5

- Чо эт ты такая смешная сегодня? По скайпу трындишь с кем-то?
- Читаю
- Что-что-что читаешь?
- Пелевин, "Священная книга оборотня".
- Она у меня до дыр зачитана. И в каком месте сейчас?
- Где он говорит, что не может употреблять кокаин, потому что острое обоняние с первой дорожки подскажет, сколько часов курьер вез партию в заднице.
- И сколько раз его в эту...
- Не продолжай! (смеемся).
- Пелевин - он вообще "что надо".
- Я не читала лет восемь последних.
- И кто посоветовал? (чуточку ревниво, отчего не он, книга-то любимая его! Заинтересованно - ну, как общий знакомый?)
- Да, в сетях...

Эта книга вернула Пелевина. Не думаю, чтобы Виктору Олеговичу было какое-нибудь дело до моего отношения. Мне было дело. Потому что важно уважать, кого уважаешь и любить, что любишь. Для внутренней целостности. Для гармонии мироздания. Когда "здесь играть, тут не играть, там я рыбу заворачивал" - это не любовь и не уважение. Той безумной радости абсолютного читательского узнавания, какая вспыхивает при встрече со "своим" писателем и книгой, никогда не возникало от него. Всегда стеклянная грань между. Иногда из толстого матового и почти непрозрачного, порой тоненького, воздушного. К финалу вдруг истаивающая ледышкой: была холодная твердость под протянутой рукой, а теперь исчезла, только на пальцах капли. Лизнешь - солоновато.

И за эту вот алхимическую трансформацию восприятия, которая происходила в обширной читательской биографии по пальцам пересчитать можно, сколько раз. За нее ценила Пелевина необычайно: не твой-не твой-не твой, ву-ух - и не твой снова - ты сама. А потом подряд пошли вещи, в которых толстое и матовое так и оставалось толстым матовым. Сказала себе: у него есть Затворник и Жизнь насекомых. Довольно, как на твой взгляд. За то и продолжай любить. И отойди в сторону. Отошла, не удивляясь даже инертности читающего общества, продолжающего восхищаться. Люди тупы в массе и склонны повторять мнение того, кто авторитетен в их глазах. Считается же, вот, Минаев, писателем...

"Хаврошечка" вообще-то была первой моей собственной книгой. Мама, забирая из сада, заговорщически шепнула: "Дома тебя что-то ждет". И держала интригу до конца, проронив только в ответ на скулящие расспросы: "Крошечка-Хаврошечка". И я, дурочка, решила, что "р" послышалось, а дома маленький котенок, кошечка со странным именем. Живая и теплая. И нежная, и мурлычет, и мы станем кормить ее молоком из блюдца. А оказалась книжка в тонкой обложке про какую-то корову. Но когда первое разочарование улеглось, взяла книгу и читала сто тыщ раз. И это был первый в жизни случай описанной выше трансформации восприятия.

А "Аленький цветочек" те же сто тыщ раз слушала на пластинке фирмы грамзаписи "Мелодия". И "Лолита" - моя самая любимая книга. И я занимаюсь сознательным самосовершенствованием. Совсем как А-Хули. Только за хвост себя не дергаю, потому что нет у меня хвоста. Зато есть огромная и совершенно безумная любовь к "Любовному настроению" Вонга Кар Вая. А музыка Исигуро Умебияши, которая там главной темой, в машине на флешке и ставлю ее время от времени, когда душевная смута. А "Kesas, kesas, kesas" тоже на флешке. И ее пою. Часто. Это которая "Пацан лос диас".

В общем, спасибо добрым людям, что посоветовали. Потому что тут к финалу снова истаяло утончившееся до микронной толщины стекло. И что может быть прекраснее, чем уйти в Радужный поток? Не хочу в Нирвану, хотя и нет у меня хвоста...