Изгнание Оскара Уайльда, обаятельного Дублинского привидения

Александр Путс о литературном прошлом Северной Ирландии

Впервые Форрест Рид увидел  Оскара Уайльда в Белфасте будучи еще мальчиком.

Это был первый раз, когда я смотрел на знаменитость. Не то чтобы я понимал, что передо мной известный человек, но я вживую смог убедиться: его внешность была запоминающейся. Меня учили, что пялиться на людей невежливо, но в тот раз, хотя моя мама и стояла рядом, я не мог отвести от него глаз и даже подумал, что преступлением было бы сделать обратное. Это, представила мне его мама, «некий» мистер Оскар Уайльд.

Рид вспоминает этот эпизод из своего детства, описывающий знакомство со знаменитым писателем, как не более чем забавную историю. В 1895 году, в год, когда состоялся суд над Уайльдом, Риду было 20 лет. В начале апреля того же года газеты пестрили заголовками о судебном процессе, который Уайльд начал против маркиза Куинсберри. А всего несколько недель спустя те же самые газеты наперебой кричали о том, что Уайльд впал в немилость. Он стал притчей во языцех и символом позора как в Англии, так и в Ирландии. И, куда уж хуже, само его имя стало ругательством.

Рид знал об этом всем не по наслышке. Человек, которого он видел прогуливающимся по Белфасту, теперь кругами ходил по тюремному двору. Что он почувствовал, когда узнал, сколько грязи вылили на него эти утренние газеты, которые лениво просматривают за завтраком? Возможно, испуг. Неприятное предчувствие, нарисовавшее ему мрачное будущее. Желание, оказавшееся всего лишь разменной монетой, сожаление о когда-то отправленных письмах, тень жизни, проведенной в ожидании записки от вымогателя или стука пристава. И все же даже тогда Рид, должно быть, знал, что его жизнь, как бы близок он ни был к квир-персонам, не примет такой формы. По сравнению с Ридом, увлечения Уайльда были более мимолетными и гораздо более опасными.

Пятно, оставшееся на имени Уайльда, отбрасывало тень еще долгие десятилетия после его смерти. Через семнадцать лет после кончины писателя  К.С. Льюис признавался Артуру Гривзу, что он не имеет ничего против разговоров о мужской красоте, если только они не касались «всего, что сводится к низости (и ужасам полицейского суда, своего рода скандалу из мрачной реальности в духе О. Уайльда)». В том-то и заключалась трагедия Уайльда: его тщательно продуманный образ стал синонимом «мрачной реальности». Даже  Э.М. Форстер держался от него на расстоянии вытянутой руки. В «Морисе» главный герой признается своему врачу, что он «тот самый невозможный тип людей сродни Оскару Уайльду».

Для многих жизнь Уайльда — это повесть о двух городах. И в этой версии его биографии Дублину отведена более чем скромная роль.

Более полувека спустя после смерти Уайльда Бриан О'Нуаллан , уроженец графства Тирон и большой любитель псевдонимов, представлявшийся Фланном О'Брайеном на обложках своих романов и Майлзом на Гопалинем в еженедельной колонке газеты «Irish Times», выступил горячим противником идеи поставить писателю мемориал в Дублине: «Оскар Уайльд не был ирландцем, разве что по какой-то случайности родился здесь. Фактически он стал изгнанником и жил в Англии еще до того, как ему исполнилось 20 лет. Ни в одном его литературном произведении нет даже намека на ирландское влияние». Нельзя было допустить, чтобы позор Уальда запятнал честь Ирландии.

О жизни Оскара Уайльда в Северной Ирландии известно до неприличия мало. Некоторые люди и вовсе не подозревают о том, что он был ирландцем. Уайльд родился в Дублине в 1854 году, ранние годы он провел на Уэстленд-Роу и Меррион-сквер. Cемь лет учебы в школе-интернате в графстве Фермана — и вот будущий писатель возвращается в Дублин и поступает в Тринити-колледж. В Англию он приехал уже двадцатилетним юношей — все еще нежный возраст, но тогда он не знал, что ему суждено умереть в 46 лет. Почти половина его короткой жизни прошла в Ирландии. И все же ирландское происхождение Уайльда вызывает у некоторых возгласы удивления. В 1998 году Джеруша Маккормак, в то время преподаватель в Университетском колледже Дублина, не могла скрыть своего «разочарования из-за необходимости объяснять ирландским студентам, что ОскарУайльд в действительности был ирландцем».

Уайльд в период своего творческого расцвета — тот краткий период между первой публикацией «Портрета Дориана Грея»  в 1890 году и обвинением в «грубой непристойности» в 1895 году — был фактически олицетворением лондонского театра, лондонского общества и лондонской моды. Его падение с пьедестала произошло в тесном и душном здании Олд-Бейли, печально известном лондонском уголовном суде, который славился тем, что был способен вселять отчаяние не только в подсудимых, но и в судей.

А потом, после двух лет каторжных работ, был Париж: бульвары, террасы кафе, гостиничные номера, а в 1900 году — простенькая могилка в Банье, пригороде Парижа. Лондон и Париж: для многих жизнь Уайльда — это повесть о двух городах. В этой версии его биографии Дублину отведена более чем скромная роль, несмотря на недавние усилия увековечить память писателя в родном городе. Для Дублина Уайльд сродни Кентервильскому привидению.

И если о «дублинском периоде» писателя знают лишь единицы, то что уж говорить о времени, проведенном в городе Эннискиллен. И правда, не самая занимательная часть уайльдовской биографии. Сам Уайльд был на удивление немногословен, когда речь заходила о тех семи годах, что он провел в Королевской школе Портора, в Эннискиллене, графство Фермана. В 2016 году школу закрыли, но здание, в котором Уайльд учился между 1864 и 1871 годом, стоит там и по сей день. Королевская школа Портора, представляющая собой комплекс из строгих зданий графитового цвета, похожих на коробки, располагалась на небольшом холме над озером Лох-Эрн. Здесь за Уайльдом закрепилось прозвище «Серая ворона», хотя так же можно было охарактеризовать и саму школу — место мрачное и холодное, чьи грегорианские окна выходили прямо на темные воды озера.

Строгий классический стиль этого заведения лучше бы подошел  Сэмюэлю Беккету, который учился здесь позднее, с 1920 по 1923. Да, школа Портора была скорее местом для беккетского Моллоя, чем для уайльдовского Эрнеста. Похоже, обучение здесь мало что дало Уайльду, разве что знание греческого и латыни, но ребенок с его способностями с таким же успехом мог бы обучиться этому в любой другой школе. И тем более он не стал здесь ближе к Ирландии. Казалось, Королевская школа Портора была расположена в Оксфордшире, а не в Фермане — едиственной историей была история Англии.

За пределами классной комнаты обстановка складывалась не лучше. Внеклассные занятия, которые бы удовлетворяли потребностям такого ребенка, как Оскар, можно было пересчитать по пальцам. Даже сексуальные эксперименты, возможности для которых предположительно открывают двери закрытых школ, похоже, прошли мимо него. Неудивительно, что в своих воспоминаниях о школе Уайльд сократил пребывание там от семи лет до одного года. Когда в 1895 году он был осужден за «грубую непристойность», школьное руководство предпочло притвориться, что Уайльд там вообще не учился. Его имя исчезло со школьной доски почета. Инициалы O. У., которые он, будучи мальчишкой, вырезал на подоконнике, директор соскребал лично.

История этой детской надписи представляется особенно интересной. Тот факт, что учителя вообще знали о ее местонахождении в большом здании, внутри которого поверхности пестрели царапинами и каракулями, оставленными поколениями скучающих мальчишек, говорит сам за себя. А ведь эти буквы на подоконнике какое-то время были частью школьной истории. Их нацарапал мальчик, которому были предначертаны великие свершения. Но в своих свершениях мальчик зашел слишком далеко. Историю школы пришлось переписать заново, оставив на ней свежий слой краски.

Школа Портора — не самая увлекательная страница в биографии Уайльда. Мрачные семь лет, которые даже Оскар не потрудился романтизировать. Вместо этого он свел упоминания о них к минимуму и весьма преуспел в этом. Но была и та частичка его детства в Ирландии, которая так же, как и он, пересекла море и прибыла в Англию. Крошечная частичка, надо признать. Слабый отблеск его юности. Тем не менее, это была фигура из прошлого, и она сыграла важную роль в истории падения Уайльда, хотя сейчас мало кому на ум приходит, что имя сэра Эдварда Карсона было связано с уайльдовским скандалом.

Карсон более известен как человек, открывший Северную Ирландию для широкой публики.

Детали скандала, разразившегося вокруг Уайльда, настолько хорошо известны, что о них можно упомянуть лишь кратко. С лордом Альфредом Дугласом они познакомились в 1891 году. Дуглас был красив, самовлюблен и пресыщен жизнью. Но Уайльда это не остановило. К 1893 году они стали неразлучны. Отец Дугласа, маркиз Куинсберри, все с большей тревогой наблюдал за общением своего сына с пресловутым лондонским денди.

История достигла своего апогея, когда в феврале Куинсберри оставил в клубе записку для Оскара. Записка была краткой: «Оскару Уайльду, пародии на сомдомита». «Пародия» было здесь ключевым словом. Это значило, что Куинсберри мог оскорблять Уайльда, не опасаясь судебного преследования за клевету, — он обвинял Уайльда не в том, что он содомит, а в том, что он притворялся таковым. Содомия сама по себе была преступлением, а вот притворяться содомитом никто не запрещал. Возможно, для этой же цели слово «содомит» было написано с ошибкой — обвинение мужчины в какой-то там «сомдомии» вряд ли можно считать клеветой — хотя, судя по тому, что известно об интеллектуальных способностях Куинсберри, более вероятно, что он просто не знал, как пишется слово.

Позже последовали вопросы о мальчиках. Знакомо ли мистеру Уайльду это имя? А это? А что насчет этого?

Несмотря на тщательно подобранную в записке формулировку, Уайльд подал иск, обвинив Куинсберри в клевете. Вопреки советам друзей. Записка была оскорбительной, но это было личное оскорбление, которое один мужчина нанес другому. Не было никаких оснований полагать, что обвинение Куинсберри достигнет широкой общественности, при условии что Оскар не станет предавать это огласке, обратившись в суд. Зал суда был неподходящим местом для такого человека, как Уайльд, даже если он выступал там в качестве потерпевшего. Факты из его личной жизни делали его очень уязвим.

Эдвард Карсон выступал в роли адвоката Куинсберри. Поначалу он отказался. Как и Уайльд, Карсон родился в Дублине в 1854 году. Детьми они вместе проводили каникулы в графстве Уотерфорд и оба учились в Тринити-колледже. За эти годы они пару раз пересекались друг с другом в Лондоне, хотя друзьями никогда не были. Карсон подозревал, что связь с Уайльдом, какой бы незначительной она ни была, представляла бы собой конфликт интересов. Он не стал бы защищать человека, обвиняемого в клевете на одного из своих знакомых, особенно такого человека, как Куинсберри, глуповатого шута, единственной заслугой в жизни которого было то, что он горячо ратовал за кремацию.

Но Карсон изменил свое решение, когда понял, что обвинения Куинсберри могут быть легко доказаны в суде. Опросили мальчиков, предлагающих услуги интимного характера, взяли свидетельские показания, в качестве ценных улик изъяли вещи, которые Оскар дарил своим любовникам. Любопытно, насколько изменилось отношение Карсона к делу. Безусловно, факт того, что Уайльд вел насыщенную интимную жизнь, потряс глубоко религиозного адвоката и побудил его к действию. Маловероятным кажется и то, что Карсон якобы изначально отказался браться за дело, потому что считал его проигрышным: проза и пьесы Уайльда были пропитаны декадентской чувствительностью и нравственными ценностями близкими квир-культуре той эпохи; тем не менее это нельзя было считать весомым аргументом, доказывающим, что Куинсберри был прав, называя Уайльда содомитом. Теперь же, когда клубок интимных связей писателя удалось распутать, сомнений в том, что маркиз может быть оправдан, не осталось.

Перекрестный допрос Эдварда Карсона вызвал в обществе резонанс. Остроумие, обаяние Уайльда и его талант к откровенным (хотя и шаблонным) парадоксам оказались бессильны перед упорством Карсона. Первое же слушание оказалось победой. В суде Уайльд заявил, что ему 38 лет. Карсон, который знал, что они с Оскаром одногодки, напомнил драматургу, что ему должно быть не менее 40. Мелочь, казалось бы, но очень весомая. Уайльд скомпрометировал сам себя. Позже последовали вопросы о мальчиках. Знакомо ли мистеру Уайльду это имя? А это? А что насчет этого? А верно ли, что одному из своих юных друзей мистер Уайльд подарил портсигар, а другому новый костюм и трость с серебряным набалдашником? С какой целью это было сделано? Почему вы сделали это, мистер Уайльд? Почему, почему, почему?

Остроумие изменило Уайльду. Место парадоксов заняли отчаянные колкости. Публика, поначалу смеявшаяся вместе с ним, теперь холодно взирала на него из зала суда. На третий день судебного разбирательства адвокат Уайльда отозвал иск против Куинсберри. Поговаривали, что Уайльд отправился искать счастья в Англии по той простой причине, что на ирландцев его остроумные речи не произвели впечатления. В конце концов, возможно, судьба распорядилась так, что именно соотечественник-ирландец оказался тем, кто сыграл с ним злую шутку.

Александр Путс (Alexander Poots)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ