5 «Какая ужасная разница между желанием быть в воздухе и возможностью сделать это!»

«Когда Трубаченко, еще плохо знавший летчиков, обратился к Михаилу Костюченко, самому щуплому на вид, с вопросом: «Хватит ли силенок слетать еще раз?» — летчик сказал, поглядывая на солнце: «Оно устало, а не мы. Видите, садится».

«Мы должны осуществлять наступательную тактику так, чтобы наш самолет, обладая преимуществом в скорости и огневой мощи, всегда походил на щуку среди плотвичек!..»

Взгляд на военные события в Монголии в 1939 году – войной их назвать никак нельзя – на этот раз глазами наших военных летчиков-истребителей. Арсений Васильевич Ворожейкин снова верен себе и слегка отстранённо оперирует фактами, которые не нивелируют героизм наших солдат, а просто показывают бездарность как самой этой монгольской авантюры, где победа почти ничуть не отличается от поражения. Снова поражает выбор места ведения боевых действий: с нашей стороны – ни одной дороги, больше 700 км от ближайшей базы снабжения, а это больше пяти суток пути; зато у японцев все отлично - две железные дороги: одна проходит почти по границе района, где они в мае вторглись в Монголию, а другая — подальше, в 150 километрах. Летчиков размещают впритык к границе Маньчжурии. Настолько близко, что они не успеют взлететь при появлении японских самолетов. «В первом же бою шестерка наших И-16, поднимавшаяся из засады, подверглась нападению большой группы японских истребителей И-96. Три наших самолета было сбито.» Ворожейкин не указывает общих потерь среди летного состава наших летчиков, но потери были очень большими. «Группу из десяти И-15 повел Павел Афанасьевич Мягков. На подходе к Халхин-Голу на нее сверху напали японские истребители. Японцев было раза в два больше. Но ни один наш летчик не дрогнул, никто не вышел из боя. Предпочли смерть, но хвост противнику не показали. Никто на аэродром не вернулся: восемь из десяти погибли, двое, подбитые, сели в степи…». Вот такие описания характерны для первых дней боев с японцами. Вообще же, наших летчиков постоянно ставили в условия, которые можно охарактеризовать словами из одного рекламного ролика стирального порошка: «Попробуем усложнить задачу!».
Список «усложнений:
1. Если в задачке дано, что японский самолет весит всего около 1300 килограммов и поэтому маневреннее наших, то необходимо облегчить И-16. Для этого с наших самолетов снимается все кислородное оборудование и радиооборудование! Правда, радио все равно не работало, но его и не пытались починить. Возможно в этом и кроется причина того, что радио пришло в наши самолеты лишь во время великой отечественной войны, когда было пролито много крови из-за его отсутствия.
2. Если интенданты ухитрялись поставить в срок необходимое количество патронов и вооружения, то хранить его было все равно негде – складов не было. «— Поймите же: нельзя открыто хранить набитые ленты и снаряды. Роса, ветер, попадает песок, будут задержки при стрельбе…»
3. Перелетать государственную границу и преследовать врага на его территории нашим летчикам не разрешалось. Сидя в кабинах под палящим солнцем, они покорно и терпеливо ждали, пока противник первым совершит нападение. Командование постоянно нагнетало обстановку своими разговорами о том, что «японцы своими полетами хотят спровоцировать войну и мы на эту удочку не должны поддаваться», лишь еще больше вводили летчиков в состояние неуверенности.
4. Любой летчик, залетевший, или севший из-за технической поломки на вражеской территории приравнивался к предателю. «Достаточно какой-то ничтожной случайности — камера лопнет или мотор заглохнет на малом газу, — и отважившийся на такое дело сам может остаться там, на чужой земле! Кто докажет тогда, что он не сдался добровольно в плен, не изменил Родине? Позор падет не только на него, но и на всю семью, на родственников. Допустим, кончится война, его обменяют как военнопленного. Кто же поверит ему, что он сел к врагу, движимый благородными намерениями?!»
5. В воздушных боях над Монголией эффективна была тактика отрезания вражеских самолетов друг от друга. Эта тактика получила название «ножницы». Но, по уставу летчики должны были следовать плотным строем и поэтому «ножницы» противоречили уставу.
6. Авиация действовала, не координируя и даже не зная о том, что делают наши наземные войска. Но сверху договорняки войны видны отчетливей, чем на земле. «— А на земле сейчас какая обстановка? — Я об этом не спрашивал: неудобно как-то лезть к начальству с расспросами. Наземных боев пока нет, как будто все тихо. — Странное дело, почему же тогда происходят такие сильные воздушные бои? — Слова нового командира о том, что неудобно лезть к начальству с расспросами, мне не очень понравились. - Нам об этом не говорят, — с раздражением сказал Трубаченко. — В мае мы тоже так: летали, дрались, потом вдруг японцы на земле перешли в наступление, а у нас и войск на границе почти не оказалось…»
7. Как бы хорошо ни сражались наши летчики, но в мировой прессе успех все равно приписывался японцам, что еще больше нивелировало успехи советской авиации. «По сообщениям японцев, только за один день 27 июня было сбито и уничтожено на земле 134 советских самолета (Это, между прочим, соответствовало численности всех наших истребителей, сосредоточенных на границе у Халхин-Гола).»
8. Руководство постоянно брало наших летчиков на «слабо», провоцируя на осуществление полетов практически без отдыха. «Восемь вылетов в день — это почти в три раза больше нагрузки, которую, как считается, может выдерживать летчик. Но никто из нас не хотел показать, что он менее вынослив, чем товарищ.» А ведь именно от усталости много летчиков совершали ошибки и погибали. «К сожалению, на потемнение в глазах, кровоподтеки, повреждение слуха, на временную потерю сознания многие летчики не обращают внимания, хотя все это — самые настоящие травмы, требующие специального лечения. Органы чувств получают при этом остаточную деформацию. Она-то и порождает все то, что иногда расценивается как беспечность.»
Этот список можно продолжать еще долго. Летчики горько шутили над самим собой, называя авиацию страной чудес. Сам Ворожейкин сравнивал свое состояние более метафорично: «Получается, как у того человека, который шел и слышал, что сзади кого-то колотят, обернулся и видит — бьют его самого.» Да и о чем можно было говорить, если схема вооружения наших бомбардировщиков СБ была знакома истребителям противника гораздо лучше, чем нашим — расположение огневых точек на японских самолетах. Летчикам не выдавали ни наручных часов, ни компас. А вот японцы были оснащены очень хорошо. Суть войны состояла в том, чтобы уничтожить как можно больше наших солдат и ни в коем случае не нанести поражение японцам, а лишь теснить их! « «Японцы только отброшены, а не уничтожены, — думал я, — значит, они еще не выброшены за границу? Они снова могут полезть?» А ведь «важные» бои велись, как правило, из-за ничего не значащего кусочка пустынной чужой земли. «Да вы об этом кусочке не тревожьтесь: там, кроме песка, ничего нет.» После того, как наши летчики приноровились вести бои с японцами, их пересаживают на И-153. Казалось бы, силы противоборствующих сторон должны выровняться. Но, нет! Советская промышленность «не успела» выпустить винты с изменяемым шагом в полете. В итоге новые «чайки» не могли взлетать как следует и им требовалось очень много времени и длинная взлетная полоса для взлета! Но за границу нельзя было перелетать все равно, а это значит, что японцы могли безнаказанно вести воздушные бои и наши не могли преследовать их. «Вот скоро придут ВИШ один, винты с изменяемым шагом, тогда «чайка» почти с места будет взлетать. Я видел, как она взлетела с новым винтом. Пробежала метров сто и — в воздухе. Вполне современная машина. Им ведь не разрешают перелетать линию фронта ни при каких обстоятельствах: опасаются… Если собьют, то японцы смогут узнать секрет нового самолета…» Овощи для наших войск поступали из СССР. Да и Монголию снабжали почти полностью за счет СССР. Умиляет пояснение монголов по этому поводу: «— Мы земледелием только начинаем заниматься. Религия не разрешала нам обрабатывать землю, ламы строго за этим следили…». Когда японцам нужно было предоставить фору, то нашим летчикам просто запрещали взлетать. Их держали до последнего, а потом выпускали тогда, когда уже ничего нельзя было сделать и итог боев на земле был предрешен. «— Значит, нас законсервировали и решили выпустить, когда другим будет туго, — высказал догадку командир. — Начальству видней.» Когда разобрались с винтами «чаек» (И-153), то японцам пришлось бы плохо. Если бы не очередное усложнение задачи. Наши самолеты решили, по указанию командования, покрыть «маскировочной» краской. В итоге, маскировка оказалась демаскировкой. До этого нововведения наши «чайки», равно как и японские истребители, с однообразной серебристой окраской в воздухе были мало заметны. И вот, что сделали советские «умельцы»: «На нем были черные полосы зебры и пятна леопарда, желтизна пустыни и весенняя зелень степей, и все это шло вперемешку с бурыми, белыми и голубыми оттенками, а главное, что особенно подчеркивал и чем гордился техник, все соответствовало требованиям науки. Самолет Гринева выделялся на стоянке среди других машин, как селезень среди уток: более яркой демаскирующей расцветки при всем желании нельзя было бы изобрести.» В итоге японцы получили очень заметные «мишени»… Когда японцы передислоцировали свои войска, то нашим летчикам снова и снова запрещали взлеты. Такая же ситуация будет и во время первых двух лет ВОВ. Видимо методичка хорошо была отработана в степях Монголии. И остается только поражаться тому, как в одно мгновение, намеренное, или ошибочное распоряжение начальства способно поставить с ног на голову все результаты кровавых боев и превратить победу в поражение. «Мы потеряли шесть истребителей, из них — пять «чаек», на которых погибли превосходные летчики Михаил Самойленко, Николай Лебедев, Степан Матросов и Николай Кочетков; летчик Михаил Чесноков выпрыгнул на парашюте… По сравнению с августом — это крупные потери. Такой же примерно урон мы несли в июне, когда только начинали воевать против опытного и коварного врага…»
Не интересны были летчики командирам типа Жукова, другие у них были задачи и интересы совсем не в интересах родины. Сражения в воздухе были нужны не как путь к победе, а как путь к бессмысленности бытия, которая, как мы помним, определяет сознание. Вот такой вот коммунистический даосизм. Аминь!