4

Вечный жид

Первое моё положительное знакомство с автором, до этого был только невразумительный "Тапёр", если не ошибаюсь, в 6 классе. Куприн красочно описывает портовый район Одессы, так и чувствуешь запах свежей рыбы, пивного перегара и солёного ветра.
Гамбринус — это одна из многочисленных пивных, но не обыкновенная, потому что там играет талантливый скрипач, главный герой рассказа — Сашка-еврей.

Со струн Сашкиной скрипки плакала древняя, как земля, еврейская скорбь, вся затканная и обвитая печальными цветами национальных мелодий.

Публика любила его и было за что:

И он играл без отдыха все заказанные песни. По-видимому, не было ни одной, которой бы он не знал наизусть. Со всех сторон в карманы ему сыпались серебряные монеты, и со всех столов ему присылали кружки с пивом. Когда он слезал со своей эстрады, чтобы подойти к буфету, его разрывали на части.

Но мне понравилось то, о чём не было сказано открыто, а подразумевалось: о непостоянности публики. Народ, боготворивший Сашку, довольно быстро забывал его, когда он попадал в неприятности. Он нужен был им только весёлым, со скрипочкой, а его проблемы, по сути, их не интересовали.
А проблемы были, какие — узнаете сами, если прочтёте. Рассказ небольшой, много времени не займёт. Скажу лишь о главном — о погромах.
Рассказ был написан в тяжёлые годы — начало XX века, когда еврейскими погромами не занимался разве что ленивый. Самые обычные люди:

Люди шли теперь убивать, и шли не потому, что им было приказано, и не потому, что они питали вражду против евреев, с которыми часто вели тесную дружбу, и даже не из-за корысти, которая была сомнительна, а потому, что грязный, хитрый дьявол, живущий в каждом человеке, шептал им на ухо: "Идите. Все будет безнаказанно: запретное любопытство убийства, сладострастие насилия, власть над чужой жизнью."

Посетило жуткое ощущение дежавю, не зря говорят, что история повторяется дважды:

Какие-то разнузданные люди в маньчжурских папахах, с георгиевскими лентами в петлицах курток, ходили по ресторанам и с настойчивой развязностью требовали исполнения народного гимна и следили за тем, чтобы все вставали. Они вламывались также в частные квартиры, шарили в кроватях и комодах, требовали водки, денег и гимна и наполняли воздух пьяной отрыжкой.

Были среди них даже такие:

Один из них явно предводительствовал. Это был некто Мотька Гундосый, рыжий, с перебитым носом, гнусавый человек — как говорили — большой физической силы, прежде вор, потом вышибала в публичном доме, затем сутенер и сыщик, крещеный еврей.

Приход "хозяев жизни" в Гамбринус был только делом времени. Но Сашка даже под угрозой смерти не теряет чувства юмора и прозорливости:

— Что? — заревел Гундосый.— Ты не слушаться! Ах ты жид вонючий!
Сашка наклонился вперед, совсем близко к Гундосому, и, весь сморщившись, держа опущенную скрипку за гриф, спросил:
— А ты?
— Что а я?
— Я жид вонючий. Ну хорошо. А ты?
— Я православный.
— Православный? А за сколько?

Знал бы Куприн, что через сто лет всё повторится вновь...
Но даже учитывая все плюсы русской классики, я воспринимаю её с трудом. Не могу когда так — всё плохо, а станет ещё хуже.