5

Нет, я эту литературную ленту Мёбиуса никому советовать не буду. Особенно не буду её советовать родственникам, друзьям и тем, кто хоть раз видел меня "живьём". Потому что эта книга стала для меня моим ненаписанным дневником, в котором я могла бы высказать всё то, что меня волнует, терзает, пугает, мучает, изводит. Слишком личное. И мне кажется, вот прочтёт эту книгу знающий меня кто-то и всё обо мне поймёт. Серьёзно, всё.

Сюжет предельно прост. Сюжет притворяется детективным и даже авантюрным. У сорокалетней не слишком популярной детской писательницы в туалете аэропорта пропадает муж. Вот он зашёл в туалет, вот она его ждёт, раздражается пять минут, бесится десять минут, с яростью идёт проверять, где он там - а его нет, пропал, исчез, испарился. Что делают в таких ситуациях? Недоумевают, волнуются, плачут, пишут заявление в полицию, выжидающе смотрят на телефон. Лусия не исключение. Пропажа мужа становится для неё не столько потерей любимого человека, сколько отлучением от привычного жизненного уклада, от рутины. Лусия, не вписанная в контекст привычки, становится слишком открытой, обнажённой для собственного критического взгляда, слишком ответственной за свою собственную жизнь и, что самое волнующее и неприятное, - за жизнь мужа Рамона.

Нет ничего более случайного, чем судьба. Не правда ли? Волей этой самой судьбы или, кто знает, случайности.. или, что вероятнее всего, в соответствии с желанием автора, на пороге квартиры Лусии появляется её сосед Феликс Робле, учтивый, сочувствующий, не растерявший боевой задор старик, лихо обращающийся с оружием. Чуть позже в узкий круг главных героев книги вписывается Адриан, приятный молчаливый парень, знающий множество ненужных фактов, любящий загадки и головоломные сны. Вместе они - Адриан, Лусия и Феликс - составляют возрастной триптих: молодость, зрелость, старость. Каждая их история, мысль и действие выражают одну из главных идей романа - идею взросления и примирения с собой и собственным увяданием.

Дальше...

Хотя на самом деле, подумала я, мы все чудные, все наше нелепое трио. Феликс, который из-за старости уже как бы вне жизни, но не сдается и по-прежнему играет в боевиков; Адриан, который еще вне жизни по причине своей молодости, мальчик без руля и без ветрил, без прошлого и ясного будущего; и тем более я, Лусия Ромеро, растерянная и напуганная сорокалетняя женщина: я в самом деятельном возрасте, мне бы и жить, но я не знаю ни кто я, ни на каком свете нахожусь.

Адриан - символ умственной невинности, категоричности и отсутствия личной истории. Наверное, именно поэтому его голова забита ненужными фактами. Он застенчив и безумно привлекателен. Лучше всего его бы охарактеризовали стихи Веры Полозковой:

С ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; в нем мужчина не обретен еще;
она смотрит ему в ресницы - почти тигрица, обнимающая детеныша.
Он красивый, смешной, глаза у него фисташковые; замолкает всегда внезапно, всегда лирически;
его хочется так, что даже слегка подташнивает; в пальцах колкое электричество.

В нём жизнь тела и души неразрывно сплетены в тугой бытийный клубок. Он всегда, безусловно, прав. От него несёт феромонами. Он почти ребёнок, но с телом половозрелого мужчины. Ласковый щенок, который сердце не разобьёт, но исцарапает. И в этой истории он, конечно, самый безликий. Хотя для Лусии он последний шанс на юную страсть без опасности впасть в рутину.

Лусия - центр книжной вселенной в "Дочери Каннибала". Увядающая Лусия, которая обманет читателя не единожды, но которая скажет столько правды, что иногда эту правду будет тяжело переварить. Самая горькая (ну хорошо, одна из самых) женская правда - правда об увядании, старении, утрате себя в повседневности. Большая часть повествования - история потерь, препарированный и выставленный на всеобщее обозрение кризис среднего возраста.

Мы, люди, с годами внутренне мелеем. Из тысяч возможностей, которые есть у всех, мы в конце концов оказываемся во власти одной-единственной; все остальные костенеют, уходят из нашей жизни. Маститые писатели малодушно называют это зрелостью, прояснением позиций, становлением, мне же это представляется чем-то вроде гниения. Таких живых мертвецов я знаю немало. Сорокалетние мужчины и женщины, более или менее устроенные, зачастую достигшие вершин в своей профессии, временами вздыхают и говорят: "Раньше я так любил заниматься спортом..." (теперь же из-за сидячего образа жизни он превратился в омерзительного толстяка), или: "В молодости я сочиняла стихи и прозу" (а теперь не только не пишет ни слова, но и вообще последним текстом, который она прочитала за истекшие пять лет, была инструкция по пользованию видеомагнитофоном), или: "Ты не поверишь, раньше я жил каждым днём, был способен на неожиданные поступки, объехал всю Европу автостопом" (и в это действительно трудно поверить, потому что сейчас в этом человеке не больше жизни, чем в брюкве, и не больше подвижности, чем в грибе боровике). У каждого в душе целое собрание мумий, а в шкафу не один скелет, а целое кладбище.

Для меня самими ценными и близкими в книге оказались как раз эти замечания о физическом старении и душевной усталости.

Все женщины в какой-то период жизни начинают походить на своих матерей, но на матерей пожилых, когда жизнь матери клонится к упадку; словно родительница, угасая, компенсирует свой близящийся конец генетическим вторжением в дочь, почти дьявольским образом овладевая телом и духом дочери.

Старея, твой организм начинает разрушаться, и тогда предметы, вещи, эти дешевые заменители той личности, какой ты до сих пор была, мало-помалу заполняют все твое существование, все более убогое и неполноценное. Но самое ужасное, что это не только проблема плоти. Подобно тому как крем от морщин заменяет природную свежесть щек, затасканные цитаты могут заменить любопытство юности, эгоистические привычки – первое трепетное чувство, а новый автомобиль – жажду жизни. По мере того как мы стареем, мы обрастаем общими местами и вещами, чтобы заполнить образующиеся в нас пустоты.

Лейтмотивом звучит в рассуждениях Лусии тема о супружеской невнимательности. Вдруг оказывается, что все эти годы она жила с человеком, о котором ничегошеньки не знала. Как? Легко!

Замечала ли я? Да ведь уже целую вечность я даже не смотрела на Рамона! Это одна из тех гадостей супружества, о которых принято молчать.

...Насколько быт и повседневность плотно закрывают от нас жизнь другого человека.

Честное слово, я могу процитировать половину книги, и эта половина будет о старении и невнимательности, о том, что любовная лодка не разбивается о быт, поскольку быт это не роковой айсберг, а добротный корабль, на который супруги благополучно пересаживаются и тихо дрейфуют по жизни, повязанные узами привычки.

Феликс - символ последнего жизненного этапа, отважный молодящийся старик, рассказывающий собственную историю потерь и неудач, историю анархиста, тореро, отчаянного и отчаявшегося любовника, заботливого мужа, осиротевшего одинокого вдовца. История Феликса схожа с половиной историй, которые можно найти у Хемингуэя: безумства корриды, революционные страсти и подвиги, роковые женщины, утраты и крах надежд.

Ребенок думает, будто жизнь – это накопление, будто с годами ты нечто завоевываешь, зарабатываешь, коллекционируешь, складываешь в свою копилку, а на самом деле ты все время и бесповоротно что-то теряешь, от чего-то отказываешься.

Подростки плохо понимают, что такое смерть, думают, что смерть – неотъемлемая часть жизни, воображают, будто это нечто такое, через что можно пройти, а потом взахлеб рассказывать приятелям: «Представляете, как классно было, мы шли на такой риск, что меня даже убили!»

Не искушай несчастье: это жестокий палач. Ибо то, что вначале кажется кратковременным уходом в страдание, быстро превращается в неудержимое падение с горы. И с каждым разом ты все дальше от того, кем был. С каждым разом все неразличимей среди теней. Несчастье – это страна, откуда возвращаются немногие.

И именно этот обмелевший Феликс даёт Лусии надежду на нахождение пути к самой себе, хотя для этого ей и придётся потерять больше, чем она может себе позволить и даже больше, чем имеет.

"Дочь Каннибала" так проста и правдива, что её легко можно обвинить в банальности. Никаких философских выкладок, никаких красивостей, простой, приземлённый, но живой, как природа, язык, очень близкий к человеку не идеализированному, но повседневному, человеку не размышляющему, не филососфствующему, но живущему.

Безусловной прелестью книги является её окончательность и завершенность. Все точки расставлены. Никаких неотвеченных вопросов, подвисших сюжетных линий. Все ружья на стене стреляют в последнем акте. И даже случайно мелькнувшая на первых страницах старуха в инвалидном кресле появляется вновь в конце романа. Читатель завершает свой путь по ленте Мёбиуса, возвращаясь на старт.

Мне бы хотелось переписать весь роман в этот отзыв, разобрать его на цитаты, перечитывать их, кивать, мол, да-да, так и есть, вот ведь правда. Но надо ведь и меру знать! Поэтому я никому не советую читать эту книгу. Не берите, забудьте, ничего в ней нет интересного.