5

Начну с банальной мысли о том, что всё приходит в свое время. И сейчас я радуюсь, что в школьные годы «забивала» на чтение книг по программе. Иначе бы и остались у меня в голове легкомысленный гений Моцарт, желчный завистник Сальери и сомнительный тезис о том, что «гений и злодейство – две вещи несовместные» и одна из «Маленьких трагедий» превратилась бы в пустышку.

Оговорюсь сразу, все, что я буду писать – это именно о пушкинских персонажах Моцарте и Сальери, а не о реальных композиторах, которые, скорее всего, имеют мало общего с людьми, описанными поэтом.

Трагедия ли смерть пушкинского Моцарта? И да, и нет. Убийство человека, молодого, полного жизни, талантливого – безусловно, преступление. Но Моцарт для меня – не трагический герой. Он из тех людей, кто всю свою жизнь оставался ребенком, и жил и умер, «не приходя в сознание». Наделенный талантом, Моцарт удивительно легко творил, не знал того, что называется сомнениями, неудачами, «муками творчества», воспринимал жизнь и людей просто и непосредственно. Гениальный Пушкин в первой четверти 19-го века разделил и описал, как работают сознание и бессознательное у человека. На осознанном уровне пушкинский Моцарт чуть ли не до примитивного прост, потому и воспринимается как «гуляка праздный», он как будто бы специально закрывает глаза на сложность и многогранность мира и человеческой натуры. Иначе откуда взяться дурацкой мысли о том, что:

… гений и злодейство-
- Две вещи несовместные.

Похожим образом Моцарт подходит и к отношениям с людьми: пришел к другу не вовремя, ну ладно, зайду в другой раз и даже не подумаю, что же это такое с другом происходит, и друг ли ему этот человек.

Самого себя пушкинский Моцарт тоже знает очень плохо, ему знакомы на сознательном уровне только позитивные эмоции, весь негатив, страхи, печаль вытесняются. Вытесняются в том числе и в творчество, поэтому его музыка и вызывает столько разнообразных эмоций у слушателя.
Так кто же этот «Черный человек», якобы приходивший к веселому и жизнерадостному Моцарту? Мне кажется, что это «Тень» Моцарта (если говорить в юнгианских терминах), его тайная часть, все то, чего он о себе и о других не знал, не хотел знать и боялся даже думать.

Мой черный человек. За мною всюду
Как тень он гонится.

Моцарт не признаёт тень своей частью и выносит эту тень вовне: нет, ему самому бы не пришло в голову писать «Реквием», это «заказчик попросил»…
И вот, со своим «Реквиемом» Моцарт приходит к Сальери. А пушкинский Сальери – это полная противоположность Моцарту. Но не потому, что бездарен и завистлив.
Сам Моцарт – гениальный музыкант называет Сальери гением, и, значит, признаёт равным. И ни слова Пушкин не говорит о недостатке у Сальери музыкального чутья и творческих способностей. Напротив, Сальери описывается необычайно глубоко и сильно чувствующим человеком: еще ребёнком он растроганно плачет при звуке органа и решает посвятить всю свою жизнь музыке.

Дело не в том, что Сальери не был талантливым, а в том, что он совсем не был … ребенком. Сальери не привык доверять себе, выражать чувства непосредственно. Он с детства был убежден, что ничего не может даваться без усилий, что упорный и тяжелый труд как будто «оправдывает» музыкальное сочинение, что ничего в жизни не дается «просто так», а все нужно «заслуживать». А если так относиться к жизни, то даже любимое дело может стать тяжелым испытанием.

Именно поэтому самозабвенно любящий музыку Сальери говорит, что:

Труден первый шаг
И скучен первый путь.

Каждый шаг труден, если в нем сомневаешься, проверяешь и перепроверяешь. То, что другие делают естественно, играючи (Моцарт) для Сальери – почти подвиг.

Я стал творить, но в тишине, но в тайне,
Не смея помышлять еще о славе.

И только потом, после многих лет трудов Сальери, наконец, разрешает себе получить хоть немного удовольствия от жизни.

Я счастлив был: я наслаждался мирно
Своим трудом, успехом, славой; также
Трудами и успехами друзей…

Нет, тут нет зависти к чужому таланту, он готов ценит и уважает друзей-музыкантов и радуется за них. Ведь он знает, что они, как и он, рождали шедевры в муках, трудились ради своего успеха.
И вдруг Сальери встречается Моцарт, который отличается от всех других знакомых музыкантов. И не потому, что он самый талантливый. А потому, что он за свой талант ничем не платит. Моцарт наслаждается жизнью во всех проявлениях – пирушки, друзья, женщины, семья, богатство.

У несчастного Сальери в одночасье рушится вся картина мира. Ведь сам он «платит» по полной, отдает всего себя музыке, признается сам себе, что "мало любит жизнь", и 18 лет (!) носит с собой яд, как тут не воскликнуть:

Мучительно завидую. – О небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений – не в награду
Любви горящей, самоотверженья…

Это зависть не к чужому таланту, а зависть мертвого живому, отчаяние человека, на мгновение ощутившего, как много он потерял в жизни. Это невозможно перенести и не сойти с ума или не покончить жизнь самоубийством. Поэтому приходят на помощь защитные механизмы, в частности, рационализация:

Что пользы, если Моцарт будет жив

Последний дар Изоры делает свое дело, и, вроде бы, Сальери, избавившийся от невыносимой боли, должен задышать ровнее.
Но … от себя не убежишь. И уже через минуту после своего преступления Сальери снова начинает сомневаться в себе:

… Но ужель он прав,
И я не гений?

И эти сомнения уже не вытравить никаким ядом. Так или иначе, и для отравителя жизнь – кончилась. И трагедия в том, что кончилась, не начавшись.