Смех в темноте

​

Тихо, тихо, нежно, как во сне,
Иногда приходишь ты ко мне ( Гумилёв )

- Набоков
 
- Серьёзно? Это Набоков сказал, что при убийстве бабочек он испытывал стыд и лёгкую грусть? ( проговорила женщина в очках какой-то прищуринкой голоса, словно бы близоруко смотревшего на отражение молодого человека в окне )
 
- Да, именно он. Думаю, у него была целая коллекция энтомологического стыда и грусти… проколотых, распятых бабочек на белом древке листа.
 
- Представила реальных, но огромных бабочек, распятых на высоких крестах вдоль вечерних дорог.
Поэтично до жути.. Простёртые крылья, которые должны были обнять целый мир — пронзены: радужная судорога их крыльев… похоже на инфернальные, чудовищные фонари: белая окружность дрожащего купола света под некоторыми из них — опущенные крылья прильнувших к ним рыдающих ангелов.
У художника Бронникова есть мурашащая сердце картина: проклятое поле.
На ней изображена вечерняя дорога, вдоль которой — распятые.
Есть в этой картине что-то апокалиптическое, особенно…в верной собаке у дальнего креста: на нём распят её друг.
Какое-то удивительное существо тут распято: к нему слетаются птицы, звери приходят… одну руку ворон уже освободил.
Мир повис на одной руке… боже! Да это же мучительнейший и запретный в искусстве и религии образ: сошедший с креста бог. Шелли бы сказал — освобождённый Прометей.

- Как думаешь, кто прошёл по этой дороге, и главное, куда?
 
- Хороший вопрос, ибо если распяты души, то…
 
- … То, либо мы что-то не знаем про рай, либо по этой грустной дороге души не попадают на небо, но, наоборот, возвращаются с небес на землю, ужасаясь тому, какое здесь царит безумие и насилие над душой: они что-то хотят сказать человеку о жизни и небе… но их казнят, как бунтовщиков и поэтов.
 
- У Цветаевой есть пожалуй, самое правдивое в своей трагичности стихотворение о душе: изнасилованная муза, в рубище и каплях крови на рваной одежде, идёт какой-то пьяной от горя походкой, прикрыв дрожащими крыльями своё лицо.
Теперь мне кажется, что именно по этой дороге она должна была идти… точнее, она имела редкий опыт пройти по ней туда и обратно.
Сначала, в какой-то лёгкой пене крыльев, похожих на фату невесты: прекрасная, с любовью к людям и миру… и обратно, изнасилованная, оболганная..
Такова судьба красоты на земле. А Достоевский ещё хотел, чтобы она спасла мир. Себя бы ей спасти…
 
- А я верю Достоевскому. Красота непременно спасёт мир, правда, сначала ей предстоит пережить насилие и смерть, точнее, медеево убийство того, кого она зачала от насильника.
 
- Ты описываешь не красоту, а гётевскую Маргариту.
 
- Так и Гёте под Маргаритой имел в виду именно красоту, которая должна была спасти Фауста, человечество, а значит и сам мир, тем самым оправдав его.
Уверена, что мысль Достоевского о красоте в «Идиоте», вышла именно из образа безумной и несчастной Маргариты в «Фаусте».
Ты не думал, что Гёте в своей Маргарите, и Фаусте с Мефистофелем, к ней заглянувших в окошко, изнасиловав её судьбу, поспорив на женщину ещё более чудовищно и как-то симметрично, нежели бог с Мофистофелем поспорили на Фауста… создал инфернальный и жуткий апокриф благовещенья, с фактически мотивом Андрея Платонова о гибели Христа в младенческом возрасте?
 
- Интересная мысль. Но тогда… выходит совершенно поразительная вещь: чудесный сын Фауста и Елены( Магдалены), это — воскресший, родившийся уже взрослым, сын Гретхен.
Так значит, безумная красота должна спасти наш безумный мир?
Хм… а в этом что-то есть.
 
- Вот ты сейчас сказал о безумной, трагической красоте, и я почему-то вспомнила… Цветаеву, нашу русскую Гретхен, которую многие обвиняют в убийстве своей дочки.
Знаешь, Цветаева однажды прогуливалась с Набоковым по вечерним парижским холмам.
О чём они говорили? Возможно, проходя недалеко от кладбища Монпарнас, Цветаева с грустной улыбкой вспоминала, как в юности она возвращалась из Тарусы с сестрой Валерией от друзей.
В руках у них было по тому "Войны и мира" Толстого.
Вдруг, Цветаева остановилась и предложила, озорно сверкнув глазами в очках: а давай переночуем на кладбище!
Так, две сестры улеглись в цветах возле могилок, подложив под головы по тому Толстого и зачарованно смотрели на заалевшие края облаков.
 Ровно 100 лет назад юные Перси Шелли и Мэри, встречались тайно на кладбище возле могилы матери Мэри. Назначали свидание ночью там и лежали в цветах: их первый поцелуй...
Знаешь что спросил бы улыбнувшийся Набоков у Цветаевой?
На каком томе она спала: где Андрей Болконский смотрел в высокое синее небо, простёршись в цветах на поле сражения, или…
Так могли идти в рай по вечерней дороге с фонарями лун и планет по бокам, Маргарита и Фауст.
 
- Ты действительно думаешь, что Маргарита спасла Фауста?
Это больше похоже на инфернальную месть женщины за причинённое ей насилие.
Маргарита много страдала, и, как сказал бы Булгаков - стала ведьмой.
Интересно, а кем является ведьма… для друга? Просто, волшебницей, музой?
Маргарита скрывала это даже от неба и ангелов, что пришли к ней однажды, когда она умерла.
Она стала ангелом. Она была в раю и шла по тревожным и жёлтым цветам, переливающихся на ветерке радужной рябью.
Её убиенное дитя, дитя Фауста, лучистым ангелочком-мотыльком порхало вокруг неё, целовало её плечо, замирая на нём.
Перед её страданием склонялись ангелы, все сокровища неба и земли, искусства, были под её ногами.
Но она пожертвовала этим всем, пожертвовала небом и вечностью души, дабы отомстить Фаусту.
 
Да, когда ослепший Фауст умирал в грехе и нравственной муке одиночества, копая могилу, не зная сам что он роет, он услышал смех в темноте.
По шёлковой паутинке луча к нему в темницу смерти спустился лучезарный ангел о восьми крылах: это была Маргарита, сама красота.
Да, она простила Фауста, она спасёт его и выведет к свету!
Обняв своим крылом его озябшую душу, Маргарита идёт с Фаустом по узкой тропинке луча.
Они уже почти достигли неба, перед ними доверчиво вспыхивают миражи рая, прекрасных искусств, дивные соборы с голубыми, лиловыми куполами планет… и вдруг, словно бы лампочку луны кто-то разбил: всё трагически гаснет.
Тьма прорастает, оживает шорохом, смехом.
Фауста кто-то обнимает тёмным холодком: одна рука, вторая… и вдруг — третья, четвёртая, пятая! Восемь жутких рук и ног обнимают Фауста!!
 
Беспомощно простёртый в долине вечера смерти, Фауст, оступающимся, растерянным взором смотрит перед собой, не в силах пошевелиться.
Сверху, светло невесомится какой-то листок… Он кружится и подлетает к нему мотыльком, замирает у него справа под грудью живой и переливчатой стигматой от следа копья, пронзившего Христа на кресте.
Да, это Маргарита с сыном, точнее, то, во что она превратилась: огромным чёрным пауком она сидит на нём, ласкает его одной рукой, второй, третьей.. целует его и смеётся.
Из низа её живота словно бы сорвалась звезда, протянувшись шёлково блеснувшей паутинкой.
Луч паутинки в невесомости смерти и мрака вьётся живой спиралью, похожей на трос космонавта в открытом космосе.
Пуповина троса блёстко натягивается… рвётся.
 
Фауст остаётся в совершенном одиночестве, оставленный Мефистофелем, богом и Маргаритой, где-то за миллион световых лет от ада, рая, Земли.
Ожидание жизни и смерти, Надежды и безнадёжности — сливаются в одну раскалённую нить горизонта на закате.
Ожидание превращается в неприкаянного Вечного жида, в чистилище и гомеопатически разбавленные чувства существования, в которых бесконечно теряешь себя и вечно ищешь кого-то.
Это образ человечества, которое искушают в ночи.. красота и искусство, заманивая в ад одиночества, безумия и разврата.
 
Так Маргарита отомстила Фаусту, похитив его у Мефистофеля и бога: в их споре за душу Фауста — проиграли оба: выиграла женщина.
Слышен смех в темноте. Смех поруганной и властной женщины.
Вот, Маргарита слетает к Фаусту огромным тёмным ангелом, с чуть заалевшими кончиками крыльев, словно бы обмукнутых в закат.
Она целует Фауста в глаза — и он слепнет; целует в губы — и они немеют; губы женщины и её крыло, соскальзывают ниже, целуют грудь, и сердце сладко обмирает, замирает.
Фауст ничего не видит, не слышит, но… чувствует во тьме.
Его мир сузился до Маргариты, чьи тёмные касания в ночи он теперь ощущает как последний, тёплый отблеск мира.
Маргарита продолжает его целовать, словно одеялом, закрываясь от посторонних глаз и звёзд, свои тёмным крылом.
В жарком коконе крыла, содрогается душа Фауста, познавая женщину, познавая боль её тела, судьбы и боль насилуемого мира.
 
- Жуть какая. Похоже на апокрифический сон Достоевского о пауках в тёмной баньке, сон Достоевского после прочтения Фауста.
 
- Почему жуть? А я бы не отказался, моя милая волшебница, если бы у тебя на одну ночь было восемь рук, как у паука.
 
- Хм... я бы тоже не отказалась, если бы у тебя было… восемь рук и ног на одну ночь и чтобы ты был нежно прикован ко мне: как мотылёк к пауку в нежном шибари паутины: твои простёртые крылья стали бы прелестно смятой простынёй за нашими спинами.
 
- Слушай, если бы некий вор вдруг залез к нам в окошко в эту инфернальную ночь, в которой по стене, потолку, ползали бы два влюблённых, огромных паука, обнимая друг друга всей сумасшедшей роскошью рук и ног, то он бы сошёл с ума, забившись в дальний угол этой безумной комнаты.
Как странно у тебя очки блестят… в них отражаются мои глаза.
 
- Посмотри, за окном зажигаются фонари… Как славно заалели края облаков.
Может быть… прогуляемся?
 
- Прогуляемся? Смотри, у нас лампочка перегорела…
Знаешь, мне иногда кажется, что ни этого мира, ни этой зимы за окном, ни вон того гуляющего человека с собакой — нет, а есть лишь Фауст, я, простёртый где-то в долине тёмной утра, а надо мной — грустная, и словно бы чего-то стыдящаяся Маргарита.
 ..............................
Фары машины светло полоснули по окну.
На потолке что-то ожило на миг. Тень люстры засеменила по потолку полупрозрачным, огромным пауком.