4.5 Преступление и наказание XIV века

Вот и наступила зима. Не знаю, как у вас, а у нас сегодня – минус 5, зябкий ветер, гололед. Кошки на заводе перестали гонять ворон и клянчить творог, которым их угощают наши дизайнеры. Да что уж тут говорить, даже главная достопримечательность нашей промышленной, но уютной зоны, грязюка, даже она покрылась ледяной гидросмесью и перестала затягивать в свои недра неосторожные ботинки проходящих мимо. Анабиотические процессы коснулись и меня. Физическое восприятие мира окончательно скукожилось до узенькой щелочки между плотно надвинутым капюшоном и маской медицинско-тактической, класса защиты Г2. Редкие стенические всполохи навроде очень сладкого и очень крепкого кофе по утрам все равно угасают вместе с солнечным светом, которым один скандинавский волк обедает с каждым днем все раньше и раньше.

Во всем этом пластилиновом и вязком естестве остается только две по-настоящему важные радости. Первая, очевидно, это здоровый двенадцатичасовой сон. Вторая радость, а это тоже, в принципе, очевидно, это чтение. Поверьте, лишь единичные человеческие развлечения могут сравниться с декабрьским чтением (и сном). Именно поэтому, во всех странах с недружелюбным климатом, декабрь – это время интеллектуального возрождения и возможности добрать недостающие крохи IQ перед новым временным отрезком. Я сам так делаю, благо скоро времени высвободиться столько, что я смогу читать в два раза больше. А если перестану рассматривать фотографии новой Sony PlayStation 5, то и в два с половиной. Пока же я начинаю свой Readecember, а почему бы его не начать с хорошей ламповой фантастики середины прошлого века? Say no more!

Альфреда Бестера я знал с самого раннего детства. Волею судеб, именно этот не самый известный американский фантаст был одним из самых любимых писателей моей старшей сестры (вторым ее любимым писателем почему-то был Морис Дрюон). Ни тогда, но долгое время после я не находил в себе ни времени, ни литературных сил ознакомится с его творчеством, однако на все возрастающей волне моего увлечения фантастической литературой было бы абсолютно преступно пройти мимо одного из самых первых пионеров этого жанра. К слову, именно этот уроженец маленького городка Дойлстаун, что в штате Пенсильвания, стал первым лауреатом самой авторитетной премии жанра – премии Hugo. Это случилось, страшно представить, в 1953 году, когда люди еще не очень умели составлять эти ваши лонг- и шортлисты. Просто собрались уважаемые господа в фойе филадельфийской гостиницы Bellevue-Stratford, посмотрели пытливо друг другу в глаза и единогласно прошептали – «Альфред самый достойный из нас». Так, самая первая статуэтка в виде космической ракеты за лучший фантастический роман (а это как раз и был «Человек разрушенный», о котором мы поговорим ниже) и перекочевала в гостиную Альфреда Бестера, на полку с немного завядшими декабристами и одиноко стоящим кактусом. И приходили потом к нему в гости Хайнлайн, Азимов, Филип Дик и завидовали (недолго – у всех у них потом полок не будет хватать для своих Hugo и других наград).

За что же Бестеру вручили такую важную и большую премию? Что ж, «Человек разрушенный» по нынешним меркам выглядит немного наивно, а местами достаточно аляповато, однако в чем роману не откажешь, так это в прекрасном визионерском размахе и почти что библейском сюжете. Визионерство – ну здесь диковинный, немного пугающий мир будущего, где кто-то научился телепатическим способностям, кто-то купил дачу на Венере, ну а кто-то, например, главный герой романа Бен Рейх, решил совершить первое за 70 лет убийство. И все это плавно перетекает в сюжет, эдакую накачанную стероидами достоевщину (это комплимент), где главному персонажу предстоит влезть в шинель Раскольникова, а его главному антагонисту, детективу-телепату Пауэллу, примерить на себя роль Порфирия Петровича. И да, конечно, я утрирую, но поверьте мне, не так сильно, как вы думаете. В конечном итоге у нас получается такой детектив, где цимес не в поиске преступника, а в итоговом катарсисе (за который в том числе отвечает очень умный компьютер, который принимает на основании полученной информации решение, виновен ли человек или нет). И да, в конце произведения этот самый катарсис наступает и, хотя по ощущениям автор немного перекручивает и так крепкий узел, все работает очень хорошо. Путь к Разрушению успешно пройден.

Безусловно, если вы большой поклонник жанра, то «Человек без лица» (вы можете встретить этот роман и в такой переводческой интерпретации), наверное, вам покажется недостаточно глубоким и немного наивным. С одной стороны – да. С другой стороны, нужно делать скидку на то, что почти во всех смыслах это произведение Бестера является протофантастикой, то есть книгой, которая только формировала жанр и предвосхитила очень многие будущие идеи. И это правда, такие большие и маститые авторы как Уильям Гибсон (отец киберпанка) и Нил Стивенсон (отец посткиберпанка), о которым мы говорили совсем недавно, безусловно признают величие Бестера и его влияние на их творчество, в котором им удалось пойти еще дальше, развить новые идеи, построить новые миры, которыми восторгаются читатели по всему свету. Так что в каком-то смысле «Человек разрушенный» - это самый первый альбом Дэвида Боуи, почти не имеющий никакой культурной ценности (это на самом деле так), но направивший самого музыканта и его сподвижников в правильном направлении (уже на втором своем альбоме Боуи напишет Space Oddity, а далее придумает образ Зигги Стардаста). Так что, да, у нас гоголевская шинель, а у них бестерский дафлкот. Примерьте, посмотритесь в зеркало, сидит может не так хорошо, но тепло и уютно. Что еще нужно для такого противного декабря?

А нам пора дальше. Впереди, мамочка кричать хочется от радости, нонфик про Чернобыль, новый Шамиль Идиатуллин, «Зеленая миля» (да, я не читал) и, конечно же, самая большая коробка под рождественской елкой – наконец-то переведенный на русский язык первый роман горячо любимого Питера Хега!

Берегите себя!

Ваш CoffeeT