4

Это книга, дух которой соткан из жизнелюбия, жизнестойкости, жизнетворчества и жизневеличия (нет пока такого слова в русском языке - ну и ладно)!

Осуждать необузданность, неистовость, проникновенность, отчаянность материнской любви, которая фонтанирует в этом автобиографичном романе радужными всполохами, станут, пожалуй, лишь те, кто никогда в такой любви не испытывал недостатка. Те же, кому в детстве, отрочестве, юности или зрелости довелось ощутить жажду, вызванную нехваткой всепоглощающей материнской нежности, или полным её отсутствием, не упустят возможности прильнуть к "Обещанию на рассвете" как к живительному источнику, чтобы испить из него хотя бы иллюзию вероятности того, что и они могли бы быть сопричастны этому обыкновенному чуду!

Абстрагируясь от эмоциональной составляющей и окидывая подтекст "Обещания" рассудочно-аналитическим взглядом, не один читатель, пожалуй, подтвердит правоту автора в том, что зачастую человек является суммарным воплощением ожиданий и чаяний своих родителей. Но лишь в том случае, если ему в какой-то момент не хватило решимости самостоятельно перерезать ту самую пуповину, привязанность к которой постоянно ощущал Гари (подобно многим из нас). Правда, нередко за нас это делает сама жизнь, не спрашивая у нас предварительно разрешения на совершение этой крайне болезненной операции и не осведомляясь о нашей психологической готовности стойко принять её последствия. Хорошо, если на этот случай у человека припасён некий спасательный круг (в метафорическом смысле), который мог бы удержать его на зыбкой поверхности желания жить дальше и достигать новых высот. Для Гари этим спасательным кругом было бессмертие Океана, способного и далее поддерживать в нём ощущение привязанности к той волшебной неизбывной пуповине.

Впрочем, дома у меня нет зверей, поскольку я легко привязываюсь и поэтому предпочитаю Океан, который умирает не так быстро.