Я молча смотрел на губы. Все женщины — губы, одни губы. Чьи-то розовые, упруго-круглые: кольцо, нежная ограда от всего мира.

И эти: секунду назад их не было, и только вот сейчас — ножом, — и еще каплет сладкая кровь.
Ближе — прислонилась ко мне плечом — и мы одно, из нее переливается в меня — и я знаю: так нужно. Знаю каждым нервом, каждым волосом, каждым до боли сладким ударом сердца. И такая радость покориться этому "нужно". Вероятно, куску железа так же радостно покориться неизбежному, точному закону — и впиться в магнит. Камню, брошенному вверх, секунду поколебаться — и потом стремглав вниз, наземь. И человеку, после агонии, наконец вздохнуть последний раз — и умереть.

Помню: я улыбнулся растерянно и ни к чему сказал:
— Туман... Очень.
— Ты любишь туман?

Это древнее, давно забытое "ты", "ты" властелина к рабу — вошло в меня остро, медленно: да, я раб, и это — тоже нужно, тоже хорошо.

— Да, хорошо... — вслух сказал я себе. И потом ей: — Я ненавижу туман. Я боюсь тумана.
— Значит — любишь. Боишься — потому, что это сильнее тебя, ненавидишь — потому что боишься, любишь — потому что не можешь покорить это себе. Ведь только и можно любить непокорное.

Да, это так. И именно потому — именно потому я...

...Этот отрывок замятинского "Мы" я читала на зачёте по "Выразительному чтению" - третий или четвёртый курс института, не помню уже... Откровенные, чувственные слова ложились в тишину аудитории... Выбор был смелым.

...И сейчас не могу читать этот отрывок "про себя": нужно обязательно шептать, проговаривая все слова и складывая губы в округлое упругое "О"...