Множество интересных историй живут вокруг нас: мы с ними говорим, здороваемся, пожимаем друг другу руки, - но почему-то мало кто интересуется закулисьем. Отчего же просто не прийти к ним домой, осмотреть их книжные полки, письменный стол, скомканные листы с торопливо набросанными мыслями? Почему никто не хочет постучаться в дверь Ильи Семеновича? Почему он должен быть одинок? Прежняя всем открытая дверь хозяина теперь прикрыта на щелку, а добродушная улыбка сменяется отчетливыми морщинами на лбу и разочарованным взглядом "одинокого странника".
Он живет другими: снимает с себя кожу, чтобы стать чувствительнее - к каждому прикосновению, порыву ветра, пылинке. Он - Учитель. К нему должно испытывать уважение и внимать его советам. Так почему он не слышит ответа, а только эхо своих мыслей? Пустота?.. Не верю, - думает он, - вот же они, сидят передо мной... слушают...
А вдруг он не учитель. "Брак на производстве"?

С гораздо более высоким КПД вас можно использовать...

Использовать! Почему учитель для вас бесчувственная машина? У них, как и у вас, под обложкой такие же буквы, только складывающиеся в отличную от вашей историю.
Поэтическая душа Мельникова более ничего не ждет. Он подходит к старому пианино и начинает играть. Музыка его души звучит в унисон с печальными звуками инструмента. Где ты, отшельница леса - Иволга? Может ты его поймешь? Дрожат струны, дрожит голос, дрожит душа в судорогах, вызываемых подступающими слезами.
Он был фронтовиком, открыто и непоколебимо стоял летящим навстречу пулям и стрелял в ответ. Почему у него не получается быть Учителем?
Стук в дверь... Кто там? Наташа? Нет, должно быть, показалось...
И каждый рубец стал причинять резкую боль, сводящую скулы, которую раньше Мельников старался не чувствовать. А пытающиеся к нему прикоснуться теперь еще больше ее усиливали. Поэтому закрытая дверь, поэтому потухший взгляд...
Почему к тому огню, что он несет, как Прометей, никто не желает прикоснуться? А вдруг Прометей не он? Может, все оставить и уйти?..
Опять стук? Или ему послышалось?
И он ушел. Почти ушел. Взял ключи от двери, чтобы запереть ее. Чтобы стать безразличным, пресным, потерянным, ненужным. А может Наташа... Нет, глупо...
И вдруг Илья Семенович слышит песню журавля. Свободолюбивого, смелого, но потерянного...

Это не вранье, не небылица:
Видели другие, видел я,
Как в ручную глупую синицу
Превратить пытались журавля...
Чтоб ему не видеть синей дали
И не отрываться от земли,
Грубо журавля окольцевали
И в журнал отметку занесли!
Спрятали в шкафу, связали крылья
Белой птице счастья моего,
Чтоб она дышала теплой пылью
И не замышляла ничего...
Но недаром птичка в небе крепла!
Дураки остались в дураках...
Сломанная клетка...
Кучка пепла...
А журавлик -
снова в облаках!

Нет, он не может его и других журавлей оставить разрушителям чужого счастья. Он должен, стиснув зубы, продолжать идти, ведя их за собой. Потому что он все видит, слышит, чувствует. Он один. Научить их летать. А самому смириться с неизбежностью быть раненым. Но не убитым.
Он распахнул дверь...
Ах, Наташа! Заходите, не стойте на пороге!
И жить так от понедельника до понедельника.