Absalom, Absalom!

Знаете дорожную игру, которую практически всегда вспоминают, но играют в крайнем случае? Уже поиграли во всё лёгкое и смешное, но в голову ещё не пришло что-то более нелепое и развлекательное. Здесь наступает момент суровой шутки - псевдо забава. Первый участник говорит слово, а каждый следующий должен повторить предыдущие в правильном порядке и добавить новое. Тренирует память, убивает время. Кстати, убивает и настроение. Довольно быстро "развлечение" переходит в разряд пыточных.

Книга очень похожа на эту игру. Читаете слово, через какое-то время это слово "обрастает" новыми, затем при повторе объема информации добавляется немного, и так ещё приличное количество кругов. Разница, пожалуй, в том, что в романе несколько команд играет в игру. А значит цепочек несколько. Точнее, цепочек…

У меня смешанные чувства после прочтения этого произведения. Начало было тягучим, как кисель. Сперва вообще не понимала, что происходит. Обрывочные воспоминания, все маленькими кусочками и ничего не понятно. Сбивчивые рассказы о проигранной войне, о семье Сатпен и Колдфилд  вперемешку с чувствами, эмоциями и домыслами. В книге размышлений, взвешиваний и оценивания в разы больше, чем самого сюжета. Из-за этого часто теряла нить повествования, они прерывают и наслаиваются друг на друга. Приходилось вновь возвращается, перечитывать и находить утерянный смысл.

В общих чертах это рассказ о жизни Томаса Сатпена. Роман о его взрослении, целях, которые он преследовал, и методах использованных в достижении этих целей. Он придумал себе мечту об идеальной жизни, но, возможно, не знал, что ничего…

Я давно уже планировала продолжить знакомство с Фолкнером, вот только в моем представлении порядок чтения должен был быть хронологически-событийным. Однако мы предполагаем, а бог располагает, и связь между первым прочитанным романом «Шум и ярость» с настоящим произведением – циклическая или, как еще принято говорить, циклообразующая. Связаны они, кроме пространства (Йокнапатофа), прежде всего, мотивами, отчасти образом персонажа-рассказчика Квентина Компсона (лучше – слушателя/наблюдателя, но об этом позднее) и отчасти событиями. «Авессалом, Авессалом» помогает восполнить лакуны, возникающие в второй части «Шума и ярости», посвященной все тому же Квентину.

С моей точки зрения, авторы, создающие вселенную в литературном ансамбле, пусть даже она чисто миметическая, основанная на реальных…

Судьба писателя выстелена не одними лишь терниями из эрзацов недописанных книг, но и несметными полотнами лиц недоуменных читателей, которым пришлись не по нутру выспренная речь героев и сомнамбулические грёзы о праотцах.

Буквально первое предложение - а дух сводит, душно, правда? :) Есть такой метод у Фолкнера: доводить описание формы до того, чтобы захотелось эту самую сминать до хруста смыслового остова. Этим ты и занимаешься вплоть до того, когда автор сжалившись, то ли от собственной добродетели, то ли от назидания неотесанного редактора, объясняет нам хронологию и генеалогию сюжета.

Дух времени (Zeitgeist) фрактально вложен в систему ценностей семьи Сатпенов и первобытной Америки на пороге гражданской войны. Все хотят строить свою семью по-своему, поэтому приходится убивать отеческий…

Примерно с такими чувствами я приступаю к написанию рецензии на книгу “Авессалом, Авессалом!” Уильяма Фолкнера. Начну с того, что американская литература и тема войны Севера и Юга не входят в зону моих интересов, поэтому если бы не задание первого месяца в игре “Долгая прогулка”, я с большой вероятностью к этой книге даже и не подобралась. Однако, собрав свою волю в кулак, я решилась на покорение новых читательских высот.

Первая проблема, с которой я столкнулась достаточно быстро, связана со стилем автора или, быть точнее, стилем конкретного произведения. Для меня он показался очень тяжелым и даже в чём-то пыточным (недаром мы проходим через разные круги ада в “Долгой прогулке”). Автор не просто передает нам сюжет в виде луковицы, которую я как читатель разбирала с недоумением и редко с…

Роман Уильяма Фолкнера «Авессалом, Авессалом» известен миру не только тем, что его автор нобелевский лауреат, но и тем, что именно в этой книге содержится самое больше предложение в литературе - 1288 слов. Я не знаю как эта информация должна была помочь читателям (просто о ней часто пишут), скорее упоминается как «звоночек», сигнализирующий о нелегком стиле повествования произведения.

Дело в том, что сюжет произведения выстраивается вокруг нескольких героев одной большой семьи, чьи отношения выстаиваются на фоне войны американских Севера с Югом. Весь роман по мере раскрытия сюжета собирается как мозаика, где каждый герой от своего лица излагает личную версию происходящего и добавляет недостающие элементы.

Семейка эта (как…

Чувствуете ли вы аромат глициний, прижатых солнцем к наружной стене, проникает, сочится к нам в комнату, словно его (без помехи света) вносит сюда незаметное глазу движение, трение бесчисленных мельчайших частичек тьмы? Это и есть сущность воспоминания - чувство, зрение, обоняние, мышцы, посредством которых мы видим, слышим, осязаем, - не сознание, не мысль; памяти не существует, мозг воспроизводит только то, что слепо нащупывают мышцы, не больше и не меньше, и результат, как правило, неверен, ошибочен и достоин называться лишь сном.

Никогда еще душная южная ночь не врывалась так беспардонно и жадно в мой яркий сибирский день… Словно бы огромная воронка темноты, вязкой от духоты и тяжелых ароматов, где запахи пота и крови мешаются с затхлым воздухом, затягивал меня этот роман. Никогда еще мое тело не читало столько в той же степени как мой разум — сопротивляясь, негодуя, вздрагивая от тошноты и удушья. Трудно дышать полной грудью становится уже с первых страниц, и мне так и не удалось определить — что душит больше: вязкость стиля, образ душной темной комнаты или невероятно сдавленное страхами и стереотипами мышление героев. Фолкнер, безусловно, мастер создания атмосферы — той невыносимо тягостной во всех смыслах, как день чернокожего раба на плантации. Один и тот же эпизод он крутит и крутит по кругу, то удаляясь от…

Медленно, но неизбежно умирающий в агонии американский Юг, потерявший в гражданской войне свой цвет и блеск. Общество тонущих людей, замерших в статичном состоянии и не сумевших почуять новые веяния, они так и не смирились с поражением, но вынуждены с ним жить - без будущего и без надежды. Безрадостная картина деградации предстаёт перед читателем на страницах книги, которая затягивает как болото. И чем больше сопротивляешься, тем больше в нём увязаешь, тонешь в буквальном смысле этого слова, потому что в столь сложном переплетении слов и мыслей крайне трудно уловить единую цепь событий и составить полноценную картину произошедшего. Прыгаешь по кочкам чужих воспоминаний, блуждаешь среди разрозненных отрывков, однако проникнуться трагедией в полном масштабе не выходит. Люди так и остаются…

Книга тяжелая, мутная и пробираться через нее приходится как через дремучую чащу, где все намешано, переплетено и не пускает тебя дальше. Но если через все это удастся продраться, то приходят к расовой нетерпимости. Именно она - источник всех бед, разрушения и крушения жизней. Это удивляет, изумляет и потрясает. Это не поддаётся никакой логике и здравому смыслу. Но читать такие книги обязательно надо, чтобы осознать насколько глубоки  расовые проблемы в США и насколько они не пережиты до настоящего времени.