5

Шла торговка мимо рынка,
спотыкнулась о корзинку.
В этой маленькой корзинке
Есть помада и духи,
Ленты, кружево, ботинки -
Что угодно для души?

Вот сейчас все наверняка будут надо мной смеяться. Или брезгливо сочувствовать. Или даже ругать, ведь священный долг каждой женской особи Хомо Сапиенс - выглядеть привлекательно, не правда ли? Но знаете ли, что такое для меня преисподняя?
Когда я попаду в преисподнюю, там выстроят специально для меня огромный магазин одежды. Модная лавка, "Дамское счастье", "Смерть мужьям, тюрьма любовникам" или как там ещё это именуется. И - по безграничным грехам своим - я буду мерить, мерить и мерить эти проклятущие наряды. Шум, гам, толчея и ни одной книжки, кроме глянцевых каталогов с призывами "Купите! Купите!"

Вот именно, погружаясь в один из самых популярных романов Эмиля Золя, я чувствовала то же, что чувствовал бы флорентинец века этак четырнадцатого над страницами дантова "Ада". И, поверьте, никакие корчи бедных еретиков и богохульников в клокочущем пламени не возбудят сочувствия и сопереживания больше, чем такая сценка:

- Сударыня, благоволите последовать за мной.
Сперва она думала было сопротивляться.
- Зачем это, сударь?
- Благоволите последовать за мной, сударыня, - повторил инспектор, не повышая голоса.
Она быстро оглянулась; лицо ее выражало безумную тревогу. Затем она покорилась и, снова приняв гордую осанку, пошла с видом королевы, снисходящей к услугам какого-то адъютанта. Ни одна из толпившихся вокруг покупательниц даже не заметила этой сцены, а Делош, вернувшийся к прилавку с воротничками в руках, разинул рот от изумления, увидев, что даму уводят. Не может быть! И эта тоже! А ведь какая знатная дама! Прямо хоть всех их подряд обыскивай!

Для нас с братом, помнится, было немалым открытием, что в супермаркетах цены выше в том числе и за счёт надбавки, окупающей неизменное воровство...
Универсальный магазин у Золя становится мини-моделью нового, с иголочки, прогрессивненького общества: победоносного, искрящегося и в то же самое время - уже со своими преступниками, изгоями, саботажниками, нахлебниками и вредителями исподтишка. Расступись, грязь, навоз едет! У нас есть всё, что вам нужно! Если у нас чего-то нет, значит, это вам не нужно! А кому не нравится наш прогресс и наши пышные витрины, может бежать в лес и выть там волком, такая-с перспективка. Конфликт между ремесленниками прежних дней и торговыми гигантами современности Золя решает с точки зрения наследственности. Одну сторону символизирует хрупкая и болезненная Женевьева, а другую сторону - выносливая, терпеливая и несокрушимо добродетельная Дениза, чем-то напоминающая героиню фильма "Москва слезам не верит". Женевьеву очень жалко всем, в том числе и автору, но она - дитя вырождения. Так что дорога ей - в гроб, куда несчастная девочка и сходит ко всеобщему... чуть не написала "удовольствию", но прискорбию, конечно. Выживают и оставляют потомство сильнейшие, социал-дарвинизм в действии. Сначала одежда и обувь, а вот на очереди уже и средства передвижения, оружие, продовольствие, архитектура... книги... произведения искусства...

Это был фай с серебристо-голубой каймой, знаменитый шелк "Счастье Парижа", при помощи которого Муре рассчитывал нанести соперникам решительный удар.
- А он действительно очень хорош, - сказал Бурдонкль.
- Не так хорош, как эффектен...

А ХХ век опомнился, потянулся к старинному мастерству, зааукал: Ау, искусники! Где вы?! Ни гласа, ни послушания. Искусники ушли. И остались нам в лучшем случае войлочные бусики хенд-мейд, а в худшем - расшитые поддельным жемчугом кокошники с недвусмысленными ярлыками Made in China. Не так хорошо, как эффектно...

А что же дальше? А дальше, медмуазель, медам, месье - победное шествие прогресса к сверкающим высотам. Сыплются пайетки и блёстки, развеваются, как знамёна, панталоны с валансьенским кружевом, гремят, как барабаны, пуговицы и крючки, зонтики щитами выставляют острые спицы, порхают перчатки, ниспадают тяжёлые отрезы бархата и парчи, горят шелка, пестрят ситчики весёленькой расцветки... приезжайте в "Дамское счастье", обхохочетесь! И на этом разноцветье широкого потребления как-то меркнут мужчины и женщины, посвятившие себя этому замечательному прогрессу. Господин Муре! Дениза! Где вы? Почему за твёрдой поступью вашего торгового дела не слышно ваших сердец?..