О ВОЛКАХ, КОМСОМОЛКАХ И БОГОМОЛКАХ.

Раз в месяц заезжаю в энергоснабжающую организацию получить счет-фактуру, подать сведения и заплатить. Все дела минутные, кроме последнего. Оплата занимает минут десять. Если нет очереди. Когда перед тобой человека четыре, можно прождать и час. И еще там сложносочиненный режим работы кассы: начало позже; несколько технических перерывов; окончание в разные дни по разному, но всегда раньше конторы в целом. Нет, не возмущаюсь, просто так есть. Вчера образовались кое-какие деньги: Что - думаю - Тянуть до конца месяца, заеду пораньше.

И не рассчитала времени, попала на перерыв. Собираюсь развернуться уйти, дяденька из тех стойких оловянных солдатиков. что дожидаются окончания обеда в организациях, чтобы быть первыми, говорит: Через 10 минут закончится. - А вы все в кассу? - спрашиваю с сомнением. Выясняется, что трое ожидающих в разные места, значит буду первой. А что без счета, нестрашно, за двадцать лет работы кассир меня наизусть знает. Среди ожидающих старушка - Божий Одуванчик. Мелкая, в неопределенно-"бабушкином" зипунчике и темном платке поверх седых кудряшек. Улыбается полным ртом стальных зубов: "Время-то какое хорошее настало, везде меня без очереди начали пропускать, как восемьдесят сравнялось".

Киваю в ответ вежливо: отчего не скоротать ожидание, бабулька не злобная и с морщинистого личика блестят веселые удивленные по-детски правильностью мироустройства глаза. Рассказывает, как о великом приключении, о переходе дороги: "Вижу, милицанер, подошла к нему, спрашиваю, сынок, как бы мне на ту сторону перейти? - А сколько лет тебе, бабушка? - Восемьдесят один. - Ну тогда можешь на любом месте переходить". Двусмысленность ответа чуть сбивает дыхание с такта, но завершается все благополучно, гаец мановением жезла образовал для моей собеседницы волшебный коридор.

Узнаю, что последние времена настают. "Я одной старушке сказала: Скоро Господь наш Иисус Христос придет на землю. Она: Скорей бы уж, хоть порядок наведет. - Он судить будет последним судом. - А, ну тогда не надо". Что скоро война, начавшаяся на Востоке, сметет мир с лица Земли и вот тогда Он явится, так-де в Писании. Религиозность ее апокрифична и к фундаментальному православию относится примерно так же, как пляски дервишей, но верит искренне. И она на связи. Не смейтесь только, я встречала здесь таких бабушек, они с Иисусом как с вышедшим за сигаретами мужем: сейчас нет, но присутствие во всем и можно не прерывать мысленной беседы.

"Я уж одну войну пережила. Как отца забирали в солдаты, затемно уходил, мама нас с братом будить не стала попрощаться, а я проснулась, скатилась кубарем с печи, выскочила как есть за ним, за ноги цепляюсь. Меня тогда веревкой высекли, лежу, плачу и молюсь: Господи, дай ему вернуться. Хоть каким, хоть больным, хоть калечным. Так и отмолила. Вернулся."

Когда немцы пришли, мы голодали, а они в соседней избе барана резали. Я подошла и говорю: Мы с голоду помираем, а фрицы баранов жрут. А он услышал (Кто, он? - Немец), подскочил ко мне, да как ударит, так и упала возле забора и дух вон из меня. Мама с работ приходит, живы ли дети или с голоду уже померли, спрашивает братика обо мне: А она у соседей спит целый день. - Как спит? (холодея, представляю, что должна подумать крестьянка, имеющая восьмилетнюю дочь, при таких словах) - Лежит возле забора и не встает, я ее и звал, и за космы тягал - никак. Мама прибежала, а я в себя пришла уже, только встать не могу. Она ключицу дощечками мне притянула, срослась.

Летом пошли с братиком за ягодами, вдруг собака крупная и откуда только в лесу взялась, выскочила прямо на меня, чуть не опрокинула. Строго так говорю: А ну сидеть! Пес сел и смотрит. Не лает, не рычит, зубами только щелкает. Ругаюсь на него. а братик говорит: Это же не собака, а серый волк - зубами щелк. Батюшки, страх то какой! "Не укуси нас, Волчок," - говорю, - Братик у меня маленький и я невелика, мы тебе плохого не делали, не укуси нас". Так и пошли потихоньку домой, только не бежать, враз догонит и порвет. А он сидел, смотрел вслед и зубами щелкал. Мне потом старухи говорили, это от того, что ты девочка богомольная, Бог вас охранил и силу тебе дал против дикого зверя.

В пионеры не вступала, а в комсомол хотели заставить. Не могу, отвечаю, я же Богу молюсь. Ты, говорят, нам все показатели портишь по району. Отчислим из школы, о чем думаешь. учишься ведь хорошо. - За что отчислять? Не могу я в комсомол. До ночи продержали в школе, да так и отступились. Домой вернулась, родители: Где была? - В комсомол не хотела вступать. А секретарь комсомольской организации потом сказал, что любит меня, одна я такая.

Окончания истории не узнаю, мне открывается касса, бабушке ее окно. Как странно, думаю. Моя мама пятью годами моложе, а выглядит - моложе на все двадцать и никому в голову не придет назвать ее старушкой, и речь у нее грамотная, а поговорить при встрече не находим о чем. Тут целая повесть за десять минут. Подвиги, мытарства, подвижничество. У канадского писателя Робертсона Дэвиса в "Пятом персонаже" есть понятие "слабоумные святые". Отчего не быть слабоумным подвижникам?