«Тепер ми можем, пожалуй, начинайт»: Об искусстве, воровстве и вдохновении

Моя мать, библиотекарь на пенсии, прочла мою последнюю книгу, когда навещала меня в выходные в честь Дня памяти. Семья наша немного чопорная, ну, скажем так, мать на все 100 процентов, я где-то на 75, так что я не ждала бурной реакции и не была разочарована. Она сказала что «Девушка мечты» (Dream girl) смогла удержать ее внимание и ей было бы интересно узнать, что напишут журналисты. «Очень отличается от того, что ты писала раньше», — добавила она.

Я же в свою очередь много чего добавлю на моей следующей встрече с терапевтом (так, к слову, книга получила первоклассные рецензии от Public Weekly, Booklist и Library Journal, последний из которых назвал книгу «шедевром»). Но рецензия, поразившая меня больше всех, была от моей матери, ее обзор заключался в том, что «Девушка мечты» была книгой от книголюба с отсылками на многие романы и писателей.

«Даже не подозревала, насколько хорошо ты начитана», — сказала она.

МАМ, ПРИЕМ, ТЫ ВООБЩЕ ПОМНИШЬ МЕНЯ? Девятилетнюю меня, которая провела рождественский день за чтением последней книги о стране Оз, зачитывая ее от корки до корки. Или меня в 10 лет, бродящую по Центральной библиотеке, пока ты готовилась к экзамену на библиотекаря, или же двенадцатилетнюю меня, что прятала «Лолиту» под кроватью, а может, женщину, которая читает в ванной и по сей день?

«Девушка мечты», чей сюжет вертится вокруг писателя, его раны и изоляции, ею вызванной, очевидно вдохновлялась Мизери Стивена Кинга. Но «Мизери» не единственная книга, вдохнувшая жизнь в «Девушку мечты». Среди других можно включить «Роман, названный наследием» (A Novel Called Heritage) Маргарет Митчелл Дюкор, Историю с привидениями Питера Страуба и Рождественскую песнь Чарльза Диккенса.

Но самым большим вдохновением был Цукерман освобожденный Филипа Рота . Светская мудрость, с которой трудно не согласиться — это то, что определяет первую книгу о Цукермане Призрак писателя , лучшую из всех романов о Цукермане. Тем не менее «Цукерман освобожденный» остается одним из моих любимых, по большому счету из-за Алвина Пеплера, еврейского офицера, бывшего участника телевикторины и, да, самого большого фаната Натана Цукермана.

Пеплер появляется с приятными словами, которые желает услышать каждый писатель. «Прошу прощения, просто хочу сказать спасибо». На вопрос Цукермана, за что, он отвечает: «Боже! Да за все! Юмор. Сострадание. Понимание наших глубоких порывов».

Но даже в самый первый раз от этой невинной беседы Цукерману становится некомфортно. Фанатизм Пеплера лишь условность для его одержимости. В лучшем случае он писатель, в худшем — сталкер. Со временем он раскрывает свои истинные амбиции — писать литературную критику. При следующей их встрече он прижал Цукермана к его почтовому ящику и настоял на том, чтобы тот прочел его обзор на Цукермана.

«Забудьте о рукописи для начала, — сказал Пеплер. — В этот раз пропустите текст сквозь себя, только ради мыслей».

Цукерман слепо смотрел на страницу. Услышав льва, обратившегося к Хемингуэю: «Пропустите сквозь себя, только ради мыслей».

Цукерман пытается быть вежливым, но отстраняется от «мыслей» Пеплера, обозначив рукопись как тривиальную. Ситуация накаляется, и Пеплер обвиняет Цукермана в том, что он украл его жизнь, в грубой и расисткой форме завершив свою тираду: «Да что ты черт подери знаешь, весь такой из себя c Манхеттеновского Ист-Сайда? Засрали Нью-Арк и воруете мою жизнь».

Цукерман находит убежище в похоронном бюро, и больше мы Пеплера не встречаем.

Засрали Нью-Арк и воруете мою жизнь. Можно ли сказать, что я бы удивилась, услышав что-то подобное в свою сторону? Да еще и на постоянной основе. Любая творческая личность знает фразу «Хороший художник копирует, великий художник ворует». Однако это подразумевает, что мы воруем у других художников. Но что, если мы обворовываем простых граждан?

Нет никаких сомнений в том, что в своих работах Рот вдохновлялся реальными людьми. Еще до появления его биографии в этом году он приспособил некоторые из своих заимствований в «Фактах», до странного тяжелых мемуарах, удививших меня своим мета упражнением, которое сконструировано, чтобы убедить читателя в том, что неважно, какая часть романа является реальной. Читается как сплетни, чрезвычайно банальные сплетни, за исключением историй о его первой жене. Когда глава про жену была опубликована в 1988 году в Vanity Fair, писательница Бетти Фьюсел написала письмо редактору, возмутившись «силе творческого подхода Рота переиначивать реальность (касательно его жены) под свои нужды».

Я буквально сорвала свою копию «Фактов» с полки в гостиной — проверить дату публикации, и заметила странное совпадение: глава о первой жене Рота с очевидной иронией названа «Girl of my Dreams» — «Девушка из моих мечтаний». Неужели все это время оно хранилось у меня в памяти? Получается, отсюда пришло мое собственное название?

Нет. Джерри Андерсен не Филип Рот. Различия для меня очевидны, но все равно набросаю несколько: он моложе, чопорнее и хотя и особо не вызывает восхищения касательно любовных дел, но более сдержаннее, чем Рот.

Меня провозгласили писателем, который при детальном рассмотрении напоминает Джерри Андерсена. Но все же я та, кто вечно вальсирует между правдой и ложью. Конечно, Джерри Андерсен cest moi (это я), но я не из тех, кто мечтает оказаться в шорт-листе на Нобелевскую премию. И я клянусь вам, я никогда не участвовала в тройничке с жюри, чтобы те благословили меня сорвать куш в малопонятной литературной премии. Одно ясно, мне еще только предстоит сорвать куш в этой самой литературной премии.

Одна известная фраза Джоан Дидион гласит: «Писатели всегда кого-то продают». Я соглашусь, я всегда кого-то продаю, и этот кто-то — я. В своих романах я обнажаю свои одержимости и малодушие. Я погружаюсь в своих персонажей, не только Джерри, в случае с «Девушкой мечты», но и его бестолковую бывшую, его невозмутимую ночную медсестру, его невнимательного ассистента; пытаясь понять, кто я и чего хочу. Как писатель, я почти четверть века задаю себе эти вопросы, может быть, потому, что ответы находятся в постоянном движении. Человек, что пишет эти строки, уже не та, что начала писать «Девушку мечты» в 2019-м с расчётом на пандемию, повлиявшую на перемены.

Если вы чувствуете, что я разрушила вашу жизнь и (или) в процессе еще и над Балтимором надругалась — мои извинения. Ведь я все еще живу здесь, и я украла в разы больше из своей собственной жизни, чем из вашей.

*«Тепер ми можем, пожалуй, начинайт» — последняя строка из книги Случай Портного Филипа Рота

Лаура Липман (Laura Lippman)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ