5

Очень давно хотела прочитать эту книгу, и наконец время пришло.
Это удивительная, светлая, искренняя, трагичная история тринадцатилетней девочки-еврейки, которая вместе со своей семьёй пряталась в старом доме во времена германской оккупации Голландии. История, рассказанная Анной Франк в личном дневнике, который чудом уцелел и был опубликован в 1947-м году отцом девочки, уже после её смерти в концлагере.
Представив, что ведёт переписку с лучшей подругой, Анна рассказывает в своих записях обо всём - о людях, с которыми они познакомились и которые помогали им прятаться и выживать; о сложных взаимоотношениях всех со всеми, ведь два семейства вынуждены были безвылазно находиться в замкнутом пространстве нескольких комнат, жить по строгому распорядку дня, тихонько, незаметно, боясь каждого стука в дверь; о своих переживаниях, размышлениях, жизненных принципах, меняющихся на протяжении тех двух лет, что семьи провели в заточении. Это было, наверное, самое невероятное - среди обычных подростковых самокопаний видеть мысли, настолько ясно изложенные, четкие, понятые и прочувствованные, словно настоявшиеся в той атмосфере, в которой жила девочка; мысли практически взрослого человека, исходящие из уст ребёнка, не дожившего до Победы всего лишь 2 месяца. Она мечтала о простом мирном счастье, хотела приносить людям пользу, стать журналисткой или писательницей, не подозревая, что уже написала свою главную историю, с которой и останется в памяти многих людей.

Кажется, что вести дневник — совсем не мое занятие. Ведь до сих пор мне это и в голову не приходило, а главное, кому в будущем, в том числе, мне самой будет интересно жизнеописание тринадцатилетней школьницы? Но как бы то ни было, я люблю писать, а главное — становится легче, когда изложишь на бумаге свои горести и проблемы.

Почему есть на свете война? Почему люди не могут жить мирно? К чему эти ужасные разрушения? Почему ежедневно тратятся миллионы на войну, а на медицинскую помощь, на искусство, да и на бедных нет ни гроша? Почему люди должны голодать, когда в других частях света гниют продукты? Почему люди такие сумасшедшие?

Я не думаю, что войны развязывают только сильные мира сего – правители и капиталисты. О нет, маленький человек участвует в этом с неменьшим удовольствием, иначе народы давно уже восстали бы против войны. Ничего не поделаешь, человеку присуща тяга к разрушению, тяга к убийству, ему хочется буйствовать и сеять смерть, и пока все человечество без исключения коренным образом не изменится, будут свирепствовать эти войны, и снова и снова будет сметаться с лица земли и уничтожаться все, что построено и выращено или выросло само, чтобы потом опять все началось сначала.

Нам со страшной силой напомнили, что мы – узники-евреи, прикованные к одному-единственному месту, без прав, с тысячей обязанностей. Мы, евреи, не смеем поддаваться чувствам, должны быть мужественными и стойкими, должны брать на себя все неудобства и не роптать, должны делать все, что можем, и полагаться на Господа. Кончится же когда-нибудь эта ужасная война, станем же мы когда-нибудь опять людьми, а не только евреями!

Честно говоря, я не могу себе представить, что кто-то признает: "Я слабый", и при этом слабым остается. Ведь если он это знает, почему не борется и не закаляет свой характер?

"Это начало конца", — воскликнули мы все одновременно. И тут Черчилль, премьер-министр Великобритании, который, очевидно, слышал такие же суждения у себя в стране, сказал: "Эта высадка — событие чрезвычайной важности, но рано называть ее началом конца. Правильнее будет сказать: "конец начала".

Но смотрела я и в открытое окно, из которого была видна большая часть Амстердама, множество крыш, простиравшихся до самого горизонта, такого светло-голубого, что самую линию нельзя было отчетливо разглядеть.
Пока все это есть, думала я, и пока мне дано это переживать, наслаждаться солнечным светом, безоблачным небом, я не могу предаваться унынию.
Если человеку страшно, если он одинок и несчастен, пусть поедет за город, туда, где он будет совсем один, наедине с небом, природой и Богом. Только там, только тогда он почувствует, что все так, как должно быть, и что Господь хочет видеть людей счастливыми среди безыскусной, но прекрасной природы.
Пока все это есть, а оно ведь будет всегда, я знаю, что, как бы ни сложились обстоятельства, есть утешение в любом горе. И твердо верю, что при всех бедах природа во многом может дать нам утешение.

Вчера в своем выступлении по голландскому радио министр Болкенштейн сказал, что военные воспоминания, дневники и письма приобретут позже большую ценность. После этого все, конечно, заговорили о моем дневнике. Ведь как интересно будет опубликовать роман о жизни в Убежище. Уже по одному названию люди подумают, что это увлекательный детектив.
А если серьезно: что, если лет через десять после войны рассказать, как мы, евреи, здесь жили, ели, разговаривали?..

И я снова принимаю легкомысленный вид, скрывая все, что у меня на душе, и ищу способ, чтобы стать такой, какой я хотела бы и могла бы быть, если бы... не было на свете других людей. (с)