2

О Джоне Кутзее я слышала много хорошего, но не читала до сих пор у него ничего. Несколько дней назад загрузила на Амазоне «Детство Иисуса» — и вот какое впечатление у меня начало складываться (и постепенно укрепляться) где-то с трети романа.*

Автор наблюдает на развитием ребенка примерно пяти лет. Этот ребенок может приходиться ему сыном, внуком, крестником, внучатым племянником или соседским мальчиком — неважно: на некоем этапе своей биографии автор свидетельствует, что с пятилетним есть о чем поговорить. Беседы порой получаются интересными и философскими — автор даже записывает их у себя в дневнике. То говорят они о животных, то о звездочках на небе, то малыш решает пересказать сказку, услышанную от друзей в детском саду… О еде — о, они очень много говорят о еде: ребенок, как многие прочие дети его возраста, в еде прихотлив: не любит, как пахнут огурцы, например, хоря огурцы есть полезно, по мнению автора, в отличие от колбасы. Почему? Потому что производители —

— … кладут свинью в колбасу, не всегда, но иногда, а свиньи не являются чистыми животными. Они не едят траву, как овцы или коровы. Они едят все, что находят, — он бросает взгляд на Инес. Она сердито смотрит в ответ, губы поджаты. — Например, они едят каку.

— Из туалета?

— Нет, не из туалета. Но если они случайно находят каку в поле, они ее съедят. Даже и не задумаются. Они всеядные, что означает, что они едят всё. Они даже могут съесть друг друга.

— Это неправда, — говорит Инес.

— В колбасе есть кака? — говорит мальчик. Он отложил вилку.

— Он говорит чепуху, не слушай его, нет в колбасе каки.

— Я не говорю, что настоящая кака есть твоей колбасе, — говорит он. — Но в ней есть мясо с какой. Свиньи — животные нечистые. Мясо свиньи — мясо с какой.

О каке у автора с мальчиком, разговор совершенно особый, ибо дошло дело до чистки засорившегося унитаза, в который странноватая мать ребенка кидает тампоны.

Затем мальчик идет в школу, и автор, наблюдая за его «успехами», продолжает вести дневник о нем: там что ни беседа — до диалог Сократа с Платоном. Мальчишка боек и непослушен: он сильно избалован, своих родителей-опекунов заставляет плясать под свою дудку, и они с удовольствием пляшут, вместо того, чтобы по заднице ремешком проявить строгость и непреклонность: раз уж говорят тому ребенку на каждом шагу: «Таков закон природы», или «Такова наша природа», или «У природы такие правила», или «Природа такова»… Вообще у автора что-то не лады со словарным запасом, даром, что профессиональный лингвист, букеровский лауреат, а также нобелевский — по литературе. Можно было бы списать это на «стиль» книги, если бы не так резало слух на очередной «природе». Либо все это — как было в дневниковых записях, так и осталось нередактированным (разве можно редактировать такого раскрученного автора?).

Конечно, «дневник» — это чисто мое предположение. Подумалось, что автор в один прекрасный день перечитал дневниковые записи своих разговоров с ребенком и решил, что это почти готовое произведение. Дать ему громкое название, кое-где подпустить аллегории (а можно и не подпускать, читатели сами искать будут того, чего нет) — и ву а ля!

А может, первичной все же была аллегория. На жизнь Иисуса Христа, кого же еще. Если это так, то мне лично еще грустнее. Потому что аллегория вышла старательнее и грубее некуда. Один из рецензентов на Амазоне удачно (ИМХО) сравнил «Детство Иисуса» с пустым пасхальным яйцом (которое само по себе — аллегория на жизнь Христа). Автор рецензии — британец, который помнит, как в детстве с нетерпением ждал Пасху, когда почти в каждом подаренном шоколадном яйце был еще приятный сюрприз какой-нибудь. А иногда кто-то дарил яйца полые, без сюрпризов. Так и с книгой Кутзее. Что ж, как говорят британцы, I couldn’t agree more.

На русский язык роман “The Childhood of Jesus” пока, кажется, не переведен.

----------------------------------------------------------------------------
* Настоящее время глаголов в тексте использовано намеренно.