4

Можно разобрать эту книгу на несколько основных тем, но не хочется, потому как она какая-то всеобъемлющая. Но читать её себе дороже — есть риск заразиться тоской, запечатанной в эти страницы. Биг Сур — живописнейшее место на западном берегу Соединенных Штатов, превратившееся для короля битников в символический гефсиманский сад, где он пытался смириться с отсутствием ответов на его молитвы.

По началу брюзжащий Джек вызывает даже умиление, а затем вдруг накрывает понимание, что все эти остроумные шуточки и смех — на грани истерики. А потом и вовсе хочется пройтись ему кувалдой по щам за то, что он со мной сделал на протяжении этой книги. Разбередил душу, как осиное гнездо и инфицировал сознание острейшим экзистенциальным ужасом. При чём так и не сказал, что со всем этим делать, как с этим справляться, ведь, что самое ужасное — он сам не знает. Последний пассаж книги в духе и повторится всё как встарь: аптека, улица, фонарь, и так же будут стоять эти несокрушимые деревья, под которыми будут с ума сходить существа наделенные сознанием, но лишенные надежды найти ответы, просто убивает.

Сумасшествие заразно, как зевота. Даже просто читая про зевоту уже хочется зевнуть, но кто даст гарантию, что когда читаешь про безумие, не становишься безумным? Сначала посмеиваешься над спившимся писакой, потом тебе неловко от жалости к нему, а потом тебя сковывает этот же ужас. От осознания того, что ты слышишь всё это от легенды своего поколения. Человека, который созидал, много читал, путешествовал, знал, шёл другим путём, протаптывая собственную тропинку. Человека, который искал! И вдруг ты видишь его корчащимся, стонущим, разбитым. Он сравнивает свои муки с болями ракового больного на предсмертном одре. К такому нельзя быть готовым, это парализует.

С мазохистским удовольствием наблюдаешь за его метаниями. То он бежит от цивилизации в лес, то тащит туда своих друзей, пытаясь воссоздать атмосферу былых времен. То, идя по дороге и заметив едущее на машине семейство, с омерзением вздрагивает при виде подкаблучника — мужа, радуясь, что избежал такой участи, то привозит в свою избушку девицу с её ребенком, создавая подобие семьи. Но уже слишком поздно, он не чувствует вкуса жизни, как и вкуса алкоголя. Чтобы оценить степень его отчаяния, надо сказать, что он разочаровался в словах. Писатель разочаровался в словах! Не людским словам описать эту знаково-древнюю скорбь, - говорит он. Уж конечно он хотел бы быть как Коди (Дин Мориарти / Нил Кэссиди), потому что для того жизнь священна и он просто живёт её, но он не такой.

...я понимаю, что все просто живут своей жизнью, один я сумасшедший.

Ни аскетизм, ни гедонизм не принесли счастья. Ни попытка быть частью семьи, ни одиночество, ни любовь, ни дружба не дали удовлетворения. Ни наркотики, ни алкоголь не успокоили. Ни признание, ни слава, ни намотанные по миру километры не принесли независимости. Ни одно из изученных духовных учений ни на дюйм не приблизили к истине. Где мудрость, которая должна была придти с годами, где знание? Какой дорогой ни пойди, будь кем или никем — конец один, а главное - ты так и не узнаешь, зачем всё это было — книга о моменте смирения с этим. Коктейль из русской тоски и калифорнийской истерики, после которого трудно протрезветь и ещё сложнее продолжать шевелиться, ибо зачем?