Девушка пела в церковном хоре...

Предисловие (для узкого круга друзей)

Атеистам иногда полезно читать подобные книги.
В конце концов, это всё та же повесть о душе человеческой и её метаниях, поиске истины и счастья, словно светлого и просторного дома с улыбкой сирени за окном, куда мы иногда возвращаемся в своих снах о детстве.
И что с того, что этого дома быть может уже нет? Что эта сирень срублена под корень?

Я не верю в бога, и даже в порыве карамазовской страсти дрался на этой почве со своим старшим братом, но также мне приходилось не раз и защищать... религию и бога.
Разные бывают компании и разговоры, похожие на сны.
В одном из таких разговоров в странной компании, меня ужаснула и как бы... причинила эстетическую боль, совершенно детская и грубоватая в своей чудесной простоте логика одного восточного парня, свойственная мусульманам: он несколько свысока подсмеивался над христианством, над совершенно безумной и нелепой с его точки зрения идеей распятого бога.

Что забавно, и для меня эта идея была безумной и нелепой.
Но для меня и тело человеческое нелепо и безумно в своей трагической немоте выразить любовь.
Да и честно говоря, стало безумно обидно за весь сияющий размах нашей культуры... обидно за Достоевского, Данте, Паскаля и даже Набокова.
Грустно стало за этого парня и ту красоту, которая навеки для него закрыта.
Что ему миры Достоевского, Платонова? А поэзия Рильке, Блока, Эль Греко?
Как ему объяснить красоту и боль чувства распятия, с его бессознательной идеей раскинутых в синеве, над землёй, рук пронзённых, желавших... обнять весь мир, всех людей?
Это ведь не божественная мысль, а чисто человеческая.
Кроме того, есть в идее бога, пожелавшего стать человеком и умереть... что-то экзистенциальное и в высшей степени художественное, отвечающее бессознательному томлению человека и природы по истине, которой нет.

Есть чудесный угол зрения восприятия на идею, явление, как у художника, который написав картину, не может всё же увидеть её целиком, дабы исправить огрехи.
Ему нужно время, чтобы оборвалась та голубая пуповина взора и сердца, связующая его с произведением.
А ещё лучше... художник должен взглянуть на произведение глазами других, изъяв себя, своё эго из всего этого, просто прочувствовав боль красоты, её отрицание и отрицание себя.
А в идеале, почувствовав просиявшую тишину счастья, как бы восполняющую и связующую ту безмерную красоту, что была ещё до рождения художника, мерцая в звёздах, сирени на ветру... ту красоту, что робко мерцает в душе каждого человека и что будет мерцать после смерти художника и этих людей.

В этом смысле, если бы бог был, он был бы обречён не только на то, чтобы в тоске по чувству, страданию и внезапному счастью людей, стать человеком, но и на то, чтобы умереть человеком за всех людей, желая что-то исправить: опыта смерти у бога ведь тоже, не было.
Если по Сартру, у человека в душе дыра размером с бога, то у бога на небесах дыра, чудовищная воронка, размером с человечество и всей страдающей жизни, от звезды, до маленькой замученной былинки: несвятая святая!
Скажем честно: при всей своей вездесущности al dente, бог никогда не мог стать своим творением, бескорыстно разлив себя в нём.
Потому творение и обречено вечно бунтовать против него: в образе ангелов ли, человека...
И только став всецело человеком, с его сомнениями в боге, себе, вечной жизни... с реальной опасностью умереть вместе с человеком, бог становился... богом вполне.

К сожалению, или к счастью, это было бы смертью бога и его рождением: бог впервые стал богом, родившись в теле человека.
И вот, прожив совсем немного в категориях вечности, словно редкий и странный цветок на обрыве вечерней скалы, бог умер... навсегда, пантеистически слившись с людьми и природой.
Есть в этом красота и боль самой жизни, даже в художественном плане.
В этом же плане в общении с богом есть что-то спиритуалистическое.

История

В книге рассказывается интересный эпизод из юности автора, приведший его к богу.
Компания друзей по ночам вызывала на спиритических сеансах души известных людей: художников, писателей..
На одном из таких сеансов вызвали дух Гоголя, который жалобно просил о помощи: помогите... страдаю... сера, огонь!
Неужели автор "Мёртвых душ", сжёгший 2 том данной поэмы.. по злой иронии судьбы сам угодил в ад?
Молодые люди спросили у несчастного Гоголя: Чем помочь?
Душа Гоголя.. робко сказала, что если они и правда хотят ей помочь.. они должны... принять яду.
В комнате воцарилось молчание. Доигрались...
И правда: чтобы ему помочь, нужно было стать таким же как и он - мёртвым, к тому же - в аду

Жуткие мысли приходили на сердце молодёжи: а что, если они уйдут из этой комнаты с голосом Гоголя, а голос Гоголя останется в их голове, сольётся с их мыслями затаёнными, страхами... сведёт их с ума, и кому-то захочется выпрыгнуть из осеннего окна, изувечить себя, убить?
Такие случаи после спиритических сеансов печально известны.
А вдруг... это вовсе и не дух Гоголя, а самый обыкновенный бес?
Или же, что-то сумасшедшее и страдающее в мрачных глубинах природы, желающее как бы поменяться местами с тем, кто с "ним" говорит, кто его случайно пробудил от забвения? Желание стать... человеком.
Знаете, есть такие места в природе, тихие осенние переулочки с обморочно раскачивающейся веточкой клёна под фонарём, от которых тёмный холодок пробегает по сердцу.
Эти места и явления словно бы мучаются, бредят, желая сказать что-то, но не могут... и лишь иногда, забредший к ним несчастный влюблённый, поэт или пьяный и отчаявшийся человек, понимает и слышит их, не веря и ужасаясь себе.

К чему это я. Мне в юности приснился похожий сон.
Точнее, это была серия одних и тех же странных снов.
В церковь, недалеко от моего дома, привезли нетленные мощи одной известной святой.
Много страждущих людей пошли приложиться к мощам.
Разумеется, вскоре пошли слухи об исцелениях и чудесах.
Мои родственники тоже пошли к мощам и потом со счастливыми лицами рассказывали о благодати.
А мне просто нравились их счастливые лица: было в них что-то детское, чистое... когда выбегаешь в голубой зимний дворик с тихо падающим снегом, вдыхая в себя всю белую, невесомо кружащуюся в небе красоту: снежинка коснётся высокой веточки сирени, и в тот же миг на твоих губах - тёплая сирень улыбки, словно есть какой-то незримый в природе закон, связующий твоё сердце, улыбку, веточку и эту снежинку, во что-то одно, счастливое и таинственное.

Родные говорили мне, дремучему безбожнику, о чудесах, как о зримых лучах доказательства бытия бога, солнца зашедшего: это была победа!
Если бы в это время на небе свершилось что-то удивительное, лунно проглянул рай из-за куполов облаков, и люди, обнявшись, поднялись в воздух, забыв все ссоры и скинув тяжёлые и ложные мысли с себя, они бы не очень и удивились всему этому: их сердца уже были приподняты к небу и полны этим синим воздухом счастья и чуда.
Что я им мог сказать? Испортить это чудо и счастье?
Это как... видеть, что человек поднимается от счастья в воздух и зацветшую среди зимы листву, и в безумной ревности, злобе слепой, прыгнуть к нему, ухватившись за его ногу, увлекая к земле.

Перси Шелли был прав: воображение учит природной и бескорыстной добродетели; оно разветвилось однажды на дивные миры религий и искусств... и как же сладко порой вновь воссоединить эти ручейки разлучённых ветвей, словно брата и сестру, росших в разных условиях.
В самом деле, вот так вот запросто, среди бела дня подойти в переулочке с клёном и убить счастье близкого тебе человека, было бы так же безумно и нелепо, как подойти к писателю и накричать на него с умным видом всего-лишь за то, что в его книге описываются несуществующие в мире вещи.
И что с того? В мире не было и разговора Наташи Ростовой и Андрея Болконского у окна.
Но.. чувство от этого разговора было реальнее и подлинней многих разговоров на земле, и это чувство было доступно многим, в них тоже что-то говорило перед незримой красотой и тайной в "болконской" вышине.
Так и счастье моих родных и незнакомых людей было доступно и мне, и вера их в исцеления, в которые я верю не меньше их, как верю и в то, что такие же исцеления случались ещё и до Христа в языческих странах: просто мы толком ещё не знаем тайну человека и... воображения.

Но это всё лирика. Главное в другом: мне тогда приснился странный сон. Веточки снов..
В продолжении нескольких дней мне снилась эта святая, но была она совсем ещё молодой и красивой женщиной.
В руках у неё была веточка сирени.
По каким-то райским законам сна, я сразу почувствовал, увидел то, как она любила в юности, как была счастлива безмерно, почти паря над землёю и любя всех людей, всю милую природу.
А потом она была несчастна в любви, но этот голубой, накренённый взгляд высоты, с которой она любила всех людей, остался с ней.

Она пела в церковном хоре, почти как в блоковском стихе, а потом удалилась от мира и стала послушницей монастыря.
Вела добродетельную и тихую жизнь. Молилась о счастии всех людей...
А потом была слепота и тёплые голоса людей возле неё, похожие на осеннюю листву, когда идёшь через солнечный лес, запрокинув к небу лицо и зажмурившись от внезапного, лилового счастья.
Была сирень, к которой она подошла однажды в ночи, робко коснувшись её и поцеловав, с блеснувшими на глазах слезами.
А потом ничего не было. Была сирень на ветру и пение птиц, и снег, звездящийся над потемневшими и как бы ослепшими ветками.

Она любила жизнь и людей. Она хотела продлить эту любовь, словно крылатую тень души, отброшенную на дома и деревья - на будущую жизнь.
Всецело доверившись этому чувству безбрежной любви, женщина шагнула с улыбкой... в просиявшую пустоту.
Но другой, вечной жизни - не было, и весь её яркий размах любви и веры в бессмертие, оступился, не разлился в милую ей природу, многое в ней осветив, а замкнулся на себе, обнял себя.
Эта милая женщина была в плену у своего ложного бессмертия, как застоявшаяся в тёмной впадинке вода по весне: все ручейки уже прожурчали синевою, листвою и небом, смехом детей, а она... в вечной тени, скрытая от мира, таит в себе и лелеет свою грустную и тёмную воду.
Женщина, святая.. со слезами на глазах просила у меня помощи.

Она показывала, как к ней каждый день приходят самые разные люди, мужчины и женщины, и...причиняют боль её душе, касаются её истомлённого тела руками, губами... требуют от неё чего-то... и никто, никто не пожалеет её саму, не спросит, как она там, не обнимет её и не выслушает.
Женщина закрыла лицо руками и тихо заплакала... в её руках дрожала и, казалось, плакала, сирень.
В своём сне на следующую ночь я... отправился в церковь, приложиться к мощам этой святой.
Мои родные удивились моей перемене и обращению к вере, но встретили её с пониманием: свершилось ещё одно чудо...
Они не знали.. люди в церкви не знали, что каждый вечер к мощам святой ходит приложиться... обыкновенный атеист, склоняясь перед нею на колени и со слезами на глазах говоря с нею шёпотом.
Кому я молился? Другой великой мученице и святой - природе.
Я молился, чтобы она даровала покой этой женщине, дав ей свободу, разлив её любовь и душу - в мир.

Женщина с сиренью говорила, что мучается и.. её даже пугают многие исцеления: она изо всех сил желала исцеления несчастным детям, но они умирали в муках, а выздоравливали совсем другие люди, с улыбкой темноты в сердце... она и им желала исцеления, в том числе и от этой тьмы... но дети, дети ( сирень дрожала в руках воздуха).
Вот что она говорила: моя душа не могла всем помочь и плакала от этого, плакало моё печальное тело, мироточило, как и мои иконы, плакали, словно вечерние окна в осенний дождь с грустно взошедшим месяцем над зелёной листвой, облаками, а люди...улыбались и радовались этому чуду!
Ещё она говорила, что многие люди, прикладываясь к её мощам... общались вовсе не с ней а с тёмной и тенистой водою природы, в которой много чего водится, и что она...сама боится того, что там водится.
Да и исцеления эти меня пугают - продолжала женщина, - они привносят в любовь порыв эгоизма и избранности, деля людей на тех, кто больше достоин любви и сострадания, и тех, кто меньше: уже не бог, а любовь распинается!
Но самым ужасным было... несчастные и голодные до жизни лица страждущих, которые тянули руки к небесам, как власть имущим, небрежно сбрасывающим со своего стола им крошки добра: они видели что всем не достанется... и всё равно тянулись, давя в себе и рядом - любовь.
А как же животные, те люди, которым не меньше нужна помощь - говорила со мною сирень, - которые даже не знают о боге?
Да, они не знают меня.. но они любят сирень, любят стихи Уитмена, Блока и Шелли, которые я читала в юности как молитвы в ночи, они любят это звёздочку в небе...а значит, они сердцем рядом со мной.
Но я... не могу им помочь! Ах, если бы они знали... какой это ад, желать помочь всем страждущим, и не мочь этого сделать!!

Дрогнула сирень в моём сне и повисла в воздухе.
Женщина исчезла. Ещё некоторое время, последние слова женщины продолжали доноситься из сирени, как тени волос, запутавшихся в ней.
Я вымолил свободу и покой для этой святой...
На следующий день в церкви случилось ужасное: у всех на глазах, нетленные мощи святой - враз истлели, словно бы в ужасе отпрянув в прах от слепых и жадных касаний людей.
У прихожан была паника и отчаяние в глазах: рушился прежний мир...
А рядом с церковью, посреди зимы и холодного ветра, зацвела веточка сирени, запела синица из воздуха..

Душа женщины освободилась и была счастлива.
Она наконец-то обняла душою всё то, что любила при жизни и никто уже не мог из-за слепого эгоизма добра, незримо для многих насилующего красоту и любовь на земле, лишить свободы её душу.
Её душа теперь равно обняла и людей и животных, всю милую природу.
Когда я проснулся, я принял решение сходить в церковь к мощам святой.
Но, к сожалению, их увезли в другой город.

В воображении вспыхнул трагический образ Катюши Масловой из романа Толстого "Воскресение", которую перегоняют в новую ссылку: женщина полуобернулась в толпе, скованная в запястьях, посмотрела на меня грустными, но по прежнему нежными глазами, и улыбнулась, как сирень на ветру...
Эту святую я не забыл. Я иногда молюсь о ней... природе.