В те времена, когда дымами
не подпирались небеса,
а на весу держались сами,
на тонких звездочках вися,
был весь простор доступен взору -
ни труб, ни башен, ни креста:
не так давно найдя опору,
двуногий строил дом как нору,
его пугала высота.
Был дом его и утл, и плосок,
весь состоял из пней и досок
с узором в виде странных рыл.

А Часовщик уж землю рыл.

В цилиндрах доменных печей
его рабов шуруют клещи.
Под сотней гаечных ключей
железо ржавое скрежещет.
Разъярена, раскалена,
стекает каша чугуна.
Тысячелетье стройка длится,
земля дрожащая дымится,
и вот, на тысячном году,
деталь последняя застыла.
Часы - бессмертия могила -
стоят, готовые к труду.

Туга, темна и тяжела,
внутри пружина ожила.

Рвалась плененная пружина!
Тряслась огромная машина!
Летели гири вверх и вниз!
Колеса за руки взялись...
Их мерный ход казался страшен.
Вращение зубчатых башен
во мраке выглядело сонным.
Качались на цепях мосты,
скрипя, и к пропастям бездонным
слетали искры с высоты.
Под каждой цифрой циферблата
стоит охранный каземат,
и сорок два ночных солдата
той цифры тайну в нем хранят.
На циферблате, в самом центре,
воздвигнут замок выше церкви,
во тьму вонзает шпиль стальной.
На этом шпиле стрелки кружат,
и ход их мерный сеет ужас
вокруг машины остальной.
Там Часовщик засел навечно,
воруя время человечье.

Дитя! вокруг лишь повторенье,
безликих дней круговорот.
Сменить паренье на старенье
заставит маятника ход.
Добавит сладенькой воды
в твои мерцающие яды,
твои заросшие сады
распашет в правильные гряды!
Беги!
В дымы лесных кострищ,
беги в заброшенные парки,
беги в пустыни старых крыш,
беги в придуманные карты!
И помни: не навек Часам
смертельно властвовать на свете.
Угрюмый смертоносец сам
себе приготовит сети.
Ведь дети сказочной красы
когда-нибудь Часы обрушат
тем, что возложат на Часы
охапку елочных игрушек.
И дрогнут солнце и луна!
И власть часов сокрушена!