И если бы нашелся человек, который показал бы Шалавину какой-нибудь определенный и ясный путь, он ринулся бы за ними очертя голову, безразлично куда: на белогвардейские корабли в Мурманск или в экспедиционный матросский отряд на Волгу, только бы уйти от этой неясности, от полной неизвестности, что же делать с самим собой, вот с этим веселым, молодым, сильным Юрочкой Шалавиным, желающим жить, а не недоумевать. Но офицеры отмалчивались, прикрываясь анекдотами и шуточками как броней, а идти к большевику Луковсому и с ним вместе к матросам Шалавин не мог: улыбочка Бржевского была страшнее всего, ибо она означала приговор.