Всё

хорошо

В смешную ванну падал друг Стена кружилася вокруг Корова чудная плыла Над домом улица была И друг мелькая на песке Ходил по комнатам в носке Вертя как фокусник рукой То левой, а потом другой Потом кидался на постель Когда в болотах коростель Чирикал шапочкой и выл Уже мой друг не в ванне был. Хармс - Введенскому, 5 марта 1927

Александр Введенский был самым обычным человеком, жил, дружил, ел, спал, ухаживал за женщинами, зарабатывал детскими стихами, много играл в карты. И писал совершенно необычные, невероятные стихи.

Вряд ли можно в пределах небольшого текста одной рецензии хоть сколько-нибудь близко подойти к пониманию поэзии Введенского, но я попытаюсь - не дойти до самой сути, конечно, нет, всего лишь объяснить почему этот поэт среди своих современников настолько выделяется и почему…

"Шел по небу человек".

Феномен Введенского - это когда между слов дрожат кусты, летают цветы и кружатся слоны в небе под вечную беседу часов. И не надо никаких дорог. Просто вместо угнетающего терпения нужен свежий взгляд, остаётся лишь глубже дышать. И вот появляется революционное литературное новаторство, возникшее в результате дружеского общения между Даниилом Хармсом и Александром Введенским. Товарищество "чинарей", так они себя называли. Союз рафинированного интеллигента и добросердечного миролюбивого дружка выплескивает их общие будни на театральные подмостки, где разыгрывается поВСЕдневное шутовское представление. Введенский - светский Гость на коне, провозглашает себя пародийным "авторитетом бессмыслицы". Друзья вместе нюхали эфир и относились к своей беспрерывной игре с нарочитой…

и горела осень семицветной лампадой блики резкость полутени и пеленался прохладный суглинок симметричными листьями дюйм овалы перспектива и горлопанил сизый ветер во все дыры и щели мелодию ля-бемоль а-ля на заклание и разверзалась в поднебесной густая крамола дождины что слез не отличить и танцевали вассалы с куртизанками центробежный вальс до кровавого пота и раскладывала судьба пасьянс дюжину раз кряду пока не выпала энтропия и пятился из алькова теней под одинокий фонарь дремучий поэт тертый калач в черном теле и выуживал из рукава сиротливую свечку выменянную накануне за два хрустальных шарика и манилась пролетающая мимо муза-вертихвостка на смокву ту и вились строки сорняком да морским узлом ну зачем ж умирать в безвестности и нищете ведь сегодня на ужин трюизмы и трюфеля