Ступеньки вверх.. (исповедь)

В последнее время я вижу странные вещи не от мира сего. Даже призраков..
Таинственные существа: бледные призраки бабочек в уголке замученного сумрачного окошка, между этажами в подъезде.
И водопады оледеневшие, лестниц, из ниоткуда, в никуда, словно пейзаж далёкой и грустной планеты.
Некоторые подъезды похожи на отблеск чистилища, или, им просто снится что-то жуткое и некому их разбудить. Они ворочаются и что-то шепчут во сне..
По крайней мере, мой подъезд, именно такой.
Особенно ясно это понимаешь, когда не работает лифт и поднимаешься на 23 этаж, пешком (поднимаясь по лестнице, я люблю иногда читать вслух стих Ники Турбиной — «Ступеньки вверх», на манер считалочки).
Тут нужно уточнить, что я поднимаюсь к себе домой на 23 этаж.
Но я вовсе не живу на 23 этаже.
Более того, в моём доме и нет стольких этажей: на том месте, где должен быть 23 этаж — высокая синева над крышей и ласточки.
Этажи синевы, населённые ласточками и шелестом осеннего клёна…
Дело в том, что моя любимая живёт на 23 этаже. Я — на 3.
Но она живёт в другом доме. Более того — в другом городе.
Но мне… сладко представлять, что я поднимаюсь к ней: я просто поднимаюсь до крыши и спускаюсь, с элегантностью лунатика, тоскующего по любимой.

Если становится особенно грустно, то слёзы порой сами собой дрожат на ресницах (и они тоже, похожи на лунатиков на карнизе.. целая вечеринка лунатиков на крыше!), и поднимаешься в каком-то радужном, субтропическом тумане: бесприютные и милые цветы между этажами, посаженные неведомым садовником, или бесприютным аксаковским чудовищем, приходятся очень кстати: они и правда похожи на бесприютных ангелов, стерегущих людские сны, мечты, жизни..
Вот, сверху спускается милая девушка с каштановыми волосами в синем пальто: она кажется мне ангелом, спускающимся с небес, к грешным людям..
А я? Я словно умер и пешком поднимаюсь на небо.

Интересно… когда умираешь, не сразу ведь попадаешь на небо?
Наверно зависит от грехов и души.
Иные — сразу, как на лифте, с комфортом, словно в объятиях ангела.
Другие, «везунчики» — пешком. Лет 100, 200, 300 могут идти, как на безумно высокую гору, чья вершина скрыта за облаками.
Слышал о планетах, на которых есть исполинские горы, размером с луну.
Всё равно что идти до луны пешком. Удивительно..

Вот ребёнок с собакой спустился.
Собака залаяла на меня, как на грешника: наверно не хотела пускать меня на небо..
Стал подниматься выше и замер возле маленького окошка: призрак мотылька, давно уже сошёл с ума и бился слепыми крыльями о стеклянную, печальную синеву, о стеклянные, словно навек замороженные в открытом космосе — тополя.
Вместо чудесной пыльцы, на его крыльях — пыль и побелка. Грустно до слёз.
Милый ты мой..
Протянул к нему руку, погладить, а призрак мотылька отшатнулся в ужасе от меня и я идиотически, с грацией лунатика, погладил замученное и пыльное окошко.
Мне хотелось выпустить на свободу и призрак мотылька, и окно.

Сел на ступеньку, опустил голову на сложенные на коленях, руки, и тихо заплакал.
Сверху кто-то спускался, но я не видел, кто.
Быть может — ангел…
Голубоглазые шаги замерли и задумались о чём-то возле меня, и снова пошли, как часы, показывающие сразу — вечность.
Есть в опустевших и заброшенных домах, заросших тишиной, такие часы: если их заведёшь и они пойдут, то становится страшно: словно бы время разбудили и ему что-то снилось кошмарное и оно бредит, вскрикивает и даже хватает тебя за руку.
Или нет: словно мёртвого вернули к жизни, он изогнулся всем телом, лёжа на полу, хрипло вздохнул и с ужасом огляделся вокруг на бред жизни.
Его взгляд словно говорит: зачем? зачем ты меня вернул к жизни, в этот ад, где ничего уже нет? Убей меня, молю, убей!
И ты останавливаешь часы. Тихо отворачиваешь их к стене, словно закрываешь веки, покойнику.

Вам нравится романтика?
Я её боюсь. Я теперь всего боюсь (заблудившееся эхо Кирилловских слов из «Бесов» — я всему молюсь!).
Когда жизнь медленно угасает без любви, она становится похожа на тёмную и незнакомую комнату, в которой ты однажды утром, проснулся и не можешь выйти.
Тьма в комнате на миг приоткрылась и закрылась: словно кто-то моргнул.
Кто-то вошёл, что-то вошло, ты это чувствуешь.
Даже сама тишина «его» присутствия ужасает до мурашек на сердце.
А вошёл быть может, всего лишь котёнок. Или чудовище.
Или просто, осенняя листва залетела во тьму странной комнаты и сама испугалась, замерев в воздухе и закрыв лёгкими, полупрозрачными ладонями, лицо.

Можете припомнить, какое у вас самое счастливое событие было за последнюю неделю? А месяц?
Так сразу и не вспомнишь, правда?
Много чего мерцает в сумерках памяти, словно веточка вишни тихо зацвела на заре: встречи с друзьями, волшебный вечер с любимым человеком, милая природа, нежность свидания с красотой искусства, или даже… чудесное пирожное.
Почему бы и нет?
Ах, порой и пирожное может быть маленьким чудом, и ощущение счастья от него, как бы это ни было странным, словно бы робко стоит посреди вечера и держит за руку, ощущение счастья от просмотра фильма Бергмана, или от романа Тургенева, или просто от любования дождём у вечернего фонаря.
Чуточку даже стыдно, словно бы пирожное..  равно — Тургеневу, сверканию дождя у фонаря, похожего на призраков мотыльков. Невесомость какая-то и блаженство. Космос сбывается рядом с нами, а мы и не замечаем..
Ощущение, как после потери девственности: и сладостный стыд и обнажённая ранимость пред миром и матовый холодок счастья на сердце и что-то ещё, милое, робкое, похожее на цветы на заре, на ветру.
Когда-то давно, сицилийки, после первой брачной ночи, неделю не смотрели любимому в глаза, так им было стыдно.
Что-то похожее и у меня. О! Не в том смысле, что я не смотрю неделю на другие пирожные! Просто после блаженства с пирожным, мне порой стыдно смотреть.. фильмы Бергмана, читать Платонова, смотреть, как фонарь нежно зарастает вечерним дождём.. словно каряя лодка причалила к берегам Стикса, заросшего камышами, как в речке в глубинке России.
Или только у меня такое бывает от пирожного? Не только от пирожного..

Я часто беру одно и то же вишнёвое пирожное в кондитерской.
Но однажды.. с пирожным случилось прямо-таки чудо!.
Это не было обычное, «моё» пирожное.
Оно даже на вид было чуточку другим: так порой во сне мы улыбаемся бог знает чему, и наше лицо дивно преображается.
Один раз я подсмотрел это чудо у моего смуглого ангела в постели, когда проснулся среди ночи от нежности к любимой и просто любовался ею. И вдруг.. она улыбнулась во сне. Казалось, мне подарили цветы, самые редкие на земле цветы..
Не удержался и поцеловал краешек улыбки моего ангела.
Встретить в зарослях ночи и звёзд улыбку спящего любимого человека, так же редко, как встретить в лесу.. ну, не знаю, единорога, или эльфа.

Но это было то же самое пирожное!
Может у пирожных есть своя реинкарнация?
Кем было моё пирожное в прошлой жизни?
Одним из тех бесприютных стихов Перси Шелли, которые он клал в бутылку и бросал с моста в реку? Его стихи никто не читал. Он из них иногда даже делал бумажные кораблики и пускал по реке.
А может, моё пирожное было признанием в любви, Джульетты, той чудесной апрельской ночью в Вероне?
Или улыбкой, на лице моего спящего смуглого ангела, который грустит обо мне и видит чудесный сон, как мы вместе идём по московскому парку и возле нас цветут вишни: ах, улыбка спящей, влюблённой женщины, сама похожа на зацветшую веточку вишни на ветру..

А кто делал моё пирожное? Может, ангел?
Если ангелы сходят на землю, они должны как-то скрываться между людей.
Почему бы им не быть… кондитерами, врачами, пожарными, поэтами.. или даже тихими сумасшедшими, любующихся на вечерний дождь возле фонаря?
Если бы я был ангелом, я бы обязательно стал пилотом воздушного шара, или даже — дирижабля. Или сумасшедшим.
Правда, одно другому не мешает.
Мой смуглый ангел очень любит воздушные шары и дирижабли. (я вообще думаю, что ангелы именно так и выдают себя. Им нравятся вот такие милые и странные вещи. Быть может даже существует кружок ангелов-воздухоплавателей: когда на вечерней заре, над синеющим лесом восходят лунные очертания розовых, жёлтых, зеленоватых шаров — это выглядит удивительно, не от мира сего. Как пейзаж далёкой планеты). Однажды мы взяли напрокат огромный воздушный шар, похожий на взошедшую розовую луну где-нибудь над Юпитером.
Я ей там впервые признался в любви. И в шутку (почти, в шутку), сказал шёпотом на ушко: давай свяжем пилота и угоним воздушный шар на луну? К звёздам?
К слову..  грациозное вышло бы самоубийство, на двоих. Учитывая, что тут, на этой безумной земле, настоящая любовь, почти никому не нужна: она здесь - чужая.

Не знаю.. может кондитер в тот день, когда делал пирожное, влюбился? (ах, не в моего ли смуглого ангела? Она может свести с ума и кондитера и пожарника и… чего уж греха таить: сумасшедшего).
И вечный свет души кондитера, свет любви, словно ласточка на заре, зачерпывающая крылом розовый трепет зари (любители ласточек знают, что на заре — они превращаются в ангелов — ласточки, а не любители ласточек. хотя.. — солнце уже зашло, синева неба как бы припала на колени и молится, прикрыв глаза; ласточки летают высоко-высоко, и их крылья ловят алый трепет солнца, словно отсвет рая: в такой миг, крыло ласточки похоже на сакуру, зацветшую в раю), вот-вот вылетит из тьмы земной, в космос, на миг покинув тело и коснувшись пирожного.
Я даже одним дождливым вечером, ждал возле одинокого фонаря, когда рабочий день в кондитерской, закончится.
Что я хотел увидеть?
Как выходит ангел, улыбающийся небесам и смущённо раскрывающий над головой тёмно-синий зонтик, с грациозностью крыльев?

Так вот. Если я буду вспоминать самый яркий момент счастья, за последнюю неделю, месяц… и ещё месяц, и ещё, ещё..
Мне вспомнится просто тихий дождик у вечернего фонаря возле кондитерской, или невесомо-медленно, задумчиво падающее голубиное пёрышко (длинное, карее), возле моего окна.
Оно похоже на ушедшего в молитву, танцующего суфия.
Романтично? Красиво?
Вы понимаете, о чём я говорю?
Это самые яркие события и приключения, высшие моменты соприкосновения души — с миром. Счастье — нищего, лишённого любви и человеческого тепла.
Это даже забавно: одни и те же вещи могут быть атрибутами и рая, и ада.

Точно так же, и дождик у вечернего фонаря и перышко, могли существовать и в аду, в герметичной и опрятной пустоте, от которой некуда убежать. От которой хочется кричать: но в пустоте космоса и ада — слов не слышно.
Может это акустика ада, отчасти и виновата в том, что влюблённые не слышат друг друга? Им нужно либо одновременно быть в космосе, или в аду, или на земле.. не важно: лишь бы быть вместе.
Пёрышко и дождик могли существовать и на далёкой, грустной планете.
Представьте на далёкой планете, одинокий фонарь и тихий дождик.
Красиво? Красиво было бы, если бы там было ещё хоть что-то. А так, это похоже на бред заболевшего маленького принца, метающегося в жару возле увядающей розы, держа её в руке, как возлюбленную..
Это.. страшно. От такого «счастья», хочется опустится на колени посреди многолюдной улицы, и тихо заплакать, закрыв ладонями лицо.

И что ужасней всего, это осознание: и через месяц, и через год, и через 5 лет… меня ждёт лишь это «счастье» и герметичная пустота, как в глубоком космосе: ни любимой, ни друзей, ни здоровья, ни жизни, ни надежды.
А жить без надежды нельзя. Душа задыхается: она — небо души, где расправляются крылья.
Мы просто не замечаем, как надежда тихо зреет и наливается светом и прорастает жизнью и счастьем, любовью, вдохновением.
В этом плане надежда — самое таинственное вещество души, быть может, равное в чём-то той самой тёмной материи, из которой на 86% состоит вся вселенная.
Есть в ней что-то спиритуалистическое и нездешнее, как дуновение крыльев ангела, связывающего земное с небесным: так звёзды днём, невидны, но если прищуриться, как в детстве в лазурь, то можно заметить тихое и прозрачное мерцание мириадов звёзд, как в открытом космосе
А пёрышко в космосе, смотрелось бы красиво..
А птица в открытом космосе — потрясает до слёз. Даже представить невыносимо, как она беспомощно бьётся в пустоте, словно её только что подстрелили.
Птица в космосе - жизнь без надежды..

Герметичная пустота: ни любви, ни жизни, ни творчества..
Да, я иногда пишу стихи, похожие на сигнал с далёкой звезды, для любимой.
Но кто их слышит и видит? Осенняя листва, перелётные птицы, дождь у ночного фонаря..
Я не умею писать стихи. Совсем. Это и не стихи, в полном смысле слова.
Это.. как рисунки на полях дневника моей жизни.
Или как рисунок пальцем на запотевшем окошке в трамвае: грустил о любимой, задумался и вот, нарисовалось что-то..
Так в рассказах Чехова, на лавочке в парке сидят мужчина и женщина, говорят вроде о любви, но получается всё о каких-то пустяках… затмевающих эту любовь, а сердца у обоих — рвутся от боли, и мужчина рисует на песке возле лавочки, кончиком зонтика, что-то бессмысленно-нежное, грустное.

Или вот ещё: мои стихи похожи на «ангела», которого делаешь, упав в снег.
Другие, пишут замечательные стихи, любят и любимы, живут, умеют быть счастливыми, а я… я делаю «ангела» в снегу.
Как в жизни, так и на белом, как снег, листке — словом.
Моя жизнь так же одинока и бесприютна, как и творчество: мы никому не нужны.
Это не банальное сетование иных творческих людей, а-ля Пьеро, поверьте.
Когда жизнь хоть как-то восполнена, то легче перенести ненужность в чём-либо, даже с улыбкой.
А так.. словно идеальный штиль — жизни, творчества, любви, судьбы. Всё жутковато и как-то блаженно выравнивается, как вес вещей в космосе, и становится как бы равно друг другу, переливаясь одно в другое, и если.. ранить что-то одно, то умирает всё остальное.
Изредка, словно вестники других миров, одинокую луну моего творчества, посещают таинственные создания, и, словно ангелы смерти, взвешивающие душу, с её грехами, в руке, с улыбкой говорят: ты никчёмный поэт. Ты не умеешь писать стихи..
А мне слышится другое, и правда, что-то инфернальное: ты никчёмный человек. Ты не умеешь жить. И потому мы за тобой пришли. Ты должен умереть. Собирайся.

Да, я не умею писать стихи. И жить не умею. Пытаюсь.. Как и любить. На этой безумной земле, жить — так же сложно, как и любить. И вдвойне ужасно, если дар любить в тебе больше дара — жить: душа норовит обогнать тело и занять его место. Другими словами, происходит райская синестезия смещения души. А если ещё проще — желание умереть. Расправить крылья, которые тут, на земле, волочатся по лужам и грязи.
Я был бы идиотом и пошляком, если бы издавал свои стихи.
А так.. словно призрак-эксгибиционист, я как бы прячусь в переулочках тёмных строк, поджидаю… то женщину, то бездомную собаку, то звёздочку в небе, то дождик.
Выскакиваю перед ними (в разное время, разумеется. Кто же их соберёт всех вместе.. мечты, мечты..), и распахиваю.. не плащик, нет — а грудь свою, обнажаясь до души и ада.
Я и правда люблю читать свои стихи бездомным собакам и деревьям, дождю. Так что это буквальный почти образ.
В этом и правда есть что-то безумное и забавное, правда? Вы же не подойдёте к человеку, лежащему со слезами на глазах в снегу, делая «ангела», и не скажете ему с умном видом: ну кто так пишет стихи!

Кто-кто.. я так пишу стихи. И рассказы свои пишу так и живу так, делая «ангела» в снегу.
Одно лишь я умею… любить. Точнее, только сейчас я понял, как надо любить.. потеряв любимую.
Только её в целом мире, я и умею любить. Бывает, лежу как нежный дурачок в осенней листве, и делаю ангела, смотря на первые звёзды в небе, тоже, похожие на осеннюю листву в своём пёстром мерцании. Редкие прохожие проходят мимо меня. Слышу улыбающиеся голоса. Словно ангелы населили парк, как планету.
Кто-то говорит: он пьяный? Другой отвечает: сумасшедший? Третий, женский голос шепчет, как бы сам с собой: нет, он просто влюблён..
Рыжая собачка подбежала ко мне и тепло лизнула мне ладошку.
Чудесное ощущение.. словно в Эдеме, первый алый лист сорвался и коснулся меня.

Поздний вечер. Я лежу в листве: ангел в засаде. Интересно, делают ли ангелы — «человека»?
И как? Может упасть с неба, влюбившись, (разбившись!) это значит — сделать человека?
Космос взошёл на небе, как луна. Влюблённые парочки идут мимо меня и не видят меня: я — часть листвы опавшей, часть осени и звёзд.
Смотрю на звёзды и думаю: пишу я стихи точно так же, как и плаваю — никак.
Или как я иногда шучу — только в глубину, пуская пузыри.
Я тонул три раза..
Хотя плавать я всё же умею, это и правда, похоже на мои стихи и мою жизнь: захожу медленно в воду. По грудь, по шею и уста: дальше — уже игра со смертью. Игра с синевой. Голубые слова..
Я высокий, и там, где нормальные люди уже вовсю плывут, оторвавшись от дна (так ангелы отрываются от земли и летят в синеве), я.. иду с улыбкой на цыпочках, талантливо разводя руками в разные стороны, так что люди улыбаются мне и думают, что я тоже плыву, что я нормальный.
А на самом деле я уже по уста иду в воде, на цыпочках, и дно с чеширской, жуткой грацией уходит из под моих ног.

Однажды я поссорился с любимой и пошёл купаться один, в ночном море. Волны сливались с тёмно-синей ночью и звёздами. Меня накрывало звёздами и ночью. Я захлёбывался ночью и шёл как лунатик по карнизу, на цыпочках по дну, словно по поверхности далёкой планеты, лёгкий, как сон.
На моих устах — стихи о любимой. Её милое имя… вот, ночь меня накрывает с головой. Обнимает меня и влечёт в космос, на глубину.
Я вырываюсь от неё, глотаю воздух рукой, пяткой, ртом: всё жутко смешалось во мне, и душа и тело, и уже не понятно где рот, где сердце, руки: я — сплошная боль и тоска по любимой: любимая, помоги мне! Я люблю тебя!
Милосердные ангелы постелили мне дно под ноги и под руки.
Измождённый и голый, я выхожу на берег и падаю на посверкивающий от луны и фонарей на пляже, песок: чем-то похож на любовника Афродиты, или её раба, которого вынесло море после кораблекрушения: он ищет свою богиню, в море и на берегу, ищет годы.. (иногда кажется, что у Боттичелли был черновик такой картины!).
Недалеко стоит женщина в тёмно-синем платье, с сигареткой в руке и странно смотрит на меня с робкой улыбкой. Я улыбаюсь ей из последних сил. Возле моего лица валялась чья-то бутылка и мне было ужасно стыдно: девушка могла подумать, что это моя. Что я просто напился и купался голым. Сердце бьётся, то в песок, то в звёзды..
Вот на что похожи мои стихи, рассказы. Так я и живу. И люблю..

Боже мой! Но как же по детски я радуюсь, когда в шелесте стиха, в нежной чепухе стиха, словно пёрышко, невесомо падающее с неба, мелькнёт хорошая строчка, всего одна единственная! Она.. словно моя мысль о любимой, её смутная мысль обо мне, о нашей любви.
В такие моменты я ощущаю себя не поэтом.. а нежным астрономом, который поймал сигнал с далёкой и таинственной звезды.
Потому что моя любимая, не от мира сего.
Я каждый вечер поднимаюсь по ступенькам подъезда к далёким звёздам и сочиняю стихи для любимой..
Улыбаюсь мотылькам в замученном сером окошке: они чем-то похожи на мои стихи..
Когда я дойду до любимой? Не знаю. Через год, десять лет, или 1000. Не важно.
Для настоящей любви, время не имеет значения: когда я умру, моя душа, будет всё так же медленно подниматься на небо по ступенькам воздуха, к любимой моей. Я буду идти среди звёзд, к моему смуглому ангелу сквозь метели звёзд, мимо луны, похожей на воздушный шар, покидающей Землю (в «корзине», внизу, — влюблённое зажжённое окошко и счастливый фонарь).
Мы обязательно встретимся и будем вместе. И уже не расстанемся. Никогда.