— Кресс?
Она затрясла головой, краем глаза заметив маленькие шарики на кончиках антенн, о которых успела забыть. Оставалось надеяться, что ей удалось скрыть свою боль, когда Кресс подняла на Торна глаза.
— Все в порядке. Я не хочу это обсуждать.
Тот стоял, прислонившись к закрытой двери, сунув руки в карманы. И был взбудоражен. Пристыжен, возможно; смущен, на взводе, и сквозило в нем что-то еще — темное и пьянящее, от чего у Кресс задрожали пальцы.
Какое-то время он просто глядел на нее.
— Хорошо, — сказал Торн наконец. — Я тоже не в настроении что-либо обсуждать.
Она хотела было кивнуть, но тут он резко оттолкнулся от двери, и Кресс, моргнув, отпрянула, оступившись. Три шага назад. Четыре. Ноги уперлись в столешницу.
— Чт…
Одним движение Торн поднял ее и усадил на стол, прижимая спиной к огромному горшку с папоротником. А затем… ох.
Поцелуй на крыше стал источником стольких фантазий Кресс, но о таком она и не мечтала.
Тот раз был бережным, нежным, а этот — страстным. Уверенным. Тело Кресс растворилось в ощущениях. Ладони Торна обжигали ее талию сквозь тонкую ткань юбки. Ее колени вжимались в его бедра, а он привлекал ее ближе и ближе, словно та была по-прежнему далека. С губ Кресс сорвался жалобный всхлип, заглушенный губами Торна. Послышался стон — он мог принадлежать как ей, так и ему.
Тот поцелуй на крыше прервался, едва начавшись, а этот длился, длился и длился…