских сказок. Трудом его жизни стало доказать, что архетипические образы – не сказки, а некие символы бессознательного, общие для людей не только одной культуры, а даже очень удаленных областей. Наша древняя часть психики не умеет разговаривать словами, и она взывает к нам образами, которые нужно попытаться расшифровать, чтобы понять послание.

…возможно скрыть от ребенка содержание прежних мифов, но нельзя отнять у него саму потребность в мифологии. Можно сказать, что если бы удалось отрезать одним махом всю мировую традицию, то вместе со следующим поколением началась бы сначала вся мифология и история религии. Лишь немногим индивидам в эпоху интеллектуального взлета удается сбросить мифологию, подавляющее же большинство так никогда и не освобождается от нее. Тут не помогает никакое просвещение, оно разрушает лишь преходящую форму проявления, но не сам творческий импульс.