4

Начиная читать, я уже знала, что эта книга разобьет мне сердце (см. ее название)... Но все оказалось гораздо, гораздо хуже!
Но не будем пока о грустном, будем о теплом, добром и волшебном...
Ах, какой писатель Эндрю Николл, какой же он писатель! Сколько чувства, смысла, тонкой игры в каждой его фразе. Не знаю, за что из перечисленного я его больше всего люблю... Но его стиль от стиля многих других отличается как раз-таки игрой слов. Не изощренной игрой для самых эрудированных - нет, игрой доступной и приятной. Без этой игры не обошелся и первый его роман, "Добрый мэр", но какой же приятный сюрприз, что "Любовь и смерть Катерины" построена на ней целиком!
Для маньячащихся на фразах, словах и буковках эта книга просто сказочный подарок! Чего стоит одна только фраза про худую рыжую кошку. Этой фразой несчастный Лучано Вальдес пытается начать свой новый роман, над ней он бьется на протяжении всей книги, обрабатывая ее так и эдак... Всего несколько слов - а сколько месяцев мучений!
А дивный эпизод, в котором Катерина дает Вальдесу записку? В ней только два слова - "Я пишу". А Лучано на добрых пяти страницах пытается понять, что она хотела сказать, написав именно два эти слова, а не другую, более длинную фразу, почему употребила именно эти слова. В каждой фразе Катерины он находит вселенную разных смыслов, не понимая почти до самого конца их романа (тогда как читатели уже давно все поняли), насколько любимая от него отличается:

Mr Valdez could write a sentence as elegant as a swan but his sentences were like the swans served before a Renaissance prince: a swan stuffed with a goose, stuffed with a capon, stuffed with a chicken, stuffed with a poussin, stuffed with a partridge, stuffed with a lark, layer after layer, one inside the other, there to be discovered, looking like a swan. When he read the words of others, when he heard the words of others, he expected those layers to be in their words too. Sometimes they were not. There was nothing layered inside Caterina’s words – not in the words she spoke. Her stories were her stories but when she said: ‘Wouldn’t you rather have sex?’, when she said: ‘I would like to love you, Chano, if that’s all right,’ when she wrote: ‘I write,’ that was all there was. The simple truth. No layers. It was absolutely incomprehensible.

Эта книга гораздо толще "Доброго мэра", и иногда она казалась мне затянутой... Но это оттого, что я не все понимала, а Николл здесь абсолютно не при чем. Я точно знаю, я чувствую, эта книга - почти совершенство....
И все же Адрюха!!! Андрюха Николл! Ну ты не прав, в самом деле! (Тут несколько фраз запикано). Когда научишься уже писать вменяемые концовки? Если добро-мэровскую я как-то смогла пережить, то эта... Эта - просто халтура и издевательство! Плоско, неправдоподобно, предсказуемо... Прямо хочется слепить твою восковую фигурку и тыкать в нее иголками!!! За последний абзац я тебя, правда, немного простила, и все же - лучше бросай писать на полуслове. И не мучайся больше с концовками. И меня не мучай. Может быть, тогда ты не будешь правильным писателем, пишущим законченные произведения... Но будь же ты человеком! Бросай эти пытки. Ну пожалуйста? Все равно тебе чмоки, конечно, но по поводу восковой фигурки я пока еще не передумала. И это было последнее китайское предупреждение. Тебе все понятно?

P. S. Книга уже вышла на русском. И чтобы понять всю игру слов, придется перечитывать. Если переводчик тот же, что у "Доброго мэра", то это стоит того)