Рецензии — стр. 5

В данной рецензии я хотела бы Вам рассказать о любопытнейшей книге Войцеха Кучока «Дрянье». Почему любопытнейшей? А потому что меня заинтересовал автор этого произведения, который между прочим в 2004 году стал самым молодым лауреатом премии «Нике» конкретно за эту книгу! Эта книга сразу получила особый статус в моих глазах, как и сам автор.

Что я хочу сказать в первую очередь – книга написана на острую социальную тему – тему насилия в семье, и, казалось бы, должна быть тяжелой, вязкой, мрачной, но автор творит чудеса и произведение читается легко, над некоторыми моментами улыбаешься, над некоторыми – горюешь и переживаешь, но однозначно не чувствуешь тяжести при прочтении. Приходит на ум книга «Похороните меня за плинтусом» - ее я так и не смогла осилить из-за чрезмерной мрачности.

В книге нам представлена история семьи – нескольких поколений, которые имеют свои мечты и идеалы, цели и стремления, но в конечном итоге имеют то, что имеют. Наши родители и бабушки с дедушками влияют на нас самих и автор попытался понять, каким образом это происходит. Ничто не предвещало беды, как по мне – семья в целом кажется нормальной и не склонной к насилию (хоть и с определенными нарушениями психики у некоторых), но один человек из большого семейства является в душе насильником, тем, кто издевается над слабыми.

Основной рассказ идет от мальчика, которого бьет отец. Здесь имеет место домашнее насилие, и оно описано настолько правдоподобно – иногда за душу брало и не отпускало. Мальчик терпит это, он не может ничего поделать, может только убегать от отца и терпеть. Он испытывает те чувства, которые бы испытывал любой на его месте – огромную ненависть к отцу и желание убить его. И несмотря на это, на всю боль, что причиняет отец, весь стыд и обиду, что испытывает ребенок, в глубине души он любит своего отца – однажды эти чувства проявились в нем. И это особенно горько.

Отец испытывает чувство самореализации от избиения слабых, иного я не вижу. Отец жалок в моих глазах, он ужасен и неприятен, автор старается подчеркнуть это в своем произведении. У отца так же есть брат и сестра, которые живут с ним в одном доме, но не один из них ни разу не защитил бедного мальчика.

Дом в данной книге — это такой же участник действий, как и остальные «живые» герои. На самом деле мне показалось, что дом – это олицетворение жизни семьи. Изначально нам предстает богатая и обеспеченная семья, где хозяйка хочет иметь свою прислугу, но затем приходит война, обстоятельства меняются, дом приходится делить с чужими людьми и вот тут в дом приходит атмосфера бедности, упадка.. Так и в семье наступает упадок.

Дуб, который стоит много лет и уже пуст внутри, это также отличное сравнение с душой человека и с самим домом. Дом опустел, люди, проживающие здесь стали «пустыми» внутри, некоторые просто проживают свою жизнь, некоторые позволяют себе ужасные вещи.

В конечном итоге хочу закончить свою рецензию следующей фразой: всем всё возвращается за свои поступки. Карма настигнет :)

P.S.: Прочитана в рамках игры Долгая прогулка-2019, команда Воровки книг.

Книга имеет аппетитное название и не менее интересное содержание: гуляш из турула, паприкаш из Кадара, салями из святого Иштвана и т.п. Ну как можно было пройти мимо такой книги?
А прочитав самую первую главу, я решила, что выбрала лучшую книгу для более близкого знакомства с Венгрией:

Но внезапно дальнейший рассказ об этой стране шел уже более прозаично. Как и любая страна Венгрия пережила и счастливые, и тяжелые времена. К сожалению, ключевые события черной полосы истории были не так уж давно, и не все раны успели затянуться.
Варга касается волнующих венгров политических вопросов, рассказывает об их культуре, менталитете, о простом быте и даже о местных животных.
Я живо представляла вкус мягко-острой венгерской еды и одобряла их любовь к сладкому, прошлась по историческим местам наравне с реальными туристами.

Иногда мурашки пробегали от полученной информации:

...выслушав свидетельства очевидцев об исполнении смертных приговоров, можно сделать памятные покупки в специальном магазинчике: майку с надписью «Terror Haza», металлическую кружку заключенного ГУЛАГа и красную свечку в форме головы Ленина.

И кто-то же покупает и несет к себе в дом кусочек кровавых воспоминаний!
Помимо музеев и ресторанчиков Варга готов провести читателя по местам, которые не каждый турист посетил бы: кладбище, базар, простые магазинчики и жилые улочки, хранящие в себе кусочек воспоминаний автора. От таких описаний веет особым настроением.
Чтобы приблизить читателя к венгерской культуре, Варга использует различные методы - в том числе упоминает культовые для этой страны фильмы. Это замечательный способ познакомиться с культурой с разных сторон, причем глазами разных людей.

Я не знаю, что конкретно хотел донести автор об этом меланхоличном народе, я же увидела то, что хотела: страну с уникальной историей и культурой, с нерешенными и нерешаемыми проблемами, и при этом с такими патриотичными гражданами. Так выставлять недостатки своей страны могут только ее жители: с горечью и любовью одновременно. Так мог написать только человек, который действительно любит эту страну и принимает ее со всеми недостатками. Но не всегда готов с ними мириться. При этом так связать историю народа с его кухней мог только человек, который очень любит поесть. И действительно: Варга - преданный ценитель традиционной кухни, завсегдатай винных погребов, знаток сортов пива и изысканных блюд. При этом он имеет двойное гражданство и способен взглянуть на страну не только изнутри, но и со стороны.
У него хорошо удалось описать (хоть не всегда объективно, как мне показалось) такую противоречивую страну замечательным названием:

Слова «Венгрия» (Magyarország) и «рай» (mennyország) фонетически созвучны; говоря «Венгрия», мы не только думаем «рай», но и почти произносим свои мысли вслух.

Весьма специфичная книга, для своего читателя, к которым я не отношусь. Но написано интересно, абстрактно и по-своему поэтично. Я , конечно, не знаток, но мне напомнило Бродского, эдакий Бродский в прозе, местами.

Как и писалось в предисловии автор очень внимателен к деталям, но абсолютно равнодушен к связности и последовательности повествования. Это напоминает ситуацию, словно ты идешь в кромешной тьме и время от времени ты делаешь снимки, освещая вспышкой себе дорогу. И вот потом просматриваешь эти снимки, в которых множество деталей, но из-за темноты ты не видел самого пути. Еще можно сравнить с рассказами дедушки у камина, который перепрыгивает с одного воспоминания на другое, причем эти воспоминания не связаны друг с другом.

Это больше похоже на сборник рассказов. Также в книге очень много топографических названий, о которых я раньше и не слышал и даже не догадывался об их существовании. Какие-то деревушки Румынии, Словакии, Венгрии, Словении, Албании, Молдовы, Македонии и других стран. У меня со школы с географией проблемы, да такие, что я не знаю даже столиц многих стран из присутствующих в повествовании. Также много сносок на различных политических и исторических лиц. Кстати меня не особо увлекает история и политика, поэтому для меня эти все лица и места ни о чем не говорили. Именно из-за всех этих политических, исторических и географических особенностей данная книга предназначена для узкого круга читателей, которые хорошо ориентируются в перечисленной в тексте местности. Также полезна будет при чтении хоть какая-та база по истории этих стран, просто так легче будет восприниматься мысль автора.
А можете, как и я плюнуть, на все эти базовые знания и окунуться в нечто новое и неведомое, хотя не могу сказать, что после прочитанного оно хоть чуточку стало ведомым) Зато я узнал об обратной стороне медали Европы. Оказывается, не все так гладко в этих странах, а я даже и не подозревал об этом.

И еще это странное "мы" автора. Мы были, мы поехали, мы видели... Кто мы то? Со своими спутниками писатель нас отказывается знакомить.

Спасибо за внимание и четкой вам мысли!)

Кто следует себе, не блуждает. Кто теряет себя, находит мир. Кто находит мир, находит и себя.
/Эрих Мария Ремарк - Гэм/

Польский прозаик из Варшавы Анджей Стасюк находится уже на третьем уровне! Он все время находится в поиске себя, в поиске человека, в поиске чужих миров, которые ведь так близки к миру каждого отдельно взятого человека. Почитав аннотации и рецензии на переведенные книги Стасюка, я понял, что данная книга "Дневник, написанный позднее" возможно, логически продолжает путевую прозу книги На пути в Бабадаг . Но автор пошел сейчас дальше. Если первая книга являла собой путеводной звездой по Восточной и Юго-Восточной Европе, то эти заметки сузились до Балканских послевоенных переживаний. Я не случайно привел в этой рецензии именно ремарковский эпитет, необычность рассказа прозаика заключается в том, что в каждой строке мы видим еще нескрытые отголоски недавней балканской войны. Автор вместе со своими друзьями путешествует на машине, автобусе, автостопом по Албании, Сербии, Македонии, Боснии, Черногории. Сменяются города: Тирана, Приштина, Белград, Подгорица... а мы видим везде добрых и приветливых людей, которые такие же интересные, как и в других странах. Но они еще не выздоровели и все еще живут в сердцах той прошедшей войной, ужасные воспоминания свежи еще в памяти. Зимняя погода с дождем и ветром сопровождают путешественников. Такая погода является как будто символом беспокойства и войны.
Мне импонировала честность и правдивость автора. Этакая аутентичная, почти волшебная, меланхоличность. Везде, и в Польше, и у нас, и на Балканах, люди живут полные ностальгией и мечтами о лучшей жизни и верят, что они дождутся этого времени. Черно-белые фотографии Дарьи Павелец контрастируют с этими мыслями, на них изображены настоящие, но усталые люди.

Как же так, такая красота вокруг, такая прекрасная природа - море, горы, леса, а люди, живущие рядом несчастливы! Последняя, философская, часть дневника синтезирует мысли путешественника, когда же мы, люди нашей планеты Земля, вылечимся от этой духовной шизофрении!...

Мир через фасеточные глаза. Мировая история, которая прорастает травами на польско-чешской границе, сочится речной влагой сквозь поры дома, в котором утрамбованы судьбы и истории, перетекающие друг в друга в извечном круговороте жизни и смерти. Простой, но хороший язык, упорядоченная мозаика, которая дает удивительный конгломерат эффектов. Это все - "Дом дневной, дом ночной" Ольги Токарчук. Мечты и сны столь же правдивы и точны (и одновременно, глубинно, мифологичны) как рассказ о житии средневековой святой или древнего рода фон Гётцен. Человеческие миры нанизываются один за другим, словно диковинные разнородные бусинки, на нить, которая закольцовывает их всех и кажущийся Хаос оборачивается Гармонией и целым миром на маленькой голубой бусине Земли, и дальше - разрастается до бесконечности космоса, а небо над небольшой польской деревенькой в несколько домов слоиться безумными радугами слов и снов.
Великолепно!

В центре "Книг Якова" - самопровозглашенный мессия Яков Франк, который распространил еврейское религиозное движение (ныне известное как франкизм) в 18 веке. Бунтарь, шарлатан, провидец? Читатель остается без четкого ответа, получая вместо этого разнообразные точки зрения от его современников, которым можно засвидетельствовать и которым можно доверять – или нет? Книга косвенно указывает на ту тонкую грань, отделяющую правду от лжи, а свидетельства от плодов воображения. Есть шанс, что, рассматривая различные точки зрения, у нас возникнет ощущение, что истина - это просто синоним субъективности. Субъективность в книге поистине перформативна, она проистекает из писем, молитв, документов и других письменных высказываний, и таким образом мы можем увидеть людей изнутри.

Несмотря на то, что книга вращается вокруг религий (иудаизма, христианства и ислама), мы не получаем ответа на вопрос, существует ли единый создатель. Токарчук здесь делает художественный поворот, предполагая, что все мы создатели, потому что устанавливаем внутренние истины, которые ведут нас по жизни.

На протяжении всего романа я не могла избавиться от ощущения, что это очень "мета" книга – книга о писательстве, о построении повествования из фрагментов истории и многозначности слов, книга, которая просто кричит читателю, что язык создает мир. Токарчук привносит в язык особый опыт, связанный с социальными взаимодействиями, с религиями, с ересями, с личными убеждениями. Мир сам по себе божественен, и это не имеет никакого отношения к самопровозглашенному Мессии, который вращается вокруг со своими знаниями, которые, как предполагается, отвечают на фундаментальные вопросы - почему мы здесь, что мы здесь делаем и что нас ждет. Нет, трансцендентная перспектива исходит не от него. Есть бабушка Якова, парящая в пространстве, которое демонстрирует дихотомию бытия и небытия, которые здесь для того, чтобы напомнить нам, что есть вещи, которые мы не можем полностью рационализировать.

Эта книга - текстологический шедевр, который может быть плодотворно проанализирован с применением различных литературных теорий (нарратология, социология литературы и интертекстуальность - вот лишь некоторые из них). По этой причине мои краткие рассуждения об этом ощущаются в лучшем случае как легкое колебание воздуха – я сомневаюсь, что вообще возможно адекватно сформулировать тот опыт, которым Токарчук дарит нам эту книгу.

Стараюсь не читать произведения, получившие какие-либо международные премии, категорически не совпадает у меня мнение с жюри. Практически все победители занимаются размазыванием соплей по дереву, очевиднейших соплей и всегда жутко скучно. Иногда я честно пытаюсь, иногда думаю ну не моего ума это произведение, потом же вспоминая а с чего бы вдруг ради не моего?
Так вот и с Бегунами. Разрозненные рассказы АБСОЛЮТНО не связанные между собой, а тем временем нам обещают связь. И я её всю книгу искала. Связи нет.
Роман-загадка говорят. Нет здесь никаких загадок. Ну кроме пожалуй одной, что случилось с женой Куницкого, где она шаталась 3 дня? Разгадки нет. Можете дофантазировать что хотите.
Бегуны о бесконечном движении жизни. Кто-то течет по течению, кто-то гребет против, некоторые же гребут во все стороны. Очень глубокая мысль. Спасибо, Оля.
Язык хорош. Местами очень приятно, в одном месте даже загрустила и прониклась всем тленом бытия.
Вообще Токарчук конечно классно придумала, подсунуть в начале небольшой детективчик, чтоб ты всю книгу ждал ну чо там чо там, чо было то дальше с ЖЕНОЙ КУНИЦКОГО?
Слабенько.

Мое книжное путешествие по разным уголкам Европы продолжается: после скандинавской прохлады Швеции меня окружили запахи национальных блюд Венгрии (читать книгу в ожидании обеда - отдельный вид мазохизма). И если в первую страну я влюблена давно и безответно, то со второй и раньше не слишком хотела знакомиться, а после книги стало понятно, что не сложится у меня с Венгрией при всем желании. Атмосфера "Гуляша из турула" чужая и малопривлекательная.

Кшиштоф Варга не пробуждает в читателе любви к стране, в которой родился его отец, да и вряд ли ставит перед собой такую цель. Автор прогуливается по улочкам Буды и Пешта, заглядывает в местечки, где можно поживиться и опрокинуть пару стопок паленки, и таскает за собой читателя, на которого внезапно сваливается столько информации о прошлом, настоящем и будущем Венгрии и мыслишек Кшиштофа на сей счет, что перегрузка неизбежна. Остается только цеплять интересные мысли, пробегать по "темным" местам и пополнять свой словарный запас гастрономической лексикой.

Сомневаюсь, что через какой-нибудь месяц после прочтения книги я смогу вспомнить что-нибудь касательно истории Венгрии, хотя автор подробно останавливается на ключевых моментах развития страны и добавляет своих рассуждений. Зато я запомню песню "Bloomy Sunday", которую можно назвать саундтреком "Гуляша из турула", и вот этого самого турула, о чьем существовании раньше даже не догадывалась. Про песню почитала подробнее, слушать ее было как-то страшновато, но май инглиш из нот вэри вэлл (а венгерский так и вовсе одним словом ограничивается), поэтому песня не натолкнула на тленные мысли, а только преподнесла меланхоличное настроение. В книге много такой меланхолии, много воспоминаний, поэтому страна с подачи Кшиштофа Варга становится для читателя таким меланхоличным уголком Европы, со своей долей трагических исторических моментов, любящим вкусно покушать и выпить населением и воистину туманным будущим.

"Гуляш из турула" читается легко и быстро благодаря небольшому объему и понятному языку, порой книга даже кажется интересной, но я бы не стала рекомендовать начинать знакомство с Венгрией с этого произведения. Это блюдо специально для венгров, а мы сторонние наблюдатели, случайно заглянувшие в переулок Будапешта.

-Po co się było rodzić, żeby teraz spać?

Время Гриши

Много лет спустя, перед самым расстрелом, полковник Гриша припомнит тот далекий день, когда он пытался написать августовскую рецензию для ДП.

Гришу тяготила тридцатиградусная жара, солнце немилосердно напекало его черно-белую голову, отчего та становилась одновременно пустой и тяжелой. Нужно было писать, но слова растекались по комнате, Гриша смотрел в окно на летающих за стеклом деловитых сорок и думал про Иисуса и сладкие капустные кочерыжки.

Понемногу ему удавалось все-таки выловить буквы одна за другой и расставить в ряд. В конце концов, он был ответственным барсуком и мог справиться сам, без вмешательства раввина или милосердных ангелов. Впрочем, ангелы из Правека были ему вполне милы, как и прочие духи, святые и не очень. Конечно, Гриша был далек от костельного мира, но и духи были совсем не оттуда – казалось, название «Макондо» знакомо им не меньше, чем «Ешкотли». Они бродили во мхах, спали под речными волнами, заботились о бродячих собаках и каждого могли на минуту забрать в Иерусалим.

Поладил Гриша и с остальными обитателями Правека. Богачи, сумасшедшие, одичавшие, солдаты, утопленники, иконы, мельники, священники – истории перетекали из одной в другую быстрее реки, так быстро, что в небольшую книгу поместилось несколько поколений и при этом на каждого нашлись слова. Короткие, лаконичные и вместе с тем живописно-тягучие фразы, всплывающие в памяти, приводили измученного солнцем Гришу в задумчивый транс, в котором только и смотреть, что на собственные лапы – а ну, исчезнут на половину, - размышляя про Правек, бегунов и бога.

Гриша был убежден, что следует хотя бы раз собраться и написать обстоятельнее, хотя бы на абзац больше и с одной хотя бы весомой мыслью. Он недовольно покосился на солнце, разящее сверху, и на качающуюся прямо перед окном на проводе сороку, отвел глаза и начал печатать, когда услышал из окна:

-Опять единица будет.

Любите ли вы автобиографии? Не обязательно серьезные многостраничные труды, где автор в хронологическом порядке представляет нам всю историю своей жизни. А просто небольшие зарисовки, воспоминания о детских или юношеских годах, какие-то эпизоды из жизни и т.д. Молодая польская писательница Вероника Гоголя написала именно такую книгу. И всё бы ничего, да вот только книга эта дебютная для автора. Нужно иметь определенную писательскую смелость, чтобы начать свой творческий путь именно с автобиографической книги. Не с обычной художественной, в основу которой были бы положены какие-то сюжеты, вдохновленные собственной жизнью (ведь лучше пишешь о том, что хорошо знаешь, а что можно знать лучше собственной жизни). А она начала с самой настоящей автобиографической книги, рассказывающей о её детстве, семье, соседях и т.д.

Пишет Вероника неплохо, многие эпизоды вызывали улыбку, она определенно умеет рассказывать истории, только вот сами истории не смогли меня увлечь. Она описывает детство в деревне, большую семью, бесконечное количество родственников, часто упоминает их смерти, которые описываются, как нечто обыденное. Это взгляд на мир глазами ребенка, который находит захватывающее во всем. Вероника описывает окружающие её вещи и события с такой простотой и детской непосредственностью, что начинаешь думать, будто та маленькая девочка переселилась в уже взрослую писательницу на время работы над этой книгой. Но для человека, который не один день провел в деревне, в этой книге нет ничего нового или впечатляющего.
Советую лучше почитать такого плана книгу израильского писателя Этгара Керета “Семь тучных лет”. Автобиографические истории из жизни автора, повествующие о семи годах между рождением сына и смертью отца. Будто рассказывает твой старый знакомый: вы случайно встретились впервые за многие годы, и вот он неспешно повествует тебе о своей жизни за чашечкой чая.
P. S. Кстати, обложка у этой книги очень красивая, как будто старый бабушкин рушник.

Сильная пьеса. И по содержанию, и как выстроена. И автору требовалась несомненная смелость, чтобы написать такую пьесу.
В пьесе рассказывается, как евреев сожгли поляки во время немецкой оккупации. Но это только маленькое событие во всей книге. А вот как меняются люди, раз ступив на такой путь, как все окружающие закрывают на это глаза, как валят все на немцев.
И автору требовалась смелость, чтобы написать о том, что скрывали многие-многие годы. Пьеса документальная, он собирал для нее материалы и не один год. Но изменилось что? Пьесу поставили, но не в Польше, в Лондоне.
Написано очень сильно. Но вот меня лично не очень задело. Почему? Может быть старой становлюсь? Наверное, потому что знаю, как в каждой стране находились полицаи из местных, которые зверствовали похлеще немцев, находились доносчики, потом на все это закрывали глаза, даже те, кто это делал, верил, что он этого не совершал. И да, это все так удобно и спокойно.
Но две мысли у меня все-таки возникли в голове.
Они очень политизированы, поэтому сразу хочу предупредить: Я не хочу затевать спор о них, Я ничего не утверждаю, Я не за Сталина и его репрессии, и Я не против никакой нации.
Первая вещь - это то, как обернулся конец сталинской эпохи. Выпустили тех, к то сжег евреев, утверждая, что на самом деле все было не так, что вынудили пытками признание. Да, их били и очень сильно, но тех пыток, о которых они заявили, не было. Я не утверждаю, что в сталинское время не было пыток и сажали только виновных. Но и виновных тоже. Я это знаю от тех, кто жил в это время. И не потому что они так безоговорочно верили Сталину. Очень хочется верить, что в нашей стране таких извергов не реабилитировали.
Вторая вещь - это вопрос, который возник в моей голове. Повторюсь - Я не против никакой нации. И в каждой были свои предатели, изверги и полицаи. Но возник вопрос, а не зависит ли количество таких негодяев от нации? Как-то из того, что слышала, все-таки в некоторых национальностях их было больше.

На самом деле эта пьеса не про Едвабне, а про сволочь в каждом человеке и оправдания этому сволочизму, мол, все вокруг такие. Еврейские погромы, режим «красных», немецкая жандармерия — лишь декорации. Просто в сверхэкстремальных условиях первобытные инстинкты проявляются быстрее — благодатная почва для литературного творца.
Самое страшное в Nasza klasa отнюдь не взятая тема, а то, что бытовой антисемитизм и мизантропия автора вылезает в самом начале, вместе с «А что я могла поделать?» Рахельки во втором уроке, наращивает обороты с каждым новым рефреном, и достигает границ омерзения с финальным «А что я мог?» Абрама и «Кто старое помянет — тому глаз вон» Рахель-Марианны. Нечестно сравнивать «А что я мог сделать?» Рысека (да хотя бы дубинкой мог не прикладывать) и «Чем я мог помочь?» Абрама (реально ничем, только приехать и тоже погибнуть). Нечестно ставить на одну доску Зигмунта и Менахема. Нечестно замыливать то хорошее, что сделали Зоська и Владек, напирая на голос плоти и рассказывая, что они всё равно ничем не лучше, такое же тупое быдло. А уж самое нечестное и откровенно мерзкое — даже хотя бы мельком упоминать про сами виноваты, надо было сопротивляться.
Если Слободзянек хотел положить свой кирпичик в стену обличения «позорного факта национальной истории» и показать нелепость «оплакивания взаимных вин», у него не вышло. Если хотел показать, что в каждом человеке нерастраченный заряд ненависти и что одна нация ничуть не лучше другой — вышло вполне.
Однако с точки зрения драматургии пьеса великолепна: необычно выстроена, отличный темп, каждая реплика цепляет, не оставляет равнодушным. Богатый материал для театра — и актёрам, и постановщику есть, где развернуться и где стратить: писал мастер и ставить/играть тоже должны мастера, не меньше.

«Дом дневной, дом ночной» = водка.

Это если коротко.

Объяснить? Извольте. Но тогда придётся зайти издалека. С вина, коньяка и водки.

Нет, историю их возникновения, производства и т.п. рассказывать не буду. Не о том речь. Как и не о том, как приготовить их в домашних условиях.

Речь о том, как их пить. Если, конечно, нет цели просто напиться - и не так уж важно, чем.

Коньяк, к примеру, пьют тёплым, маленькими глотками, задерживая во рту. Вино смакуют, наслаждаясь или стараясь насладиться букетом. Водку пьют залпом и холодную.

При чём тут книги?
Каждая книга требует своего темпа чтения. И порой я невольно сравниваю книги с алкоголем. «Человек без свойств» Музиля, к примеру, для меня словно коньяк – его лучше читать медленно, задерживаясь чуть ли не на каждой странице, обдумывая предложения и абзацы.
Сборники рассказов Макса Фрая – однозначно вино. Быстро прочесть можно, но тогда букет ускользает, оставляя недоумение.
«Дом дневной, дом ночной», оказывается, сродни водке. Пить водку маленькими глоточками – врагу не пожелаешь. Мерзко, горько, непонятно, как же люди пьют эту гадость. Так и книгу не стоит растягивать, ведь тогда ум пытается построить главы в логическую цепочку, проследить развитие сюжета. И когда не получается, начинает возмущаться, что за фигню написал автор.

Да просто книга – не о том. Её надо правильно употребить.

«Дом дневной, дом ночной» удивителен по своей структуре. Каждая отдельная глава как будто бы независима от предыдущей. И пытается претендовать на звание рассказа. Правда, безуспешно. Ибо нет внутри глав самостоятельных завязки, кульминации и развязки. Как и в книге в целом. К большей части глав можно было бы применить термин «лытдыбр». При чтении порой создаётся впечатление: мол, автор что видел – о том и писал. Хотя и это не верно.

«Вкус» книги, замысел автора, станет понятен, если её, как водку, употребить одним махом. Только тогда можно погрузиться в удивительный мир, в котором сплетаются сны и реальность, прошлое, будущее и настоящее, то, чего никогда не было, то, что могло бы быть, и то, что, возможно, было, а может, и нет. И именно тогда внутри становится странно тепло, легко и свободно. Как от стопки ледяной, качественной водки. Именно тогда сквозь сплетение глав проступают те несколько историй, которые по прихоти автора оказались разделены и перемешаны. Любопытное решение, рискованное, но интересное.

Ещё – язык. Не замудрённый, нарочито простой. Но не примитивный. Он не мешает, не заставляет читателя застревать на абзацах и предложениях. И в то же время есть в построении фраз, выборе слов нечто, что создаёт свою атмосферу.

Идея книги. Она, безусловно, есть. Но Ольга Токарчук не из тех авторов, которые преподносят читателю замысел книги готовеньким, на тарелочке. «Дом дневной, дом ночной», напротив, прячет главное за внешним. И этим оставляет читателю возможность самостоятельно подумать, зачем всё это было и почему именно так. И, пожалуй, это правильно. Каждый сам вычленит для себя главное, на чём-то заострит внимание, о чём-то задумается. А в этой книге есть над чем поразмышлять, уж поверьте.

На этом, собственно, можно и остановиться.

Конечно, можно было бы ещё порассуждать о героях. О монахе, святой, Марте, Эрго Суме. Назвать их, к примеру, «потерянными» людьми. Попробовать провести параллели между ними и теми, кто в реальной жизни никак не может найти «своё» место. Но есть ли смысл? Лично я не знаю такого человека, который полагал бы, что он его нашёл. И почему-то мне кажется, что если такие люди и есть, то их очень и очень немного.

Можно было бы попробовать высмеять странности отдельных персонажей. Кого-то осудить, кого-то пожурить. Но разве есть идеальные люди? Мне таких встречать не доводилось. У каждого свои тараканы. У кого-то они крупнее, у другого мельче. Но «тараканы», то бишь особенности, есть абсолютно у всех. Ибо нет такого человека, который абсолютно всем и во всём казался бы нормальным и совершенно без причуд. Да и вправе ли я судить? В своей бы жизни разобраться.

Он понял, что должен ещё раз создать себя, на этот раз из ничего, ибо то, чем он был до сих пор, жило одним стойким ощущением, что он создан неправильно. Или даже, что он лишь на время создан таким, и ему придётся самого себя разрушить и сотворить заново.

Книга «пошла» с первых страниц. Иногда так бывает, начинаешь читать - как будто сел в поезд и поехал, а колеса стучат сердцу в унисон: все такт, все такт, все так…
Хотя это немного странно: мы с автором совсем не похожи. Она – путешественница, которая и года не прожила на одном месте, а я такая, скорее, женщина-дом.)) О себе рассказчица говорит: «Во мне, видимо, отсутствует ген, который позволяет укорениться в одном месте., едва остановившись. Я пробовала, но корни каждый раз слишком слабы и малейший порыв ветра вырывал меня из земли. Я не умею пускать ростки, лишена этого растительного дара. Не пытаюсь земными соками, я анти-Антей. Мою энергию порождает движение – тряска автобусов, рокот самолетов, покачивание паромов и поездов».
Но если разобраться, она, путешествуя, описывает не столько красоты природы и достопримечательности древних городов, хотя и это есть, сколько людей. Ее цель – разные люди. Из осколков их судеб, исповедей, фраз состоит книга. Вот в этом у нас с автором точка соприкосновения интересов. Возвращаясь из своих, пусть не столько длительных и дальних путешествий, я тоже охотно рассказываю о людях, с кем встретилась в эти дни. Их образы – попутчиков в ночных поездах, незнакомых людей, сидящих на соседнем кресле в зале ожидания, с которыми проговорили больше часа в ожидании рейса, запоминаются потом навсегда. Да мало ли таких случайных встреч! Дорога приводит в особое состояние, когда забываешь о рутине дел и открываются шлюзы души, глядя на бегущие за окном картинки или лежащие внизу земные массивы, когда возникает ощущение полета души и свободы.
Они долго помнятся. такие разговоры. И люди тоже помнятся. Люди везде одинаковые - говорит одна из героинь Ольги Токарчук. Да, одинаково удивительны! И это заставляет повествовательницу все время двигаться вперед, узнавая мир и людей. Мир людей. Не будь автор дипломированным психологом, не было бы такой непохожей на других писательницы
Вот только не знаю, не решила, как понимать жанр книги "Бегуны" - роман? Если только герой романа - она сама.
Знакомство с новым для меня автором было удачным и почитаю при случае что-то еще.

Исторический роман польской писательницы и нобелевской лауреатки Ольги Токарчук о польских еврейских сектантах 18 века был заведомо мне крайне интересен. История времен Речи Посполитой – это белорусская история в том числе. Соседство костелов, синагог и православных церквей – обычная картина в городах и местечках и по сей день.

Я надеялась получить объемную картину общественной жизни с огромным культурным фоном, но в первую очередь художественную книгу. На самом же деле «Книги Якова» – это крайне плотный, почти документальный текст-житие Якова Франка и его свиты, генезис и экзитус конкретного «мессии».

Структурно роман делится на семь больших частей-книг согласно хронологии и территории событий. В общую композицию вплетаются тексты двух персонажей-авторов, которые пишут свою самую важную в жизни книгу. Один, Ксёндз Хмелёвский, составляет «Новые Афины», энциклопедию о Польше для всех людей. Второй, Нахман, пишет житие еврейского лжемиссии, конспектируя его проповеди, откровения, сны и прочее.

Основные книги религии шабтайвинникрв, сектантов, еретиков от иудаизма: Талмуд, Кабала, Зоар, Рамбама. И по аналогии с мудростью этих книг Яков пишет свою религию, создавая «книги Якова», отсюда и название романа.

Помимо основной сектантской темы, продыху не будет и от других религиозных представителей: ксёндз Хмелёвский, епископ Солтык (один жалкий, другой изворотливый стервятник), многочисленные еврейские раввины и ребе, один крикливее другого.

В еврейских учебных школах, центрах повсеместно идет изучение священных книг. Кабалисты обсуждают божественные секреты: самосокращение бесконечного бога, каким образом бог находится повсюду, каким образом бог создал мир из ничего, мистику чисел, числовые значения букв. Текст наполнен духами, знаками, смыслами из Кабалы, духи, амулеты, заклинания полноценно заправляют жизнями. Сокровенный смысл божественного и земного открывается порой благодаря курению опиума.

Во время стоянок реб Мордке добавлял в курительный табак комочек опиума, отчего наши мысли возносились высоко и устремлялись далеко и все казалось полным сокровенного смысла, глубоких значений. Я замирал, слегка приподняв руки, и, преисполнившись восторга, стоял так часами. Любое движение головы открывало великие тайны.

Как будто нечего больше делать, все ждут мессию: дети, старики и конечно взрослые. И они его естественно дождутся, сначала Шабтая Цви, а потом Якова Франка. Меня лично поражает, что люди ищут смысл жизни в религии, в ком-то, ожидая мессию, «проводника в мир», вместо того чтобы найти спасение в себе. Хотя в 18 веке какие у них еще могут быть варианты для самовыражения и надежды на лучшую жизнь, кроме самой распространенной – религии?

В те дни даже обычный молочник, развозивший молоко и масло по окрестным деревням, становился мудрецом. И на чем попало пальцем рисовал схемы спасения.

А потом на них на всех накатывала такая меланхолия, что кто-нибудь непременно начинал плакать и хныкать. Тогда хотелось коснуться всего, протянуть руку за чем-то конкретным, но ничего не было. Где все это – этот мир, вся эта жизнь, этот рай? Как до них добраться?

Откуда не возьмись появляется турецкий еврей Яков. Он разговаривает с людьми понятными словами, как купец или бродяга, иногда вставляя ученые слова, и тем подкупает простой люд. Взял себе фамилию Франк (настоящая – Лейбович) что означает… иностранец, кажется. Фальшь уже чувствуется.

Все эти мудрецы и старцы, облепляющие учителей, – просто бездельники, бывшие кочующие торгаши, зацепившиеся за своего пророка, составляющие его свиту. А нормальные, работящие люди, те же действующие торговцы вокруг Якова не задерживались, а вот лодыри и отщепенцы, просравшие должность, которые день и ночь точат религиозные лясы, временами пьянствуют и курят опиум, таскались за ним и рекламировали его повсюду.

После посиделок и словоблудий Яков собирается и с толпой молодежи шатается по городу, задирает прохожих, нарывается на драки, они напиваются и орут. Такова шикарная картина становления мессии. И вот этого проходимца за его ироничные речи, бахвальство и какой-то особый пронзительный взгляд вечно бегающих глазок старики возвели в ранг пророка, мессии. Смешно.

Яков любит скабрезные анекдоты и пошлые песни. Любит завираться, всякий бред геройский про себя рассказывает, и многим слушателям это нравится. Хотя были и здравомыслящие люди, кто вставал с таких посиделок и уходил.

Короля делает свита. Мудрецы-бездельники сделали из гнилого Якова мессию. Об этом книга. Глупцы выбрали в мессию извращенца, сексуально озабоченного, жадного на деньги, ленивого, но веселого гамадрила. Польстившись на его обаяние и ироничные высказывания.

Вот с самого начала чудилось мне, что странные они там все, что копаются в грязи, выискивая сокровища, и не ошиблась. Чем дальше в лес, тем больше дров, чем дальше в книгу, тем больше секса, эрекций, семяизвержений, мастурбации, сдобренных мыслями о боге, святых и всяком таком. Божественные деяния, нечего сказать. По крайней мере соизмеримы по мощности в материальном мире.

Нищие и оборванцы, вечные перекати-поле. Больные, калеки, надеющиеся на какое-нибудь маленькое чудо, но еще более чуда жаждущие сенсаций и скандалов. Подростки, которые вырвались из дома, из-под тяжелой отцовской руки, торговцы, которые по оплошности потеряли всё и теперь, полные горечи и гнева, жаждали компенсации, безумцы всех мастей и те, кто бежал от родных, кому надоели докучливые обязанности. А еще нищенки-побирушки или женщины легкого поведения, почуявшие в этом столпотворении возможность подзаработать, или какие-нибудь брошенные вдовы, никому не нужные, с детьми на руках, а также христиане-оборванцы, бродяги, безработные. Все они тянулись за Яковом, а спроси их, за кем они следуют и почему, – вряд ли сумели бы ответить.

Яков по ночам может биться в конвульсиях, сопровождаемых эрекцией, и эти сцены приближенные дураки, ой, старики, принимают за сошествие духа на Якова. Верят любым попавшимся знакам, снам, даже болезням, принимая их за знаки судьбы и подтверждение веры. Собирают все ереси от встречных мудрецов, создавая свою «новую веру» на базе еврейской (добавляют учение о троице, придумывая четвертую ипостась бога – святую матерь). Проповедуют новую религию, замешанную на иудаизме, католицизме и мусульманстве. Это выглядит так нелепо… Ну как дети малые… Впрочем, чем бы дитя не тешилось.

Да даже ладно с ней, с религией, пусть верят во что хотят. Претензия к тому, кого они выбрали в мессии. Вообще-то цель любой религии – это святость, безгрешность, спасение и т.д. А этот их пророк пример чего? Несдержанности, разнузданности, наглости, идиотства, распущенности. Сам Яков прекрасно знает, что его проповеди представляют собой сборную солянку мудростей, которым его учили приближенные друзья-мудрецы (Иссахар, реб Мордке и Нахман) с изменениями, дополнениями и отсебятиной. Но свите нравятся примитивные выходки Якова: драки, пьянство, припадки, умение переспорить противника, его наглость, самоуверенность, распущенность. Вот собственно и рецепт «мессии». Толпа вокруг Якова и впереди бегущая слава о нем впечатляет людей доверчивых и бедных. В городах более богатых его оплевывают и вышвыривают.

Отдельно обращает на себя внимание, насколько Яков любил чувственные наслаждения и ни в чем себе не отказывал. Женщины с удовольствием ложились под него. Свое пристрастие ловко обтяпал, сделав групповое прелюбодеяние частью религиозных служений. Чего стоят личные стражницы, они же любовницы. Это так пошло и тупо, что не понимаю, как на это могли вестись новые последователи. Со старыми все ясно: те входили во вкус постепенно, не замечая гнили. Все спят со всеми, но только Яков имеет на всех права и только он решает, кому можно взять конкретную женщину, а кому нельзя. Сошедшие с ума от похоти завшивленные святоши не видят, что их одурачили. Старики без зазрения совести берут в жены 13-15-летних девочек. Дети в секте рождаются неизвестно чьи, никто не знает, где чей отец, кроме, возможно, матерей. Меня от этих псевдоправедников так бомбит, что невозможно…

Публичные совокупления Якова, пусть даже с женой, вызывают отвращение на грани рвоты, а описывается это как священнодействие в присутствии членов секты. Совокупление здесь – это тиккун, акт исправления мира.

Как ни старалась я постичь здравое зерно этой сектантской религии, так и не смогла. До последней страницы так и осталось понимание, что Яков Франк – мошенник, дурачивший безграмотных людей и влюбивший в себя этих же запрещенными приемчиками, чувственными удовольствиями, а по-простому, беспорядочными сексуальными связями, удобными для мужчин и неприятными для многих женщин, которых Яков принуждает с собой спать (бедная Вайгеле его откровенно боится).

«Книга Якова» затягивает в себя как болото… Многочисленные герои раскрываются больше, чем можно было предположить о них. Каждый участвует в судьбе другого. Епископы, раввины, жена каштеляна, дворянство. Множество персонажей религиозная общины, обычные еврейские торговцы, варятся в своем соку, являясь дойной коровой для роскошной жизни «мессии». Простой люд, как всегда, за всё отдувается. Бедолаг, примкнувших к секте Якова и убивали, и пытали, и жгли их дома, а их «господин» в это время как сыр в масле катался.

Подле Якова есть искренние приверженцы его учения, те, кто до мозга костей предан ему, в их числе Нахман. До полного самоотречения он копается в мудрых книгах и придумывает неслыханные интерпретации. Когда разумный Антоний Коссаковский (Моливда) слушает откровения старика, ему становится не по себе: Нахман будто погружается в транс, говорит загробным голосом: «Творец ушел, мы молимся Богу, который отсутствует».

Секта Якова существует в том числе благодаря тому, что католическими епископами вертят в своих интересах, ставя условия по сохранению религиозных отличий и хотят получить землю в собственность, а епископы ведутся на шикарную перспективу крещения тысяч евреев-сектантов, естественно, надеясь на почести и повышение от начальства.

Сцена допроса варшавских инквизиторов расставляет все по местам. Там, где поначалу сектанты смогли одурачить всех обывателей, знать, епископов своей якобы наивностью и искренностью, превращается в обнаженную религиозную бесовщину, очевидную для судей. На допросах последователи Якова углубляются в свою сектантскую чушь про чудеса, которые творил Яков, про свет, который исходит от него, про их понимание Троицы… и закапывают себя. Однако вскоре война, перемена власти, раздел Речи Посполитой – и у Яшки-мессии вновь развязаны руки по одурачиванию населения.

Будучи узником, в монастырских стенах Яков через хороший подкуп стражников приглашает к себе гарем из женщин, чтобы день и ночь с ними совокупляться. Эти – самые преданные и благословленные на «дело» мужьями, так что все довольны. Кроме невольного зрителя – меня…

Яков как сыр в масле катается от всеобщего обожания, материальных и съедобных подношений. А паства живет бедно за исключением потомственных преуспевающих торговцев Шоров-Воловичей.

Отец Ханы со временем понимает, в какой ужас превратилась жизнь дочери замужем за Яковом, в каком дерьме (простите), сырости, тупости они живут, в какую забитую овечку превратилась Хана и ее дети. Это он еще не знает, что Хана обязана совокупляться с близкими дружками Якова… И еще впереди инцест Якова с дочерью…

Книга мне не понравилась. Довольно быстро стало понятно, в каком ключе будет повествование. Вязкий текст с описанием бесконечных выходок Якова и религиозной чуши от него лично и его приближенных. Красоты писательской мысли ни в чем не нашла, кроме скрупулезного собирания фактов и описательства событий. Ничего мне чтение не дало, кроме подтверждения отвращения к религиозным фанатикам. История глупости человеческой. Но труд монументальный.

Вспомнила фильм «Пи» Даррена Аронофски. Там математик закопался в Кабаллу и пытался с помощью чисел постичь доселе незримые вселенские связи. Нормальный человек, вляпавшись в эту ересь, буквально сходил с ума. Жуткое зрелище. А вот мудрецы из романа Токарчук этим безумием экстатически наслаждались.

Говорят, я любопытен.
Сказывают, что «Сказ о змеином сердце, или Второе слово о Якубе Шеле» Радека Рака в основе своей имеет исторические события. Дескать, если любопытствуешь и желаешь погрузиться в книгу поглубже, то прежде стоит разузнать кто такой Якуб Шеля, как проходило Галицийское восстание, а также каково было положение Польши первой половины ХIX века. В послесловии романа имеется полезная историческая статья, однако чтение дополнительных материалов также приветствуется.
Сказывают, что книге Радека Рака не место в серии «Иная фантастика», ибо «Шедевры фэнтези» подходят для неё больше. Справно смотрится «Сказ о змеином сердце» рядом с «Миром Миров» Павла Майки, «Водой в решете» Анны Бжезинской и «Бессмертным» Кэтрин Валенте. Это, конечно, не вся правда. Благодаря стилистическим изыскам, метафоричности, обилию ненадёжных рассказчиков и постмодернистским играм, книгу сложно ограничить рамками какого-нибудь магического реализма или мифологического фэнтези, а значит и в «Иной фантастике» она смотрится зело хорошо.
Сказывают, что однажды Якуб Шеля влюбился в непростую девушку и отдал ей своё сердце. Затем, конечно, пожалел об этом, да сделанного не воротишь. Остаётся только попытаться найти замену и постараться исправить свою судьбу. Что не так-то легко простому подневольному крестьянину, жизнь которого осложняют и пан, и черти, и ведьма, и нечисть всякая.
Сказывают, что нет никого в этой истории лучше, чем кот, который иногда петух. И это, доложу я вам, истина. А самыми поразительными моментами показались мне вплетение в сюжет чертей, которые то притворяются

то изображают из себя

Сказывают, что в книге больше шестидесяти глав, представляющих собой различные байки, сказки и легенды, каждая из которых начинается со слова «сказывают». Брешут, само собой. Глав ровно шестьдесят, и лишь пятьдесят шесть из них начинаются со «сказывают».
Сказывают, что есть у книги сей проблемы с переводом. Так ли это, сможет узнать лишь самый внимательный читатель, остальным остаётся только дивиться стилю сказочному и порядку слов приятному глазу. Молвят также, что книга нелегка для понимания и усилий умственных требует от читателя. Но вы это не слушайте. Лучше оцените цитатку интересную с образами необычными:

«Сказывают, что когда не помогают лекарства и всякие снадобья, следует прибегать к иным способам избавления от боли. Ибо боль входит в человека, как черепаха в коровье вымя, и ищет себе место, чтобы устроиться.»

Говорят, что следующей книгой серии будет «Король утра, королева дня» Йена Макдональда. Роман о фейри, которых я не люблю, однако книгу прочитаю, так как велик кредит моего доверия данной серии, да и, как я говорил ранее...
Я любопытен.

Да полно, книга ли это, осмысленный ли роман или только пухлая записная книжка писательницы-поселянки, грезящей наяву обо всём сразу и немножко ни о чём? Такой блокнот, который лежит на прикроватной тумбочке, чтобы, едва пробудившись, тут же набросать уже ускользающий сон. Потом его можно прихватить на кухню, чтобы записать пару рецептов блюд из местных грибов, ядовитых и не очень. После освежить текст своими экстрасенсорными прозрениями, рассказав истории соседей - мертвецов, людоедов-оборотней, жертв инкубов, просто потерянных деревенских жителей с ранимой душой и несостоявшейся жизнью. Взять с собой на краеведческую вылазку, чтобы записать историю о местной бородатой святой и её транссексуальном адепте-монахе. А между делом отражать течение времени, воспевать местные красоты в соответствии со временем года, писать короткие заметки о погоде и природе.
И получится печальная, тонкая, философская хроника, читать которую нужно дозированно, под горький чай, а лучше ликёр. Чтобы не так сильно ёжиться под одеялом, представляя, как мимолётно встреченные герои словно проваливаются в какую-то трещину между реальностью и небытиём, и случается с ними там всякое - от обидного, но терпимого приключения в попытке найти приснившийся голос, до потери невольно отравленного матерью ребёнка. И жутко становится от сочетания обыденности и простоты быта в забытой богом польской деревне, бывшей когда-то немецкой, от погребов с картошкой и чердаков с сундуками, покосившихся ставней и косых пригорков, и какой-то инфернальщины, которая не пугает, но бьёт по больному, оставляет после себя ощущение пустоты, безнадёги, сбывшихся проклятий изгоняемых немцев, бывших хозяев вожделенных каменных домов.

Ольга токарчук пишет прекрасно - зовущим, протяжным, глубоким слогом. Как будто кто-то забился в уютную тёплую нору до весны и вещает нам из-под снега. Но в этих историях так сложно найти какое-то отдохновение, такие они по большей части холодные и горькие, такие туманные, что сложно прерваться, но вернуться к ним ещё сложнее. А читать книгу целиком может оказаться опасно для психики. Особенно зимой и осенью. Особенно сидя в деревенском доме, отрезанном от мира жестоким локдауном. Особенно если вы - я.

Польская нобелевская лауреатка в очередной раз ясно мне показала, что до интеллектуального чтения я не доросла (и не дорасту, видимо, уже).

Книга слишком глубокая, чтобы оценивать ее простыми категориями. На поверхности - вроде как история одной семьи в одной полузабытой польской деревне.

Но почему-то деревня называется - Правек (прото-время), и живут в ней (архангел) Михаил Небесный и (апостол) Павел Божественный, а соседствует им семья Серафимов. В лесу стоит избушка ворожеи Колоски, родившей дочь Руту то ли от человека, а то ли от лозы, под землей змеится грибница, на дереве сидит и скалится Злой Человек, а водяной Оляпка и хочет умереть, но не может.

И все это происходит на фоне игры, в которой Бог творит 8 миров. Или это помещик Попельский кидает кубик и творит бога и мир?

И то ли Бог здесь - (как) человек, то ли люди - (как) боги.

Честно говоря, надо бы перечитать, но, боюсь, мне и так не поможет: распознать шедевр я могу, но понять его - нет.