То ли в седьмом, то ли в восьмом классе русский язык и литературу нам преподавала учительница по имени Зоя Александровна (Зойка, как я ее называла). Это была самая обычная молодая женщина, в меру грамотная (но не слишком, мне казалось), доброжелательная, низенькая, с висящим подолом юбки и в красных стоптанных босоножках. Юбка свисала не просто так: часто за нее держались молчаливые дети – брат и сестра двух и трех лет примерно.
Всего этого мне хватало, чтобы считать ее чуть ли не пропащим человеком – откуда мне было знать, какой это подвиг, работать вот так, с малышами наперевес. Сейчас понимаю, что она вовсе не была глупой. Но именно таковой я ее считала, поэтому всячески ерничала на уроках и по-подростковому максималистски выражала негатив по поводу и без повода.
Однажды на уроке речь зашла о «Дон Кихоте», которого я уже прочитала к тому времени, и что-то мы с ней не сошлись во мнениях. Я страшно раскипятилась, она меня осадила не без труда: я слегка притихла, но оставалась «в стойке».
– У тебя есть зеркальце?
– Зачем вам?
– Есть или нет?
– Ну.
– Достань и посмотри на себя. Как бы Сервантес описал такое лицо?
Ох. Он описал бы его как очень злое и... очень красное. Простите меня, Зоя Александровна. Спасибо вам за науку.