— Который час? — спросил Штирлиц.
— Около семи…
Штирлиц усмехнулся: «Счастливая девочка… Она может себе позволить это „около семи“. Самые счастливые люди на земле те, кто может вольно обращаться с временем, ничуть не опасаясь за последствия…»

«…Идиоты пишут в романах: он умер тихо, на руках у любящих родственников. Нет ничего страшнее, чем умирать на руках своих детей, видеть их в последний раз, чувствовать их близость и понимать, что это навсегда, что это конец, и тьма, и горе им…"

— Я стал склеротическим идиотом… Я ведь шел к тебе за снотворным. Все знают, что у тебя хорошее шведское снотворное.
Запоминается последняя фраза. Важно войти в нужный разговор, но еще важнее искусство выхода из разговора. Теперь, думал Штирлиц, если Рольфа спросят, кто к нему заходил и зачем, он наверняка ответит, что заходил к
нему Штирлиц и просил хорошее шведское снотворное.

«Приказано выжить»

«Это был двести тринадцатый километр, не гони, все будет хорошо, точнее говоря, все о б я з а н о быть хорошо,
иначе случится несправедливость, ты не заслужил этого. А разве несправедливость — категория, отмеченная печатью „заслуженного“? Несправедливость — высшее проявление нелогичности бытия: она обрушивается как раз на тех, кто не заслужил ее, кто старается жить по неписаному кодексу добра...»

— Почему вас заинтересовали эпосы? — Дагмар пожала острыми плечами.
— Потому что вы мне приятны. А человек познается по-настоящему, когда он говорит о своем деле.