4

Когда я брала в руки «Жизнь и судьбу», я не знала ничего ни о романе, ни об авторе. Впрочем, я и сейчас ничего не знаю. Я читала и думала: вот довою, захлопну и напишу что-нибудь яркое! веселое! пошловатое! Ну, что обычно пишут про всё советское.
Например, что я вот давеча страдала над Леоновым, а тут получила в библиотеке талмуд в восемьсот семьдесят шесть стр – на сто пятьдесят больше; но я не дрогнула, только глаз немножко сощурился и не расщуривается обратно.
Или, например, что моя обычная приговорка в ответ на «Ну как тебе, нравится?» в этот раз превратилась в «Главное, осилить первые четыреста страниц, через четыреста становится интересно!». И это без шуток.
Или, например, что совершенно фантастическая аннотация в этом замечательном издании. «"Жизнь и судьба" — самый значительный роман Василия Гроссмана (1905-1964)» Здравствуйте. Всё на этом. Лучше я пока еще не встречала.
Или, например, что для отчетности бралась вести счёт героям, но сбилась к двухсотой странице, мгновенно забыв, сколько насчитала.

Или, или. Или я закрыла вчера книгу и не знала, хочу ли я вообще что-то говорить. Потом пришла мама, спросила: ну, чем закончилось? я говорю: ничем. Она отвечает: ну да, жизнь же никогда не заканчивается. А сегодня я прочитала первые несколько рецензий а ливлибе, они такие... трогательные; меня трогают. И как-то... уже не хочется ни на что жаловаться.

***
Мне нравится читать и знать, что надо вычитать, увидеть, присмотерть. Но мне и нравится читать на чистую голову: можно представить себя наивным читателем, посмотреть, какой толк из тебя, такого наивного, выйдет.

«Жизнь и судьба» не всколыхнула. Не подняла во мне бурь и штормов, не подмяла, не выбросила на гальку сирой и беззащитной. Но, конечно, крутя и крутя страница за страницей какую-то ручку во мне, эта книга настроила меня на свою волну. И это станция, на которой всегда тишина и только в твоей голове какие-то голоса со сводками информбюро, криками по радиопередатчику, разговорами в очереди; голоса войны.

Я скажу прямо: есть книги намного сильнее. Которые вымывают из тебя столько грязи, что думаешь, как в зеркало после этого на себя смотреть. Гроссман не такой. Где-то скучный, где-то грубоватый; и я нашла мучительно потерянное определение — многословный.

Пишут, что книга о войне. Но я не плакала, только один раз плакала, в автобусе, читая прощальное письмо Анны Семёновны к Вите. А про войну я всегда плачу, при любом сюжете. Для меня «Жизнь и судьба» не имеет этой власти военной литературы, она — ну, про жизнь и судьбу. Не знаю, почему так получилось (по многому); это не важно.

Книга меня в конце концов захватила, я сопереживала героям, я задумывалась над их вопросами. Но я не ухнула в неё, как в колодец, без вести и без спасательного трапа; я не позволяла себе до конца верить в искренность автора, нет-нет да и говорила про себя: вот тут он заладил про тридцать седьмой, ну ясно, в какое время писал-то. Здесь я не удивлялась и не ужасалась доносам, пыткам, голоду, концлагерям, несправедливости, гадости, я слишком давно и часто читаю и слушаю об этом. Я осталась довольно равнодушной к этому; только иногда останавливалась посмотреть в себя, что я тут думаю и ощущаю: я бы выдержала пытки? каково бы мне было – не спать? что бы я сделала за еду? когда бы я перестала бояться? как бы я вела себя в доме 6/1? подписала бы я письмо? что бы почувствовала, увидев свой дом разрушенным? быстро бы я привыкла к звуку воздушного обстрела? смогла бы я выносить ребёнка и родить? как бы я пережила смерть мужа? о чём бы я думала перед смертью?

***
Да и нет. Но я рада, что я прочитала эту книгу.