Странствия Улисса, или Лучшее в мире снотворное!

Я не люблю Джойса, и да простит меня за это Святой Брендан. А он меня непременно простит, ибо великий ирландский писатель не был добрым католиком и иногда позволял себе впадать в мерзейшие прегрешения. Но сейчас не об этом. Когда уже тому лет дцать назад я взялась читать «Улисса», я с безусловным уважением относилась к этому гиганту мысли, прочесть которого – дело чести каждого уважающего себя эстета от литературы, но даже понимание того, что я читаю шедевр, не мешало мне засыпать, не дождавшись, когда Леопольд Блум дожарит почку. Он делал это так обстоятельно, что я успевала посмотреть пару короткометражных снов, потом продирала глаза и продолжала мужественно брести с реинкарнированным в двадцатом столетии Улиссом по дублинской улице, но, не успев достигнуть ее конца, засыпала снова.

Я засыпала, когда бы и при каких обстоятельствах ни читала книгу. Когда я брала томик Джойса с собой в постель, чтобы приобщиться к изысканным красотам его стиля перед сном, на втором абзаце я переносилась в объятия Морфея и глубокомысленые аллюзии мастера свободно вплетались в мои в меру причудливые сны. Проснувшись, я понимала, что прошло несколько тысячелетий, если считать со времени пришествия Гомера, и давно уже пора на работу. Я брала увесистый том с собой в мою специально расширенную дамскую сумочку, изначально заточенную на то, что в ней будут носить тысячестраничные кирпичи (дело было еще до ридеров); я усаживалась в метро, втыкаясь в страницу, на которой какие-то залихвацкие репортерские строчки повествовали о полном опасностей и превратностей судьбы преодолении нашим робким, но вдумчивым героем перекрестка, но, не успев добраться до противоположной стороны улицы, я засыпала и пропускала свою остановку.

Когда поздним воскресным утром, наверстав все часы недосыпа за предыдущую неделю, я тянулась к заветному тому, дабы наконец на свежую голову разобраться в географии джойсовского Дублина, я снова позорно засыпала, не успев распробовать на вкус высококачественные фигуры речи. Когда я просыпалась, бормоча что-то вроде «вельми понеже» и «паки херувимы» (так переводчики воспроизвели древнеирландский слог), день был безнадежно потерян, и где-то между головной болью и сложными синтаксическими конструкциями голос разума шептал мне: «Брось, брось эту книгу, она заколдованная, однажды ты уснешь над ней и очнешься через триста лет в затянутом паутиной хрустальном гробу, подвешенном в помещении, поразительно напоминающем общественный туалет, только принца не будет, потому что он Улисс, он странствует в параллельных мирах и забыл про всех Пенелоп».

Но я не сдавалась. Шли месяцы, не переставая спать, я медленно (со скоростью Улисса и Телемака в пространстве романа) двигалась к вожделенной кульминации. Это было нелегко, я спала на каждом углу, но вот впереди засветился призывный огонек, мы с Леопольдом пошли на его свет, и я увидела Пенелопу, но... тотчас же заснула. Когда я проснулась... о, мэтр! какие экстравагантные позы вы предпочитаете. Немножко левее, пожалуйста, а то мне отсюда не разглядеть. Я-аа, я-ааа, даст ист фантастиш! Капро... простите, что? Нет, я лучше снова усну, только ирландский Улисс еврейского происхождения способен на такие положения.

Я чуть не проспала вожделенную встречу героев; спросонья мне было не разобрать, кто из них Бык, а кто просто Блум (плюм...плюм... плюм... мерно звучало в мозгу в такт шагам); сколько месяцев, лет, веков прошло к тому времени с момента начала чтения, я не знаю, но редко когда мне удавалось осилить больше десяти страниц кряду. И что удивительно: проделать такое путешествие, и прийти к старому доброму эдипову комплексу, разрешающемуся на пороге борделя! Впрочем, во времена Джойса он был не так уж стар. Что вы сказали? Я не расслышала, по всей вероятности, опять вздремнула на минуточку. Аааа! Безусловно, это гениально, кто же спорит, это просто какой-то потрясающ..... Хррррррррррррррр..... хрррррррррррр.... хррррррррррррррр...

Итак, наступило утро. Дочитанный «Улисс» стал на полке, где он и будет находиться до второго пришествия Гомера по дублинскому календарю. Я чувствовала необычайную бодрость от одного только сознания, что отыскала, наконец, дверь из лабиринта постмодернизма. Жизнь искрилась всеми цветами солнечного спектра, ничуть не напоминая сон. Славно все же, что Джойс закончился, и вряд ли я когда-нибудь еще притронусь к его почтенному труду, если только... если только меня по каким-либо причинам не одолеет жесточайшая бессонница. Тогда «Улисс» снова сможет оказать мне неоценимую услугу. И да хранит его Святой Патрик!