Допустим, я - ТомА

Я уже писал в отзыве, насколько меня разозлил своей неоднозначностью герой данного романа. Как оказалось, мое негодование еще более глубоко. В одной литературной игре, когда надо было представить образец произведения, написанного в эпистолярном жанре, у меня, сам собой, родился текст письма. Текст письма, которое я бы написал, будучи ТомА, и узнав, что у меня, далеко-далеко, во Франции, есть родная дочь.
----------------------------
ПИСЬМО, НАПИСАННОЕ ПРОСТЫМ КАРАНДАШОМ
Здравствуй, дорогая Селин! Тебе, наверное, смешно, что человек, не подававший о себе известий на протяжении 20 (двадцати, Селин!) лет продолжает называть тебя «дорогая». И все же, я повторюсь: дорогая моя Селин, здравствуй! Ведь 20 лет назад, когда нам самим было едва за 20, я именно так, и никак иначе называл тебя.
Не знаю, насколько ты поверишь мне, но прошу тебя: поверь! Поверь! Поверь! Ты – единственная женщина, которую я любил. И я не променял тебя на другую, нет! Я, влекомый высокими целями, уехал спасать человечество от смертельных болезней. Ну хорошо, не все человечество, а отдельно взятую, затерянную в непролазных джунглях, африканскую деревню. Я не мог взять тебя с собой. Там не было ничего похожего даже на минимально комфортные условия проживания.
Через три месяца после моего приезда туда деревне уже ничего не угрожало – вспышка страшной неизвестной болезни была подавлена. Мои коллеги, врачи и медсестры, с которыми я приехал туда, вернулись во Францию. А я уехал в новую гуманитарную экспедицию. Оттуда – в другую, потом – еще в одну. Я – хороший врач. Мне нравится помогать людям. В этом – мое предназначение.
К тому же, как мне казалось, во Франции меня никто не ждет. Родители мои погибли в автокатастрофе, с сестрой мы – в непримиримой вражде. И с тобой я порвал…
Ты, может быть, хочешь узнать, что же побудило меня писать сейчас, спустя столько лет… Селин, дорогая моя Селин, сегодня я узнал, что у тебя тогда, 20 лет назад, родилась дочь. Я уверен, что эта дочь – моя! Сегодня мне показали ее фотографии – она очень похожа на мою покойную мать!
Я понимаю, глупо надеяться на то, что ты до сих пор хранишь память обо мне. Более того, я буду очень рад, если ты смогла счастливо устроить свою семейную жизнь. Но я хочу быть отцом! Я хочу уберечь мою дочь, мою маленькую (если так можно сказать о двадцатилетней девушке) дочечку.
Последние восемь лет я работаю в одном из укромных уголков Кашмирской долины, на северо-западе Индии, у самой Пакистанской границы. На моем попечении находится несколько бедных деревень. Так просто отсюда не уехать, не бросить этих людей. Но я постараюсь как можно быстрее закончить все свои дела, дождаться преемника, примчаться во Францию и припасть к ногам твоим, милая Селин, и моей дорогой дочечки Эммы.
Прости меня за все, Селин! Я не знаю, как бы повернулась моя судьба, если бы тогда, двадцать лет назад, накануне отъезда в Африку, я узнал бы, что ты от меня беременна. Но она повернулась так, как повернулась. Что толку жалеть о несбывшемся? Надо идти вперед и дарить любовь тем, кто вправе рассчитывать на нее уже по самому факту своего рождения.
Ладно, буду заканчивать. Сейчас - второй час ночи, а с рассветом – мне надо ехать в соседнюю деревню – там тяжело болен ребенок. К тому же мои каракули, думаю, становятся уже совсем не читаемыми – трудно соблюдать каллиграфию, ютясь за колченогим столом, освещаемым тусклым светом керосиновой лампы. Как ты понимаешь, интернета здесь до сих пор нет. Поэтому письмо это дойдет к тебе, в лучшем случае, недели через две. Старым дедовски способом – от кончика моего карандаша к почтовому ящику на двери твоей квартиры. Через десятки рук почтовых служащих.
Пожалуйста, расскажи про меня Эмме. Скажи, что я, еще не зная ее, горячо ее люблю.
Целую вас обеих. Ваш Тома.