– Бренда Тэйлор, CNN, – назвалась она, и Джон заметил, что огонь брызжет и из ее глаз, и из ее голоса, и из каждого жеста. – Мистер Фонтанелли, вы счастливы быть таким богатым?
Этот вопрос был как удар топора. Казалось, все перестали дышать, и внезапно стало так тихо, что упавшую иголку было бы слышно. Джон уставился в галогеновые лампы и объективы и понял, что его ответ на этот вопрос будет разнесен по всем уголкам мира и определит, что подумают о нем люди.
– Ну, – начал он неторопливо, с пустым, как белая стена, лбом, – пока что я еще не богат. Официально передача наследства еще только состоится и так далее. Только после этого я узнаю, каково оно.
Но он почувствовал, что это не ответ. Рыжую он не удовлетворил. Молчание прямо-таки всасывало его. Все взгляды были устремлены на него и требовали большего.
– Такое состояние дается не для того, чтобы сделать его обладателя счастливым, – услышал он свой собственный голос, понятия не имея, откуда в нем берутся эти слова, – скорее это обязанность. И единственная надежда на счастье состоит в том, чтобы попытаться эту обязанность исполнить.
Это казалось ему полной глупостью. Как он мог выдать такую чушь? Это даже смысла не содержит. Он смотрел на полуоткрытые рты, на шариковые ручки, нерешительно застывшие над блокнотами… Сейчас они поднимут его на смех, сделают его посмешищем планеты…
Но потом, где-то на заднем плане, кто-то зааплодировал. Другие поддержали, кто-то похлопал его по спине и прошептал:
– Чудесно, вы прекрасно сказали, Джон…
Что? Чудесно? Что тут чудесного?